Другие науки о поведении

Итак, многим психиатрам сложно адекватно относиться к «мистической первооснове» религии. И столь же сложно многим толкователям веры следовать канонам психиатрической науки. Ситуация еще более осложнена наличием третьей силы. Науки о поведении согласны с психиатрией в том, что касается научных канонов, но они схожи и с религией своем желании выйти за пределы такого терапевтического взаимодействия, которое практикуется в больницах или психологических консультациях.

Одна из наук о поведении — психология, которую не следует отождествлять с психопатологией. Можно ли изучать нарушения личности или корригировать их, не имея глубоких познаний в сфере функционирования нормальной личности? Пациент, поправляющийся после пережита нервного расстройства, не обретает новую личность. По существу, он возвращается к тем личностным особенностям, которые были присущи ему до болезни. Следовательно, врач должен знать, что является для его пациента нормой. И также он должен знать, как здоровые люди справляются с несчастьями, выпадающими на их долю. (Я рискну не согласиться с тем, что большинство психиатров за время своего обучения изучают только психоанализ и ничего больше. Хотя он применим к лечению некоторых синдромов, к нормальной жизни он имеет мало отношения.).

Большой вклад в дело сохранения психического здоровья могут внести и социологические дисциплины. Этнические традиции, культура, семейное воспитание, принадлежность к тому или иному социальному классу влияют на возникновение и ход психических заболеваний и являются потенциально важными факторами их профилактики. Мы можем многое узнать о лечебной ситуации в психиатрических больницах, о структуре больниц как маленьких социумов, о терапевтическом и патогенном поведении работников больниц, о групповой терапии (5).

Итак, к двум базовым дисциплинам, которые должны тесно сотрудничать в интересах сохранения здоровой психики людей: религии и психологии, — добавляется третья, а именно социальные науки. Вместо двух базовых дисциплин, которые должны сотрудничать в интересах психического здоровья, их определенно три: религия, психиатрия и социальные науки. Взаимоотношения между ними становятся нам все более понятными.

Две формы религиозного чувства

Давайте вернемся к проблеме, которая была заявлена раньше. Я уже говорил о том, что нам до сих пор неизвестны отношения (если они вообще существуют) между психическим здоровьем и религиозными чувствами конкретного человека. На мой взгляд, это одна из двух наиболее насущных проблем, требующих изучения. Вторая проблема касается оценки самой психиатрии, всех ее типов. Никто не может знать наверняка, что психиатрическое вмешательство будет иметь длительные благоприятные последствия. Но у нас также нет доказательств того, что религия играет целительную или профилактическую роль.

Я хотел бы представить на ваш суд одну гипотезу, заслуживающую проверки. Я убежден, что понятие «религия» чересчур широко, чтобы обладать достаточной прогностической силой. В действительности, религиозное чувство крайне различно у разных людей. У некоторых оно фрагментарное, поверхностное, даже рутинное, у других — глубокое и всепроникающее, вплетенную в саму жизненную ткань. Религиозное чувство различается не только по глубине и широте, но и по содержанию и образу функционирования. Действительно, поскольку каждая личность уникальна, я убежден (и говорил об этом в одной из своих работ), что и религиозное чувство личности также должно принимать уникальную форму (6).

В исследовательских целях имеет смысл выбрать одно важное измерение или переменную. Измерение, которое имею в виду я, это некоторый континуум, на одном полюсе которого — религиозное чувство, представляющее только инструментальную или внешнюю значимость, а на другом — чувство, само по себе являющееся базовым мотивом и поэтому имеющее внутреннюю ценность. Чувство второго типа первично, оно не подчинено какому-либо другому мотиву. Если мы сможем приписать людям какие-то значения из этого континуума и определить адекватные критерии психического здоровья, тогда нам удастся найти ответ на наш вопрос о том, обладают ли некоторые формы религиозного чувства большей терапевтической и профилактической силой, чем другие.

Краткости ради мы будем говорить о внешней и внутренней религиозности. Моя гипотеза заключается в том, что внешней религиозности присуща меньшая терапевтическая и профилактическая сила, чем внутренней.

Внешняя религиозность. Для многих людей религия — привычка или же родовое изобретение, используемое для церемоний, для удобства в семье, для личностного комфорта. Это нечто, нужное для того, чтобы его использовать, а не для того, чтобы ради него жить. Оно может быть использовано различным образом: для повышения своего статуса, для поддержки уверенности в себе, для увеличения доходов, для того, чтобы приобрести друзей, власть или влияние. Оно может быть средством защиты от реальности, и, прежде всего, может рассматриваться как одобрение свыше моего жизненного кредо. Такое чувство дает мне уверенность в том, что Бог разделяет мое мнение о действительности, что мс представление о справедливости идентично Его мнению на этот счет. Я смотрю на природу сущего с точки зрения моего частного бытия. Две набожные престарелые сестры ссорились между собой. Одна из них строго сказала другой: «Твоя проблема в том, Джейн, что Господь недостаточно милостив к тебе». Милость Господа, как ей кажется, обращена к ней, а не к Джейн.

