Полемическо-эклектическое отступление

Многое из того, что написано мной, представляет собой критику существующих психологических идолов. В свое время я скрещивал мечи с теорией научения, с количественным подходом в изучении личности, с чрезмерным вниманием к бессознательным процессам, к проективным тестам, к упрощенным теориям мотивации как системы побуждений. Я считал, что эти популярные объяснительные принципы могут быть использованы только при анализе периферических, или «оппортунистских», слоев личности и что некоторые положения глубинной психологии слишком неправдоподобны. (Моя единственная встреча с Фрейдом была довольно травмирующим событием.)

Вместо этих популярных формул (или, чтобы быть более точным, в дополнение к ним), я предложил некоторые казавшиеся мне основополагающими принципы. Эти принципы касаются ценностей и ориентации «проприативных» функций (связанных с образом Я), интуитивных способностей к обучению, сложных интегративных общих установок и способов восприятия мира, экспрессивного (а не просто проективного) поведения, тех личностных образований, которые свидетельствуют о зрелости личности. Короче говоря, это принципы развития и становления человеческой личности. Именно в этой паутине концепций кроется моя идея.

Бергсон, без сомнения, был прав, говоря, что ни один философски ориентированный мыслитель не сможет полностью осознать его идею. И хотя большая часть написанных мною работ полемичны по своему характеру, я отдаю себе отчет в том, что мои оппоненты в чем-то правы.

Когда меня попросили написать работу для XVII Международного психологического конгресса, проходившего в Вашингтоне, я озаглавил ее «Горечь и сладость плодов эклектизма» (1964). В этой работе я попытался проанализировать эклектические тенденции в психологии прошлого и доказать, что системный эклектизм вполне реален в будущем. Но я настаивал на том, что рьяный партикуляризм, сколь бы модным он ни был, не может быть адекватен. Я утверждал, что задачи психологии могут быть реализованы только в том случае, если основываться на «Открытой системе в теории личности» (1960). Любой исследователь, конечно, имеет право ограничивать выбираемые им переменные и не принимать в расчет нерелевантные аспекты поведения, но он не должен забывать, что именно он решил не принимать в расчет.

Как я уже говорил, некоторые из моих коллег рассматривают личность как квазизакрытую систему. Я уважаю их работу и знаю, что, в, конечном счете, их вклад впишется в более широкие рамки. Я не чувствую никакой личной неприязни к тем моим собратьям по профессии, с которыми я рискую не соглашаться. Но что мне не нравится в нашей профессии, это та самонадеянность, которая отличает сторонников популярных догм. На мой взгляд, представителям социальных и психологических наук нужно развивать в себе такое качество, как скромность. Я не сторонник модного нынче термина «поведенческие науки». В некотором отношении это вполне безобидный термин, но мне кажется, что подобная формулировка подразумевает, что все наши проблемы будут решены, если мы расширим рамки позитивизма и бихевиоризма. Я не могу с этим согласиться. Наши методы были бы ограниченными, наши теории односторонними, и наши студенты запуганы тираническим и временным сциентизмом. Скромность предполагает менее догматическую позицию. Уильям Джеймс был прав: наше знание — это капля, наше неведение — море. Мне кажется что, сам Джеймс предложил достаточно интересную модель для психологов, которые принимают его широту взглядов, его уважение к многовариантности путей, приводящих к истине, и его личную скромность.

Несоответствие значительной части современной психологии ее собственному предмету — человеческой жизни — во многом происходит из-за того, что слишком большое внимание уделяется механистическим аспектам реактивности в ущерб широкому опыту личности, ее непрестанному стремлению справиться с окружением и переделать его. Конечно, не все психологи столь слепы в своих убеждениях. Карл Роджерс, Абрахам Маслоу, Гарднер Мерфи, Гарри Мюррей и многие другие более здраво смотрят на вещи.

В чем заключается моя идея? Я предполагаю, что необходимо приложить усилия к разработке теоретической системы, которая позволила бы разобраться в целостности человеческого опыта и по справедливости оценить природу человека. У меня самого никогда не было жестко определенной программы исследования, я не пытался основать «школу» психологической мысли. Я поощрял студентов, работавших со мной, браться за любую интересную проблему, касающуюся личностей, характеристик личностей или групп личностей.

Посвятив себя столь широкой и общей программе, я нахожу удивительным, что мне оказано столько почестей. Я упомяну здесь только об одной — той, которая тронула меня глубже прочих, поскольку представила мои личные научные убеждения лучше, чем это сделал бы я сам. В связи с XVII Международным психологическим конгрессом проходившем в Вашингтоне в 1963 году, пятьдесят пять моих бывших аспирантов преподнесли мне два красиво переплетенных тома своих собственных работ с таким посвящением: «От Ваших студентов — в благодарность за уважение к их индивидуальности». Эта очень личная почесть растрогала меня более всех прочих.

Примечания