Единство и многообразие видов знания

Познание — это процесс избирательно-активного действования, отрицания и преемственности исторически сменяющихся, прогрессирующих форм приращения информации. Знание есть проверенный общественно-исторической практикой и удостоверенный логикой результат процесса

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 629.

258

познания действительности, который, с одной стороны, являет собой адекватное ее отражение в сознании человека в виде представлений, понятий, суждений, теорий (то есть субъективного образа), а с другой — выступает как владение ими и умение действовать на их основе. Оно обладает различной степенью достоверности, отражая диалектику относительной и абсолютной истины. По своему генезису и способу функционирования знание есть социальный феномен, средством фиксации которого выступают естественный и искусственные языки.

Отношение знания к действительности носит многоуровневый и сложно опосредствованный характер, развиваясь как в истории человеческой культуры, так и в процессе индивидуального становления личности. Элементарные «знания», обусловленные биологическими закономерностями, наличествуют и у животных (особенно высокоразвитых), которым они служат в качестве необходимого фактора реализации их поведенческих актов. Принципиально иной характер носят знания человека, будучи социальными по своей природе. У человека знания могут выступать в различных формах: донаучной, житейской, художественной и научной на разных уровнях освоения действительности — как эмпирические и как теоретические.

Житейское знание в качестве основы всех иных форм знания ни в коей мере не может быть преуменьшено по своей значимости. Базирующееся на здравом смысле и обыденном сознании, оно является важной ориентировочной основой повседневного поведения людей, их взаимоотношений между собой и с природой. Эта форма знания развивается и обогащается по мере прогресса научного и художественного познания. В то же время последние вбирают в себя богатый опыт житейского познания. Собственно научные знания характеризуются осмыслением фактов в системе понятий той или иной науки, включаясь в состав теории, образующей высший уровень научного знания. Являясь обобщением достоверных фактов, они за случайным находят необходимое и закономерное, за единичным и частным — общее. На их основе осуществляется научное прогнозирование. Художественное познание, обладая определенной спецификой (наряду с понятиями в нем функционирует и богатая система образов), играет огромную, ничем не заменимую роль в общем процессе познавательной деятельности, ибо, давая целостное отражение мира человека и человека в мире, оно оттачивает способность творческого воображения, фантазии, формируя эстетическую сторону любой человеческой деятельности, в том числе и самого познания.

Мышление человека постоянно движется от незнания к знанию, от поверхностного ко все более глубокому, сущностному

259

и всестороннему знанию, служащему необходимым условием преобразующей деятельности человека и человечества.

О возможности познания: оптимизм, скептицизм, агностицизм

Вопрос, над которым веками билась неуемная мысль человека, — как возможно познание, познаваем ли мир в принципе. И это не чисто схоластический вопрос. В самом деле, Вселенная бесконечна, а человек конечен, и в границах его конечного опыта невозможно познание того, что бесконечно. Этот вопрос неотвязно преследовал философскую мысль в самых разных формах.

В попытке ответить на него четко обозначились три основные линии: оптимизм, скептицизм и агностицизм. Оптимисты утверждают принципиальную познаваемость мира, агностики, напротив, ее отрицают. Скептики же не отрицают принципиальной познаваемости мира, но выражают сомнение в достоверности знания. Однако выделение этих трех линий представляет дело все-таки упрощенно. А оно гораздо сложнее. Ведь если агностики отрицают познаваемость мира, то это не голое, ни на чем не основанное отрицание. На многие вопросы, указанные ими, действительно невозможно пока дать ответ. Основная проблема, с которой столкнулся агностицизм, заключается в следующем. Предмет в процессе его познания неизбежно преломляется сквозь призму наших органов чувств и мышления. Мы получаем о нем сведения лишь в том виде, какой он приобрел в результате такого преломления. Каковы же предметы на самом деле, мы не знаем и знать не можем. Мир простирается перед нами, безначальный и бесконечный, а мы подступаем к нему с нашими формулами, схемами, моделями, понятиями и категориями, стремясь уловить его вечность и бесконечность в «сачок» наших представлений. И сколь хитроумно мы ни завязывали бы «узелки» понятий, категорий и теорий, но не самонадеянно ли претендовать на постижение таким образом сущности мироздания? Получается, что мы замкнуты миром наших способов познания и не в состоянии сказать нечто достоверное о мире, как он существует сам по себе, — вот вывод, к которому неизбежно ведет логика данного рассуждения при определенных гносеологических допущениях.

Однако логика агностицизма на каждом шагу опровергается развитием науки, познания. Так, некогда основоположник позитивизма О. Конт заявил, будто человечеству не суждено узнать химического состава Солнца. Но не успели высохнуть чернила, которыми были начертаны эти скептические слова, как спектральный анализ вскрыл состав Солнца. Некоторые представители махизма уверенно заявляли, будто атом — это химера, всего лишь призрак больного воображения. Но, как извест-

260

но, атомистическое учение явилось основанием всего современного естествознания. И сегодня ряд течений современной западной философии склоняется на позиции агностицизма в вопросе о познаваемости сущности мира, а особенно человека и общества. При этом диапазон философских доктрин, не чуждых агностическим выводам, довольно широк — от неопозитивизма до феноменологии, экзистенциализма, прагматизма и др. Их агностицизм обусловлен не только причинами гносеологического и социального порядка, но в определенной степени и традицией, восходящей к философии Юма и Канта.

