ПАВЕЛ ФЛОРЕНСКИЙ

Позятмиэм — фило­ софское направле­ ние, исходящее из то­ го, что все подлинное (позитивное) зна­ ние — совокупный результат специаль­ ных наук.

Магичность и мис­ тичность слова рас­ сматривается Фло­ ренским как антино­ мия явления и смыс­ ла.

Картезианство — на­ правление в филосо­ фии и естествозна­ нии XVII-XVIII вв., теоретическим источ­ ником которого были идеи Р. Декарта.

которые не могут быть порою названными иначе, как преступлениями.

Дело в том, что слово, как посредник между ми­ ром внутренним и миром внешним, т. е. будучи амфи­ бией, живущею и там и тут, устанавливает, очевидно, нити своего рода между тем и другим миром, и нити эти, какими бы ни были они мало приметными взору позитивиста, суть, однако, то, ради чего существует са­ мое слово, или по крайней мере суть первооснова всех дальнейших функций слова. Эта первооснова, очевид­ но, имеет направленность двустороннюю, во-первых, от говорящего — наружу, как деятельность, вторгаю­ щаяся из говорящего во внешний мир, а во-вторых, от внешнего мира к говорящему, внутрь его, как воспри­ ятие, получаемое говорящим. Иначе говоря, словом преобразуется жизнь, и словом же жизнь усвояется ду­ ху. Или, еще говоря иначе, слово магично и слово мис­ тично. Рассмотреть, в чем магичность слова, это значит понять, как именно и почему словом можем мы воздей­ ствовать на мир.<...>

Что же есть слово на взгляд большинства? — Некоторый удачно или неудачно выработанный смысл, точно или расплывчато образованное понятие, переда­ ваемое другому посредством внешнего и внешне с по­ нятием связанного сигнала, звукового знака, совершен­ но условно присоединенного к означенному смыслу, хотя при этом остается решительно непонятным, как же может быть связываемо, даже условно, то, что внут­ ренне не имеет никакой связи, и, следовательно, в силу того, что самое условие должно налагаться либо с той, либо с другой стороны,— или материально-механиче­ ски, или рационально-логически,— не может образо­ вать прочного соединения. В сущности, с этой точки зрения было бы правильно просто отрицать самое су­ ществование слова, подобно тому как в картезианстве наиболее последовательным было бы прямое непризна­ ние человека; но действительность в том и другом слу­ чае свидетельствует о себе слишком принудительно, или, если угодно, тут слишком трудно было бы совсем

не подчиниться общечеловеческому воззрению, и — компромиссно — существование слова, как и сущест­ вование человека, не отрицается, но с замалчиванием непонятности и, более того, прямой неприемлемости этого существования в пределах дуализма. Слово тогда есть, как понятие, нечто замкнутое безысходно в преде­ лы бессильной и ирреальной субъективности, которой, если договорить мысль до конца, нет места в бытии. А с другой стороны, как сигнал, слово есть некоторая минимальная энергия физического порядка,— звуковая энергия, и вообще-то наименее действенная, в данном же случае — настолько малая, что с нею, как с силою во внешнем мире, по-видимому, не стоит и считать­ ся^. ..> Следовательно,— спешат заключить наши про­ тивники,— следовательно, воистину слово есть, в каче­ стве силы внешней, не более как «только слово»,— пустое слово, flatus vocis — дуновение голоса, по опре­ делению номиналистов средневековья, nihil audibile — ничто, хотя и слышимое, но, конечно, кроме слышимо­ сти не имеющее далее никаких, выходящих за пределы субъективности говорящего, последствий. Несмотря на ничтожный физический свой придаток, слово не может почитаться подлинною реальностью и есть лишь смысл, взятый отвлеченно.<...>

