С поля глаз она не сводит.

Здесь звучит размышление царицы о новом существе, которое должно появиться без отца. А дальше, решают студенты, рассказ переходит к очевидцу событий в царском до­ме, который знает во всех подробностях и деталях происходящее. Кто же это может быть? Пушкин указывает нам на присутствие такого персонажа: это девка Чернавка (это значит — черненькая, к тому же простая, из "черных" людей), она и прислуга, и няня будущего ребенка. Чернавка постоянно рядом, под рукой, видит все, знает про все и про всех. Именно она и спешит первой сообщить новость.

Чернавка. Вот в сочельник в самый, в ночь

Бог дает царице дочь.

Ожидание и терпение царицы вознаграждены —

Царица. Рано утром гость желанный,

День и ночь так долго жданный.

Царь. Издалеча наконец

Воротился царь-отец.

Царь возбужден долгой дорогой, и своим прибытием, и изменением своего семейно­го "статуса" ("царь-отец")! Здесь и радость, и гордость (а может быть, — подсказывают студенты, — разочарование, так свойственное мужчинам: почему не сын?!). И вновь дальше говорит Чернавка (кто же еще может, соболезнуя, чуть не плача, поведать о

дальнейших событиях): радость царицы так велика, что сердце не способно было ее вместить, счастье неожиданной встречи обернулось горем.

Чернавка. На него она взглянула.

Тяжело шенько вздохнула. Восхищенья не снесла И к обедне умерла.

Последняя строка — обрыв. Это событие перевернет во дворце все: привычный ук­лад жизни, положение людей, их надежды.

Пауза. Рассказчики и зрители осознают происшедшее. Жизнь вышла из привычного русла, и нужно время для установления нового уклада. Необходима смена ритма повест­вования.

Царь. Долго карь был неутешен,

Но как быть? и он был грешен; Год прошел (!) как сон пустой.

Рассказчик отстаивает поступки царя. И, действительно, представьте себе, приехал после долгого отсутствия, — а жены тут же не стало, да еще ребенок на руках! Необхо­димо найти утешение и поддержку. Рассказчик оправдывает перед общественным мнени­ем поспешность новой женитьбы, противостоит молчаливому осуждению "молвы":

Царь женился на другой (!).

Но этому предшествует поиск избранницы, И все должны увидеть, кого выбрал царь, и по-разному оценить (шёпот молвы, переходящий из уст в уста: "Царь женился на другой").

Избранница заявляет о себе громко, категорично, с полным чувством права на столь высокое место.

Новая царица. Правду молвить, молодица Уж и впрямь была царица: Высока, стройна, бела, И умом и всем взяла;

А сенная девушка тут как тут со своей оценкой:

Чернавка. Но зато горда, ломлива,

Своенравна и ревнива.

(Пауза) Ей в приданое дано

Было зеркальце одно...

Вот эта сплетня и есть завязка, она должна быть выделена особенной краской: за­претное, самое потайное, подсмотренное — обязательно после многозначительной пау­зы, собирающей общее внимание.

И вдруг слышится голос нового персонажа — зеркала.

Свойство зеркальце имело: Говорить (!) оно умело.

Знаки препинания и текст, проставленный в скобках, помогают передать подтекст, интонацию, возникшие у исполнителя.

Как говорит зеркальце? Кто оно, как относится к событиям/ студенты решают ли объективное лицо, знающее внутреннюю сущность происходящего, это душа событийно­го узла, а главное, оно насквозь видит свою героиню — хозяйку-царицу. Отражая ее внешние достоинства объективно и бесстрастно, зеркало — оно же "зерцало души" — должно подвести свою герои ню-царицу к проникновению внутрь самой себя, к портрету ее души. Задача Зеркальца — направить свою Хозяйку на путь истинный, отвратить от злодеяний. При внутреннем постоянном опасении за царицу, зорком наблюдении за про­цессом "ее падения", зеркало, как существо объективное, обязано сохранять внешнюю бесстрастность.

Дальнейший текст подхватывает опять свидетельница — "глас народа" — Чернавка (по секрету всему свету):

С ним одним она была Добродушна, весела, С ним приветливо шутила И, красуясь, говорила:

Царица властно перехватывает текст у Чернавки. У нее свои цели, своя жизнь, она слышит только себя.

"Свет мой, зеркальце! скажи Да всю правду доложи: Я ль на свете всех милее, Всех румяней и белее?"

Это царицыно священнодействие, ее тайная зависимость от зеркала, ее слабость, прикрытая обаянием, сознательным волевым чувством превосходства. И сразу начинает­ся схватка субъективного царицыного и объективного зеркального, противостояние, ко­торое на протяжении всей сказки должно развиваться, обостряться, напрягать событий-но-конгрликтную основу коллективного рассказа.

Зеркальце. И ей зеркальце в ответ:

"Ты, конечно, спору нет; Ты, царица, всех милее. Веек румяней и белее".

Всезнающая Чернавка, как бы подглядывающая за всей этой тайной сценой в замоч­ную скважину, высмеивает хозяйку, ее причуды:

И царица хохотать, И плечами пожимать, И подмигивать глазами, И прищелкивать перстами, И вертеться, подбочась. Гордо в зеркальце глядясь.

Вразрез с этой бытовой (может быть, даже нагловатой интонацией) вновь звучит го­лос той же исполнительницы, что читала за первую царицу, — но обновленно чистый, независимый от предьщущей сцены.

Царевна. Но царевна молодая,

Тихомолком расцветая, Между тем росла, росла, Поднялась — и расцвела.

Поскольку отсюда начинается новый событийный зигзаг, необходимо, чтобы царе­вна сознавала свою силу не в конфликтном противостоянии с царицей, а в достоинстве, доброжелательности и открытости.

А далее появляется рядом с царевной влюбленный герой — Елисей. Он рыцарски готов к ее защите. Именно он может оценить ее по достоинству:

Елисей, Белолица, черноброва.