Глава VI.

МИР СМЫСЛОВ И МЕТАСМЫСЛОВ

КАК ПРОСТРАНСТВО ЗНАЧАЩИХ ПЕРЕЖИВАНИЙ

 

1. Переживание частных смыслов

 

Переживание - непосредственно данная чувству форма данности субъекту компонентов его сознания. Если добавить к этому, что в сознание входит и то, что может актуально не осознаваться, с этим определением можно будет согласиться. Эмоциональное начало переживании вторично. Переживаемый смысл как феноменологический конструкт может трактоваться как значащее переживание, но вовсе не как эмоция. В отличие от эмоций значащие переживания имеют мыследеятельностный источник. Смысл - это то, что понимается при восстановлении связей и отношений, образующих конфигурацию осваиваемой ситуации. При этом восстановлении смысл может формулироваться или не формулироваться, но даже в тех случаях, когда он формулируется, значащее переживание предшествует всякой формулировке и может не зависеть от нее. Очевидно, значащее переживание - одна из организованностей рефлексии и - одновременно - субъективное инобыие ноэматического процесса от момента появления ноэм до момента интендирования топоса духа (онтологической конструкции человека).

 

Переживание - не побочное явление при смыслообразовании, а явление универсальное, и только непонимание феноменологии может служить объяснением того, что слово например, experience у нас десятилетиями во всех контекстах переводили словом "опыт". Ошибка эта не очень понятна носителю английского языка, для которого опыт и есть пережитое, в русской же традиции опытом называют "основанное на практике опытно-эмпирическое познание действительности, единство знаний и умений, навыков" [Панов 1974:464]. - Кстати, переживания в Большой Советской энциклопедии просто не упоминаются. Правда, в томе 19, 1975 г. издания, на с. 379 между "Передовыми методами труда" и "Пережитками" сказано, что переживание - это "способность актера переживать чувства и мысли изображаемого персонаж при каждом исполнении роли; творческая основа системы К. С. Станиславского"; очевидно, представители остальных профессий заменяют переживание передовыми методами труда и борьбой с пережитками. Фразы типа "религиозный опыт" вместо "религиозное переживание" мы находим даже в фундаментальной работе об американской психологии религии [Попова М.А. 1972]. Между тем, в русском языке постепенно сложилось у слова "переживание" то же значение, какое давно известно в немецком слове "Erlebnis", которое, кстати, никто не переводит словом "опыт". Значение слова "переживание" связано с характеристикой состояний субъективности индивида в условиях действования. При этом переживание выступает как отнесенность смысла действования к субъективности определенной личности, что с психологической точки зрения трактуется как "психическое, принадлежащее некоторому "ему" [Шорохова 1961:256]. Переживаются знание, отношение, оценка, в том числе и смысл-знание, и смысл-отношение, и смысл-воспоминание, и смысл-оценка.

 

Когда нечто пере-живается, оно как бы про-живается. Эти глаголы не случайно связаны этимологически: быть в ситуации, пере-живать ее - это и есть про-живать в течение какого-то времени. Именно единство бытия (в том числе присутствия и отсутствия) и времени - источник переживаний и переживаемости смыслов. Если человек принимает свое собственное человеческое бытие, он его принимает как проживаемое время, а если он этого не делает, то он - уже (или еще) не человек. Как отмечает М. Хайдеггер, бытие ("присутствие") есть дар [1991:90], и "если бы этот дар не был получен, не только бытие оставалось бы потаенным и запертым, но и человек оказался бы вне простирания протянутой сферы "дано бытие". Человек не был бы человеком". Человек не думает о том, что бытие, жизнь есть присутствие во времени, но живет именно так, тем более что и отсутствующее способно присутствовать и проживаться. Время при этом не сводится к калькуляции времени, оно есть бытие, точнее - дано как бытие, причем человеческое. Именно о таком времени идет речь, когда говорится, что "времени нет без человека" [там же: 93].

 

Почему опредмеченное значащее переживание скрывает в себе смысл, почему смыслы непременно или почти непременно переживаются? - На эти вопросы ответом служит положение о единстве бытия и времени. Живя, жизне- и мыследействуя, человек живет в ситуациях этого жизнедействования и мыследействования, равно как и речедействования. При этом возникает необходимость осваивать эти ситуации, то есть восстанавливать конфигурации многих связей и отношений в этих ситуациях. Восстановление конфигурации многих элементов ситуации или ситуаций, как и всякое вообще распредмечивание (восстановление действования продуцента, а если восстановление не получается, то и придумывание этого действования), непременно даст смысл. Это и будет смысл-переживание, восходящий к проживанию времени, в котором и возникают все ситуации, которые надо прожить, пережить, восстановить или объяснить (хотя бы путем выдумок и мифов).