Суть кантовского агностицизма, как принято считать, состоит в следующем: то, чем вещь является для нас (феномен), и то, что она представляет сама по себе (ноумен), принципиально различно. И сколько бы мы ни проникали в глубь явлений, наше знание все же будет отличаться от вещей, каковы они суть сами по себе. Это-то разделение мира на доступные познанию «явления» и непознаваемые «вещи сами по себе» и отсекает возможность постижения сути вещей. Однако сам Кант вряд ли счел бы себя агностиком. Он верил в безграничный прогресс познания. Ведь наблюдение и анализ явлений, согласно Канту, проникают внутрь природы, и неизвестно, как далеко со временем человечество продвинется в этом. Границы опыта непрерывно расширяются, и, сколько бы ни увеличивались наши знания, границы его тем не менее не могут исчезнуть, как не может исчезнуть горизонт. Мы видим, что на самом деле у Канта все обстоит куда сложнее, чем принято утверждать, говоря о его агностицизме. В чем же сложность? На долю человеческого разума, утверждает Кант, выпала странная судьба: его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой; но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят его возможности. В такое затруднение разум попадает не по своей воле. Он начинает с основоположений, выведенных из опыта, но, поднимаясь к вершинам познания, замечает, что перед ним возникают все новые и новые вопросы, ответ на которые он не может дать.

Во-первых, Кант поставил здесь вопрос о принципиальной ограниченности человеческого опыта, во-вторых, признал, что действительность всегда выходит за пределы любого знания: она в этом смысле «хитрее» всяких теорий и бесконечно богаче их. Кроме того, он констатировал, что мир познается всегда только в формах его данности человеку. Именно последнее обстоятельство и позволило ему утверждать, что вещь познается в явлении, а не так, как она существует сама по себе. Но это утверждение, будучи абсолютизированным, как раз и ведет к аг-

261

ностицизму, вырывающему непроходимую пропасть между сознанием и миром. Таким образом, гносеологической ошибкой агностицизма является то, что он игнорирует принцип материального единства мира, в частности единства бытия и мышления, догматически постулируя в познании абсолютно независимое от человека существование внешнего мира в противоположность им же самим зафиксированному факту субъектно-объектного (гносеологического) отношения.

Агностицизм — гипертрофированная форма скептицизма. Ведь скептицизм, признавая принципиальную познаваемость мира, выражает сомнение в достоверности знаний. Как правило, скептицизм расцветает буйным цветом в период (или в преддверии) ломки парадигм, смены ценностей, общественных систем и т. д., то есть когда нечто, считавшееся ранее истинным, оказывается в свете новых данных науки и практики ложным, несостоятельным. Психология скептицизма такова, что он тут же начинает попирать не только изжившей себя, но заодно и все новое, нарождающееся. В основе этой психологии лежит не исследовательская жажда новаторства и вера в силу человеческого разума, а привычка жить в уютных, однажды принятых на веру принципах. Горько сожалея о том, что некоторым ученым действительно свойственна такая психология, К. Э. Циолковский говорил: смеются и отрицают немало и это легко и приятно. Но какой позор лежит на человечестве, которое душит великое, избивает и уничтожает то, что потом оказывается благодетельно для него самого. Когда же наконец избавится человечество от этого гибельного порока…

Как доктрина скептицизм, безусловно, вреден, принижая практически-познавательные возможности человека. Дешевый скептицизм, так же как слепой фанатизм, одинаково часто встречается в людях ограниченных. Однако в разумной мере скептицизм полезен и даже необходим. Как познавательный прием скептицизм выступает в форме сомнения, что является шагом к истине. Сомнение — это беспокойный червь, подтачивающий и разрушающий устаревшие догмы, это необходимый компонент развивающейся науки. Нет познания без проблемы. Нет проблемы без сомнения. Разум человека, но высказыванию Р. Тагора, подобен лампе: чем ярче свет, тем гуще тень сомнений. Существует мудрая легенда, гласящая, что однажды Зенон в ответ на вопрос, почему он сомневается во всем, нарисовал два неравных круга и, указывая сначала на большой, а затем на малый, сказал: «Этот большой круг — мои знания, тот малый — ваши. Все, что за пределами кругов, — область неизвестного. Согласитесь, что граница соприкосновения моего знания с неизвестным больше, чем граница вашего знания с неизвестным. Вот

262

почему я сомневаюсь больше, чем вы» ¹. Только вера не терпит сомнения. Научное же знание предполагает его, ведь сомнение в общепринятых принципах может иногда быть плодотворным и вести к новым взглядам на мир. Если человек не подвергает все сомнению, значит, он привержен догматизму, а следовательно, он остановился в своем интеллектуальном развитии. Подлинная истина не может быть постигнута без того, что Л. Толстой называл «философским пытливым сомнением».

Это разумное философское сомнение, «здоровый скептицизм», по существу, не противостоит оптимистическому взгляду на познание, признающему принципиальную познаваемость мира. Основу философии оптимизма составляет принцип материального единства мира и весь опыт истории научного познания, общественно-исторической практики.