Одна из гипотез, касающаяся религиозной ориентации, уже получила, эмпирическое подтверждение. Внешняя религиозность положительно коррелирует с расовой и этнической нетерпимостью, которая, к несчастью, столь распространена среди людей, посещающих церковь (7). Я не вижу причин, по которым критерии, использованные при изучении религиозности и предрассудков, не могут быть применены к исследованию религиозной ориентации в ее связи с психическим здоровьем.

В теологических терминах, личность с внешней религиозной ориентацией обращена к Богу, но не отстранена от себя. По этой причине религия служит главным образом щитом для центрированности на себе. Если бы Фрейд был более прозорливым, он бы отметил, что этот тип религиозности напоминает невроз. Он представляет собой защиту от тревоги. Как и у пещерного человека, религиозные представления обеспечивают только личные выгоды.

Что касается мотивации, то внешнее религиозное чувство не является ведущим или интегральным мотивом. Оно служит для реализации других потребностей, таких как потребность в безопасности, в статусе, самооценке. С точки зрения психологии развития, это незрелое образование. Как и дети в исследованиях Пиаже, человек с таким типом религиозной ориентации имеет эгоцентрическое представление о Вселенной. Привычка, ритуал, семейные традиции не подвергаются критической переоценке и децентрализации в его мировоззрении.

Если вы спросите: «Но разве религия не является источником утешения?», я отвечу вам так: «Да, конечно. Но то утешение, которое она обеспечивает, никогда не может быть на наших условиях — только на ее собственных. Бремени забот нельзя избежать и утешение приходит только с самоотверженным принятием этого бремени».

Как все прочие защиты, и как все прочие инструментальные привычки, внешняя религиозность подвержена риску разрушения в том случае, если жизненные обстоятельства станут чересчур противоречивыми. Именно по этой причине я выдвигаю предположение о том, что внешняя религиозность не может являться долговременной терапевтической или профилактической силой, поскольку жизнь может пробить защитное ограждение своими острыми стрелами.

Внутренняя религиозность. Наша гипотеза предполагает следующее. Внешняя религиозность может нарушить психическое здоровье, внутренняя религиозность его поддерживает. Каждый из нас встречал людей, которые остаются спокойными, несмотря на внутренние конфликты, и мужественными, невзирая на жестокие удары судьбы. Мы также встречали и религиозных людей, которым, несмотря на жизненные события, способные привести к неврозу, каким-то образом удается удерживать контроль над своим психическим здоровьем, — очевидно, благодаря общему, всеобъемлющему и направляющему религиозному мотиву.

Внутренняя религиозность не является инструментальным образованием. Иными словами, ее основная функция состоит не в том, чтобы справляться со страхами, проявлять конформность, сублимировать сексуальность или реализовывать желания. Когда-то раньше, возможно, она была именно такой. Но сейчас эти частные потребности второстепенны по отношению к основному мотиву. Затруднения, конфликты, вина, невзгоды — все это управляется всеобъемлющим обязательством. Это обязательство — частично интеллектуальное, но главным образом мотивационное. Оно интегрально, оно покрывает весь опыт и все, что лежит за пределами опыта, в нем есть место как научным фактам, так и эмоциональным событиям. Это — сильное желание достичь идеального жизненного единства, которое всегда определяется целостной концепцией природы всего сущего.

Важно отметить, что понятие внутренней религиозности не имеет ничего общего с формальной структурой религии. Оба типа религиозной ориентации в равной степени распространены среди представителей всех конфессий — католиков, протестантов, иудеев, мусульман, индуистов. По этой причине я далек от мысли о том, что принадлежность к тому или иному религиозному направлению может стать фактором риска психических заболеваний. В моих рассуждениях речь идет скорее о том, что психическое здоровье приверженца любой конфессии будет зависеть от того, какой ориентации, внешней или внутренней, он придерживается.

Следует отметить, что внутренняя религиозность, в соответствии с моей гипотезой, не может существовать ради того, чтобы играть терапевтическую или профилактическую роль. Внутренняя религиозность — не горчичный пластырь. Страждущий может стремиться только к религии, а не к лечению. Если его религия глубоко интериоризована, психическое здоровье и спокойствие будут ей сопутствовать.

Я уже упоминал тот факт, что некоторым религиям присущи такие патогенные характеристики, как чрезмерное устрашение, суеверия, враждебное отношение к науке или паллиативная защита. Но эти патогенные свойства не заложены в самой природе мировых религий, скорее, это внешние, наносные атрибуты, которые уводят некоторых людей от внутренних потенциалов их веры. Если я не ошибаюсь, наибольший вред, приносимый религией, и основная критика в ее адрес относятся главным образом к этим побочным атрибутам, которых совершенно недостаток для того, чтобы сформировать целостное религиозное мировоззрение.

