МИГЕЛЬ ДЕ УНАМУНО

жу, побуждая к делам и направляя, что жизнь дарит ему помыслы и сама же их оспаривает.

Верой обладает не тот, кто желает ее иметь, а тот, кто верить способен, тот, кому она дана самой его жизнью, потому что вера — дар жизненный и, если угодно, Божья милость. Ведь если ты несешь в себе не­ сокрушимую веру в собственное предначертанье, веру, готовую сдвинуть горы, то на самом деле не вера дает тебе силу для поединка с горами, нет, верою выплескивается наружу пульсирующая в тебе сила.

Но не торопи веру, иначе ростки ее никогда в те­ бе не проклюнутся. Не понуждай ее. Возжелай веры всем сердцем и со всей неотступностью, надейся — ведь надежда уже и есть вера. Ты слаб? Уповай на свою слабость, обрети в ней опору — уйди в тень, стушуйся, смирись; смирение — тоже вера.

Иными словами, не ищи прямого и скорого пути к вере: озаботься своей жизнью, и, если ты сумеешь растворить себя целиком в собственной жизни, она даст тебе веру. Пусть внешний человек сольется в тебе с внутренним, и — уповай. Уповай, ибо верить — значит уповать и любить.

Веру питает идеал и только идеал, но идеал реаль­ ный, конкретный, живоносный, воплощенный и — одно­ временно — недосягаемый; вера ищет неосуществимого, абсолютного, безграничного и вечного — совершенной жизни. Вера — причастность к Вселенной, когда в реаль­ ном времени работаешь ради вечности, не гонясь за бы­ стрым результатом — призрачным и жалким; работаешь не ради Истории, а ради вечности. Вера — это когда ты проповедуешь в ночи, среди пустыни, смотришь на мер­ цание звезд, не сомневаясь, что они тебя слышат, и гово­ ришь с ними начистоту, как святой Антоний Падуанский, когда он проповедовал рыбам.

Это ведь интеллектуализм учит, будто верить значит принимать то, чего нельзя увидеть собственны­ ми глазами, и будто вера сводится к признанию разу­ мом некоей абстрактной логической первоосновы, а во­ все не к умению довериться и подчиниться жизни, той жизни, которую питает энергия, излучаемая душами, I

Падуанеивй Антона!

(1195-1231), святой Католической церкви,

монах-францисканец,

знаменитый пропо­ ведник.

деяния, неотделимые от Него самого. И люди ощущали себя преисполненными истинной веры, той веры, кото­ рая сплавляется с надеждой и любовью — с тем, что носило имя pistis — вера или упование, и это была ско­ рее религиозная вера, нежели теологическая, чистая ве­ ра, все еще свободная от догм. Люди жили верой; жили упованием на будущее, уповая на приход царствия веч­ ной жизни; они жили надеждой. И каждый придавал своей надежде ту умственную или рассудочную форму, которая лучше ей соответствовала, хотя внутренне всех их единил общий настрой общих упований — тон, а не доктрина, и таким образом формировались различные понимания как Иисуса, так и Его деяний.

У отцов-апостолов легко обнаружить различные понимания, обычно не слишком четко выраженные, од­ ного и того же предмета веры, основанной на упова­ нии, на надежде; к тому же они весьма часто пользова­ лись и священным правом впадать в противоречие. В кипящем энтузиазмом котле чаяний и устремлений уже вырисовывались, правда еще в зародышевом со­ стоянии, все те тенденции, которые позднее легли в ос­ нову длинной череды ересей; но тогда еще практически не существовало разницы между ортодоксами и ерети­ ками, вернее, ортодоксальной была сама ересь, ибо сво­ дилась она к прямой вере в доктрину — вере, в ту пору сжатой до живого упования, которую каждый, прида­ вая ей форму, избирал для себя. И отсюда, из самого этого выбора, возникала ересь, hairesis, что по сути и означает «выбор». Pistis, живая вера, придавала глу­ бинную общность всему богатейшему разнообразию, в котором уже пульсировали будущие различные верова­ ния. Так и сегодня некая единая pistis продолжает, выпариваясь, подниматься над различными, враждеб­ ными друг другу, христианскими конфессиями.

По мере того как накал веры ослабевал, а рели­ гия обретала светские черты, поверхность огненной массы остывала и покрывалась коркой, которая все больше и больше отделяла саму массу от окружающего мира и затрудняла доступ воздуха к ней. Таким образом происходило роковое разделение религиозной жизни

Ортодокс — человек, неуклонно следующим какому-либо (в нашем случае — религиозно­ му) учению.

Ероток — тот, кто от­ ступает от общепри­ нятого учения или мнения.

Конфоссм (от лат.— исповедание) — на­ звание различных ре­ лигий.

Гностицизм

(от греч — познаю­ щий) — религиозное движение поздней античности, притя­ зающее на знание особого таинственно­ го смысла Библии.