Между тем, с звуковой стороны слово вовсе не есть звук вообще, вовсе не какая-то звуковая энергия, а напротив, есть звук чрезвычайно выработанный, зву­ ковая энергия, весьма тонко организованная, имеющая определенное и высоко дифференцированное строение и, следовательно, если вместе с Оствальдом говорить об «энергии формы», то обладающая, в этом смысле, большой интенсивностью. Слово, самое по видимому простое, есть, как мы видели уже, сложный и богатый мир звуков; однако этот мир был бы оценен нами как неизмеримо более полный и многообразный, если бы слух наш не был так мало воспитан в различении ма­ лых звуковых интервалов. Если бы, например, мы уме­ ли различать хотя бы четвертные тона, как это привычно воспитавшим свой слух на восточной гамме, то уже и то- | гда модуляции слова были бы поняты нами в качестве II

Дуаш зм — фило­ софское учение, ис­ ходящее из призна­ ния равноправными двух начал— духа и материи.

Номвиалпм — на­ правление средневе­ ковой схоластической философии, отри­ цающее реальное су­ ществование общих понятий (универса­ лий) и считающее их лишь именами.

Оствальд Виль­ гельм Фридрих

(1853-1932), немец­ кий ученый и фило­ соф.

Семема (от греч.— обозначаю) — едини­ ца языкового содер­ жания (смысла).

Сниергм (греч.) — совместный, согласо­ ванно действующий.

сложных музыкальных произведений, кажущихся ми­ ниатюрными лишь по своей кратковременности, но при растяжении времени, например приемом гашиша, представляющих собой сложнейшее целое,— некото­ рую симфонию звуков. Законченная организованность всего этого сплетения звуков, его строго очерченная индивидуальность, его неслучайность, даже в малей­ ших подробностях, видны, между прочим, из того, что самое малое изменение целостного комплекса звуков, изменение, едва ли учитываемое средствами физиче­ ского анализа, сразу признается ухом: среди шумов, криков и множества голосов нам нетрудно следить за определенным, нам знакомым голосом, и малейшие из­ менения его тембра, например от хрипоты, от закрыто­ сти рта, от смущения или радости, и самые тонкие, по­ рою тщательно скрываемые, интонации голоса учиты­ ваются, несмотря на море волнующихся кругом нас звуков. Вне всякого сомнения, тем или иным способом, но звук доходит до нашего уха и приходит к нашему сознанию как одно индивидуальное целое, раз только он был произведен таковым. <.. .>

В слове я выхожу из пределов своей ограничен­ ности и соединяюсь с безмерно превосходящей мою собственную волею целого народа, и притом не в дан­ ный только исторический момент, но неизмеримо глуб­ же и синтетичнее,— соединяюсь с исторически прояв­ ленною волею народа, собирательно запечатлевшею себя образованием такой именно семемы данного сло­ ва. Слово синэргетично <.. .>. Как бы по нарезкам вин­ та мое внимание ввинчивается в семему по ее наслое­ ниям и тем концентрируется, как не могло бы концен­ трироваться никаким индивидуальным усилием. Слово есть метод, метод концентрации. Собранную в один фокус историческую волю целого народа — в слове я имею в своем распоряжении, и дело — не в силе,

|а лишь в умении ее направить в нужную мне сторону. И вместе со словом, мною произнесенным, продвигает­ ся и вонзается в пространство моя сконцентрированная воля, сила моего сосредоточенного внимания. Попадая же на некоторый объект, способный получить толчок

от воли, слово производит в нем то изменение, какое способен получить данный объект, и ввинчивается в