Психическое здоровье мирового сообщества

Наш психологический по своей сути подход, центрирован на личности, а поэтому нуждается в определенном расширении. Озабоченность по поводу своего собственного психического здоровья отдает ипохондрией. И отсюда вытекает важный вопрос: «Может ли кто-то быть абсолютно здоровым психически, если он не берет на себя некоторые обязанности в современном мире?».

Физика уже предоставила всем нам возможность коллективно умереть. Может быть, задача психологической и социальной науки состоит том, чтобы определить пути мирного сосуществования? Если нам в ближайшем будущем не удастся это сделать, последний выживший сможет написать такую эпитафию: «Вся Земля покрыта пеплом homo sapiens - единственного вида, обеспечившего собственное вымирание. Челок слишком поздно понял, что его разумность, его погоня за личным психическим здоровьем была фатально ограниченной».

Не так давно мое внимание привлекла колонка редактора в одной из газет. Озаглавленная «Наука — это не Бог», она поднимает следующий вопрос:

Вероятно ли, как было заявлено, что может быть создана новая наука, способная удержать общество от совершения самоубийства с помощью ядерного оружия? Можно ли разработать науку человеческого выживания, и нужна ли она?

Редактор отвечает «Нет».

Нам не нужна новая наука человеческого выживания. Что нам действительно нужно, так это использовать решения конфликтов между людьми и способы исправления их недостатков, предложенные Христом и христианской церковью.

... Природа человека, от которой зависит его выживание, может быть изменена к лучшему и может контролироваться только побуждениями совести и верой в Бога. Нам не нужна наука выживания, нам нужна вера.

Сначала я расценил этот отрывок как еще один пример религиозно обскурантизма. Затем мне на ум пришли слова Бертрана Рассела (хотя он и является убежденным противником религии). «Необходимое ycловие выживания, — писал он, — добрые чувства по отношению к ближнему, о которых говорит религия».

И редактор, и Бертран Рассел правы, говоря о том, что религия дает нам руководящий принцип добрососедских отношений между народа» так же как и личного психического здоровья. Этот факт ни у кого вызывает сомнения.

Но религия сама по себе в нашем сложном мире просто не может обеспечить для этого достаточно средств. Действительно, в течение столетий религия боролась против любого нового научного знания, касалось ли оно астрономии, теории эволюции или вакцинации. Некоторые религии настаивали на существовании колдовства, на демонической концепции психических расстройств, призывали к нетерпимости. Для человека всегда представлялись загадкой антибиотики, кардиохирургия, атомная энергия, электроника и объективные методы психотерапии и социальных наук. Но все эти полезные, хотя и загадочные, явления стали доступны нам только тогда, когда ученые отошли от теологии и начали «переосмысливать идеи Бога».

Редактор отрицал, что научные открытия могут оказаться полезными в сфере человеческих взаимоотношений. Невозможно, говорит он, что когда-нибудь новая наука поможет человеку контролировать его агрессивные импульсы, улучшить отношения на производстве, между соседями, между нациями и расами, и, в конечном счете, укрепить человеческий характер.

К счастью, подобный обскурантизм идет на убыль. Религия начинает осознавать, что ей необходимо тесно сотрудничать с психиатрией и другими науками о поведении, дабы осуществить свои желания. Для того чтобы полюбить своего соседа (или своего врага), недостаточно одной лишь доброй воли, нужны еще и знания, обеспечиваемые психологической и социальной науками. Более того, научный подход, должным образом примененный к конкретному человеку, способен помочь при определении, анализе и проверке чистоты его религиозной мотивации, с тем чтобы она все больше и больше становилась его внутренней потребностью.

Может ли быть, чтобы здоровье любой системы — будь она личностной, национальной или интернациональной — не являлось продуктом единой мудрости, в которой переплелись бы истины религии и наук о поведении? Можем ли мы надеяться на то, что существующее ныне сотрудничество религии и наук о поведении — насколько оно в принципе возможно — в конце концов перестанет быть противоречивым и разовьется в единую концептуальную систему, пригодную как для поддержки здоровья личности, так и сохранения мира на планете?

Ссылки

1. McCann, R. V., The Churches and Mental Health. Report of the joint Commission on Mental Illness and Health, No. 8. New York: Basic Books, 1962, стр. 206.

2. Там же, главы 4 и 7.

3. Там же, стр. 79, 153, 211.

4. Там же, глава 12.