и жизни обычной, в то время как последней надлежало бы оставаться всего лишь формой первой. То тут, то там стали появляться зоны затвердений и кристаллиза­ ции. Юную pistis постепенно заменяла gnosis, знание, верование, но отнюдь не вера — доктрина, а не упова­ ние. Было провозглашено, что суть жизни — в знании; практические религиозные цели преобразились в тео­ ретические философские принципы, а религия — в не­ кую метафизику, вроде бы только что открытую.

Родились секты, школы, расколы, наконец — догмы. Мало-помалу формировался и символ веры, и день, когда он воспарил во всей своей кристальной чистоте и чеканности, стал днем победы духа gnosis, днем триумфа ортодоксального гностицизма, того, что возник в результате постепенной адаптации ранних и поспешных процессов эллинизации Евангелия, а не как продукт того, что обычно называют гностицизмом. В дальнейшем вера для многих обрела форму безуслов­ ного приятия невидимого — признания формул; gnosis, а не упование на царствие вечной жизни; pistis, то есть вера в то, чего люди не имели перед глазами. Так про­ ходит молодость.

Сегодня и тут и там в изобилии развиваются процессы, схожие с теми, что сплачивали людей в пер­ вые христианские общины; сегодня юных духом объе­ диняет общая надежда на пришествие царствия челове­ ка; сегодня дает ростки истинная вера, pistis santa, то есть упование на идеал, всегда сокрытый в будущем, вера в утопию. Многие верят и надеются на новое ты­ сячелетнее царствие, на скорое спасение, на будущую свободную, братскую и справедливую жизнь. Этот иде­ ал не будет достигнут: он всегда будет маячить в буду­ щем, и таким образом лучше сохранится его бесценная идеальность <.. .>.

Христианская вера заключается в том, что через евангельского Христа — а не через Христа теологов — является нам и приближает нас к себе Бог — живой, милосердный, иррациональный, или, ежели хотите, сверхрациональный, или интрарациональный. Бог ре­ лигиозного императива, а не абстрактный Высший Ге-

нератор Идей, созданный теологами; не «неподвижный перводвигатель» Стагирита в окружении свиты аргу­ ментов — физических, космологических, теологиче­ ских, этических и т. д. и т. д. Бог в наших душах — это Дух, а не Идея, любовь, а не догма, жизнь, а не логика.

Все, что не есть сердечная преданность этому жизненному убеждению,— не есть вера, хотя может считаться верованием. А любое верование сводится в конечном итоге либо к credo quia absurdum — само­ убийственному, замешанному на отчаянии интеллек­ туализму, либо к ужасной наивной вере — тому, что называется верой угольщика.

Да, вера угольщика ужасна! Ведь в чем ее суть?

—Во что ты веруешь?

—В то, во что верит и чему учит наша святая Матерь Церковь.

—А во что верит и чему учит наша святая Ма­ терь Церковь?

—В то, чему верю я (bis).

Вот по такому порочному кругу он и ходит...

Да еще сколь порочному! Ему показывают закрытую

изапечатанную семью печатями книгу и говорят: «Верь тому, что здесь написано!»; а он отвечает: «Ве­ рую!». Но верит ли он тому, о чем говорится в книге? Да и знает ли он, о чем она толкует? И что это, если не своего рода «плясание под чужую дудку»? Зато — нет нужды думать. Вот в чем все дело!

Подобная вера — всего лишь акт подчинения не­ коей земной власти, именно что земной, это обмирще­ ние веры; не упование на Бога через Христа, а подчине­ ние иерархическому и юридическому институту <.. .>

Но упаси вас Бог осуждать веру бесхитростную

инаивную, даже если волей обстоятельств она обрела уродливые формы. Всякая вера свята. В том числе и ве­ ра фетишистская, ведь и она воодушевляет, утешает, дает силы, вселяет отвагу, творит чудеса.

Взгляните на чудотворный образ, на грубо обра­ ботанный топором кусок дерева, скорее всего сделан­

ный простым плотником, на кусок дерева, к подножию которого сельский люд из поколения в поколение шел I

Аристотель Стагарет (384-322 до н. э.). древнегречекий уче­ ный.

Credo quia absurdum — верую, ибо абсурдно.

O ccyapii (лат.) — со­ суд для хранения кос­ тей умершего у зороастрийцев.

Баптвстерий (с греч,— купель) —

помещение для кре­ щения.

|со своими горестями, надеждами, тревогами, но шел и для того, чтобы укрепиться в своих надеждах, мечта­ ниях. Сколько там приношений по обету: грязные кос­ тыли, срезанные косы, пожелтевшие и покрытые слоем пыли детские рубашечки, мятые ленты, неуклюжие ри­ сунки, ломкие от времени восковые фигурки... А по­ том зайдите, к примеру, в один из парижских храмов. Вот оно, настоящее кладбище фетишизма, здесь он смердит на своем почти истлевшем скелете. Здесь про­ стодушные дары превратились в упорядоченные над­ писи — красными буквами на белых мраморных пли­ тах. Храм похож на газету с неизбежным разделом хро­ ники и объявлений; эти надписи больше всего напоминают списки соратников в партийной печати или ниши на кладбище. Воняет оссуарием. Это тоже фетишизм, но упорядоченный, где действует двойная бухгалтерия: есть обязательный гроссбух, есть книга копиручета, а еще — приходорасходная. Именно она — главная. К тому же вся система успела усовер­ шенствоваться, и у нас уже существует лаборатория по исследованию чудес.