объект всеми нарезками воли, пробужденной в сказав­ шем это слово соответственными нарезками семемы. Если объектом нашего слова был человек же, или дру­ гое разумное, или хотя бы сознательное существо, то, помимо прочего действия, сказанное слово вторгается в его психику и возбуждает здесь, этим напором вели­ кой воли целого народа, давление, вынуждающее пере­ жить, перечувствовать и продумать последовательные слои семемы слова, устремляясь вниманием в намечае­ мую ею сторону и производя соответственное волеизъ­ явление. Суть действия — в том, что наслоения семемы откладываются в слове не произвольно, но — в неко­ тором, более чем только логически связном порядке, и потому, стоит взяться за кончик нити, свитой в клу­ бок мощною волею и широко объемлющим разумом народа,— и неминуемая последовательность поведет индивидуальный дух вдоль этой всей нити, как бы ни была она длинна, и незаметно для себя этот дух окажет­ ся у другого конца нити, в самом средоточии всего клубка, у понятий, чувств и волений, которым он вовсе не думал отдаваться. Сила действия слова, со стороны его семемы,— в спиральности его строения, почему слово втягивает, всасывает в себя и затем себе подчи­ няет. Слово — конденсатор воли, конденсатор внима­ ния, конденсатор всей душевной жизни: оно уплотняет ее, примерно как губчатая платина уплотняет в своих порах кислород и потому приобретает чрезвычайную действенность на пущенную в нее струю водорода, этим сгущенным кислородом зажигаемую; так вот

B u p y iii — римский архитектор и инженер 2-й пол. I века до н. э. Автор трактата «10 книг об архитек­ туре».

ступени магической мощи стоят личные имена. Дейст­ вительно, имена всегда и везде составляли наиболее значительное орудие магии, и нет магических приемов, кроме разве самых первоначальных, которые обходи­ лись бы без личных имен. При этом нам нет надобно­ сти входить в спор, производят ли свои действия самые имена, взятые in abstracto, или пути действия здесь сложнее и приводят к своим завершениям только чрез посредство слов. Самый вопрос этот в такой альтерна­ тиве был бы поставлен неправильно, ибо слово должно быть сказано или написано, а это невозможно без некоторой общественной среды.

Вот почему признание за факт соответствия имен и их носителей не есть еще,— спешу успокоить слишком робких,— не есть еще тем самым признание метафизической безусловной природы имен.<...>

Слово, порождение всего нашего существа в его целостности, есть действительно отображение челове­ ка, и если основу слова образует отображение сущно­ сти народной и, более того, сущности всего человечест­ ва, то, по разъясненной ранее антиномичности слова, именно это самое отображение человечества делается отображением моей именно индивидуальности, и даже в данную минуту и в данном ее состоянии. А чрез ме­ ня — слово отображает и несет с собою влияния, стек­ шиеся в меня от тех, кто образовал мою личность, по­ нимая слово «личность» не чисто психологически, но и более целостно, т. е. относя ее, как святоотеческий термин ипостась, к душе, и к телу, и к астралу в их ин­ дивидуальном единстве. Можно сказать, что в слове исходят из меня гены моей личности, гены той лично­ стной генеалогии, к которой принадлежу я. И потому словом своим входя в иную личность, я зачинаю в ней новый личностный процесс. Попадая в среду, где слово соединяется с ответным словом, ждавшим данное для своего оформления, с аминем приятия, слово подверга­ ется процессу, который трудно не назвать кариокинезисом, клеточным дроблением слова как первичной клетки личности, ибо и самая личность есть не что иное, как агрегат слов, синтезированных в слово

Анпгномы (от

греч.— противоречие

в законе) противоре­ чие межудвумя суж­

дениями. одинаково

логически доказуемы­ ми.

*\Какобъясняет авштор явление смысла слова

Почемуличные

. имена, по мнению

автора, обладают магическими свойст­ вами

Исходя изтези- f совстатьи, по­ пробуйтеопреде­ литьфункции слова

слов — имя. В самом деле, слово в другой личности, как только попало в нее и было принято ею, т. е. полу­ чило себе женское дополнение, делится на подлежащее и сказуемое, образуя предложение; в этом последнем как подлежащее, так и сказуемое, в свой черед, так же раздвояются, образовывая новые предложения, и про­ цесс дробления идет все далее и далее, амплифицируя слово, выявляя и воплощая сокрытые в нем потенции и образуя в личности новые ткани .>

Флоренский 77. // У водо­ разделов мысли. Т. 2. М., 1990. С. 252-255; 257; 263-265; 270-271.