5. Среди недавних примечательных работ по этой теме: Greenblatt, М., Levinson, D. J., Williams, R. H. (eds.), The Patient and the Mental Hospital, Glencoe: The Free Press, 1957; Caudill, W., the Psychiatric Hospital as a Small society, Cambridge: Harvard University Press, 1958; Kramer, В., Day Hospital,

New York: Grune & Stratton, 1962; King, S. H., Perception of Illness and Medic Practice, New York: Russell Sage Foundation, 1962.

6. Allport, G. W., The Individual and His Religion. New York: The Macmilli| Co., 1950.

7. Allport, G. W., The Nature of Prejudice . New York: Doubleday Anch^ 1958, глава 28. См. также Allport, G. W., «Religion and Prejudice», глава Personality and Social Encounter. Boston: Beacon Press, 1960.

ЦЕННОСТИ СОВРЕМЕННОЙ МОЛОДЕЖИ

Время от времени я задавался вопросом, какое значение могут иметь мои теории непосредственно для процесса обучения. Эта работа, как никакая другая, я думаю, отражает мои взгляды на процесс становления личности в связи с тем, что учитель говорит или делает (или может сказать или сделать) в классе.

Одна из целей обучения — сделать доступной мудрость прошлого и настоящего, дабы подготовить молодежь к решению проблем будущего. Если это действительно так, то у нас есть серьезные основания для беспокойства относительно пригодности ныне существующих методов обучения. Причиной этого беспокойства является тот факт, что в ближайшем будущем нашей молодежи придется жить в мире, весьма непохожем на мир прошлого.

Некоторые перспективы

Жизнь в будущем претерпит значительные изменения. Давайте поразмышляем о тех ее существенных особенностях, по отношению к которым апелляция к опыту прошлого почти не будет иметь смысла.

1. Новому поколению студентов придется столкнуться с все возрастающим преобладанием в жизни науки, технологий и автоматизации (Помните историю о двух коровах, пасущихся у обочины? Мимо проезжает огромный молочный грузовик, на котором красуется надпись «Пастеризованное, гомогенизированное, с добавлением витамина А». Одна из коров поворачивается к другой и говорит: «Это заставляет чувствовать себя несовершенной, правда?»).

2. Новому поколению придется осознать, что уже невозможно относиться с пренебрежением к цветным народам мира (а их около трех четвертей всего населения Земли). Эпоха, когда кастовая дискриминация и сегрегация были вещами сами собой разумеющимися, канула в Лету.

3. Следующему поколению придется иметь дело с демографическим взрывом, предполагаемые размеры которого поражают наше воображение.

4. Потребуется глубокое понимание культур мира и их принципиального различия в ценностях, В прошлом мы могли не принимать во внимание ни Африку, ни Латинскую Америку, ни Азию. Сейчас это уже невозможно.

5. Придется создать мировое правительство или, по крайней мере, эффективную конфедерацию для предотвращения угрозы термоядерной войны.

6. Каким бы сложным ни казалось создание планетарной картины мира, следующему поколению, возможно, придется вырабатывать ее уже в межпланетарном масштабе. (Я нахожу эту перспективу наиболее тревожной, поскольку, похоже, мы будем решать проблемы космического порядка раньше наших внутренних проблем сознания, характера, ценностей.)

Неудивительно, что обзор проблем, с которыми столкнется молодежь заставляет нас, учителей, столь критически оценивать собственную деятельность, что это может вызвать даже панику. Как подготовить молодежь к жизни? Достаточно ли мы сведущи в вопросах разума и мора

Иногда наши страхи находят выражение в черном юморе. Рассказывают об одной даме-благотворительнице, которая увидела унылого юного субъекта. Развалясь на скамейке в одном из скверов, он потягивал пиво банки. Чрезвычайно шокированная, она спросила: "Мальчик, почему ты не в школе?" — "Ты в своем уме, тетя? — ответил он. — Мне всего четыре года".

А еще рассказывают историю об одном лондонском полисмене (мы знаем, что лондонская полиция получает хорошую подготовку в плане социальной работы и даже в области психотерапии). Его пост был мосту Ватерлоо. Он увидел человека, который собирался прыгнуть с моста и остановил его. "Послушай, — сказал он, — Расскажи мне, в чем дело.? У тебя проблемы с деньгами?" Тот покачал головой. "Может быть, с женой ной?" Тот снова покачал головой. "Тогда в чем же дело?" "Меня тревожит состояние мира", — ответил несостоявшийся самоубийца. "Послушай, — сказал полисмен, — все не так уж плохо. Давай прогуляемся по мосту и все обсудим". Они около часа бродили взад и вперед, обсуждали мировые проблемы, после чего прыгнули с моста оба.

Юмор помогает перевести наши проблемы на менее травмирующий уровень, но сами проблемы он не решает. Наши смутные опасения подвели нас на проведение эмпирического исследования ценностей сегодняшней молодежи. И результаты этого исследования, увы, неутешительны.