[ Через несколько дней после посещения париж­ ского собора с его стенами, похожими на доски объяв лений, я попал в обычнейшую деревенскую церквушк на моей баскской земле, в горах, вечно затянутых сет кой дождя. У самого входа, по правую руку, примитив

ный баптистерий — большая каменная купель, где кре­ стят местных детишек, в то время как папоротники, ве­ реск и дрок принимают свое собственное крещение, впитывая ту воду, что падает на них с густых каштанов. В передней части нефа пол деревянный — это кладби­ ще, где покоятся останки тех, кто с Богом жил и с Бо­ гом ушел в мир иной. На полу — куски черного сукна, закапанные воском; тут же — какие-то картонки, тет­ радные листы, исписанные палочками, видно, их выво­ дила рука внука, ныне покоящегося под землей,— об­ рывки газет — на одном реклама Зингера,— цветные бумажки. А надо всем этим — причудливо перекручен­ ная желтая свечка, еще не так давно бывшая цветочным соком, свечка, которая печальным светом тихо горит

Понтий Пилат —

римский наместник Иудеи в 26-36 гг. Со­

гласно новозаветной

традиции, приговорил

к распятию И. Христа.

гладь свои головы. Зелень гор — в каштановых рощах темная, в кукурузных полях нежно-светлая — одевает просторный храм, огромный храм, свободный храм, в котором вместо фимиама веет ветерок, шурша в топо­ лях, каштанах и орешнике. И бедной женщине из Альсолы, которая выходит из своей церквушки, из церк­ вушки, где она научилась молиться, в огромный храм, образованный горами, что ей до Filioque? Да и верует ли она?

Да, она верует, она уповает; она живет просто, не мудрствуя, не ведая догм; и у нее есть ее вера — своя собственная.

Убивать способна ложь, а не ошибка; и есть фор­ мы лжи, которые страшатся признать себя за таковые, боятся остаться наедине с собой. Есть люди, которые, смутно чувствуя, что живут во лжи, не хотят себе в том признаться и твердят одно: «Не хочу об этом думать! «Не хочешь об этом думать? Значит, ты погиб.

То, во что ты не веришь, и есть ложь: ибо не мо­ жет быть истиной то, во что не веришь. Всякий, кто бе­ рется проповедовать одну из так называемых истин, не веря в нее, лжет.

Истина! «А что есть истина?» — спросил Пилат Христа и, не ожидая ответа, повернулся к нему спи­ ной,— повернувшись спиной к истине. Потому что Христос сказал так: «Я — истина», и сказал Он это о Себе, а не о Своем учении. Разве Он не говорил это­ го? Уверяю, Он говорит нам об этом всечасно.

Вера — это прежде всего искренность, терпимость

имилосердие. Искренность! Святой порыв — обнажить душу, говорить правду всегда и везде! И чем более не­ уместной и неблагоразумной считают ее осмотрительные

изаконопослушные, тем лучше! Святой порыв — обна­ жить, открыть свежим ветрам нашу душу, чтобы она глотнула воздуху и черпнула жизненной силы!

Терпимость! Живое осознание относительности знания, как и qnosis в любой форме, и верования, и осознание того, что, только развиваясь в своем собст­ венном мире идей и чувств, каждый из нас может дос­ тичь гармонии под единящей верой в богатом разнооб-

разии верований! Терпимость! Порождение глубокой убежденности, что нет хороших или плохих идей, что намерения, вера, а не доктрины и не догма, оправдыва­ ют поступки!

Милосердие! Доброта не есть нечто отличное от веры, это форма веры, выплеск надежды на человека. Любому верующему должна быть чужда дьявольская радость, с которой «достойные люди», праведные бла­ гочестивые люди, сторонники закона, любители поряд­ ка рассуждают, что следует отправлять на казнь пре­ ступника, хотя таким образом — при посредстве пала­ ча — получают выход их собственные преступные инстинкты, то, что роднит их самих с несчастным осужденным!

Нужна искренность, чтобы мы всегда находили идеал и противопоставляли его реальности; нужна тер­ пимость к разным верованиям, которые могут сосуще­ ствовать внутри общей надежды; милосердие к жерт­ вам своевольного прошлого и неукротимого настояще­ го. Такова вера.

Итак, храни веру, и, прежде всего, храни веру в саму веру. Потому что, если влюбленные черпают столько сил в любви к самой любви, не меньшую силу черпают верующие в вере в саму веру, из надежды на всемогущественную власть самой надежды.

Унамуно М. де. Вера // ж. «Ин. лит-ра», 2001, № 3. С. 248-256.

а Чем религиозная ( вераотличается от веры вповседнев­ ном понимании

*\Каксвязанымеж- ( дусобой вера и идеал

г\Каковмеханизм ■ формирования ве­

ры