 

По Хайдеггеру, бытие есть присутствие, а время есть череда моментов этого присутствия, то есть мера жизне- (а для кого-то и мысле-) деятельности. Для человека сущее должно выступить как целое. Как отмечает М. Хайдеггер [1991:20], "согласованность, т.е. экзистентный момент выхода в сущее как целое, может "переживаться" и "чувствоваться" только потому, что "переживающий" человек, не имея никакого понятия о согласованности в каждый такой момент, уже допущен в сферу согласованности, раскрывающей сущее как целое. Всякое отношение исторического человека, подчеркнуто оно или нет, постигнуто или не постигнуто, всегда согласовано и этой согласованностью включено в сущее в целом". Переживание сущего выступает как переживание целого, то есть как овладение всей связью вещей и всеми их отношениями.

 

Вслед за Гуссерлем М. Хайдеггер считает, что такой статус переживаемого обусловлен его "непосредственной понятностью". Последняя же предполагает, что такая понятность есть, а поэтому не надо никаких "требований" в отношении этой понятности. Переживание же неизбежно потому, что время и бытие неразрывны, быть - это "проживать", а потому и "переживать". "Бытие как присутствие определяется через время" [там же: 81]. "Бытие и время определяются взаимно, однако так: о бытии нельзя говорить как о временном, а о времени нельзя говорить как о сущем" [там же: 82]. Сущее и время - неразрывно связанные стороны любой ситуации, освоить ситуацию можно только путем ее проживания, что для субъективности как души дает переживание, причем это и переживание ситуации, и переживание смыслопостроения, и переживание рефлективной реальности как источника дальнейшего действования, и переживание интендирования (одновременно с интендированием переживаний), и переживание сущего по частям, и переживание сущего как целого, и переживание убегающего времени, и переживание себя как переживающего, и переживание всех других актов рефлектирования, включая акты фиксации по поясам.

 

Позитивизм (иногда под названием диалектического материализма) обычно не прибегает к термину "переживание", поскольку здесь дело касается некоторого идеального, зато термин "эмоция" является излюбленным и как бы "заменяет" переживание, поскольку ведь еще существуют и "эмоциональные состояния". Между тем значащие переживания - как раз не эмоции, а если значащие переживания соотносительны с какими-то состояниями человека, то только с такими, которые в отчете человека перед собой или перед другими выступают как текст или его часть, имеющая смысл и имя, имя и смысл. Это единство имени и смысла сближает значащие переживания со всем другим осмысленным (текстовым или текстоподобным) материалом, поддающимся описанию в виде значений. Человек плачет - это значит, что... - так же как фраза "Плач человека" значит, что... Поэтому мы и имеем здесь дело со значащими переживаниями: ведь если переживаются состояния, то только осмысленные, то есть такие, которые что-то "значат". Состояния бывают без смысла (состояние боли при ожоге) и со смыслом (состояние обиды из-за подлости друга, причем эта подлость имеет тот же смысл, что и слово "подлость", и оба эти смысла имеют основание быть, если нужно, описанными в словаре в виде значения или значений "низость, бесчестность", "нечто грязное и презренное", "заведомая безнравственность поступков и дел, лишающая уважения", "готовность достигать своих целей, унижаясь перед сильными и унижая слабых", "отсутствие чести и самоуважения". Одни и те же имена обозначают интенциональные состояния (значащие переживания), представленные в тексте смыслы и фиксированные в словаре значения. Очевидно, рассматриваемый тип переживаний является значащим потому, что соотносится с некоторым предметом так же, как значение соотносится со своим референтом. Разница заключается в том, что словарь (лексикографическое пособие) обслуживает рассудок, а переживание дано сразу и чувству и рассудку.

 

Если "образ" (предметное представление) есть реактивация и переживание того, что есть в рефлективной реальности (а там есть и рожденное из дорефлективного опыта, и рожденное из отрефлектированного опыта), то смысл есть названность или готовность к называнию этого переживания: ведь в конфигурацию, восстанавливаемую при выходе к пониманию, входят и имена того, что составляет связи и отношения восстанавливаемой конфигурации. Именно способность иметь имя или неявное наличие имени у переживания (как и у "образа"), делает переживание собственно человеческим значащим переживанием. Значимость сущего есть для всех животных, но значение и смысл есть только у того, кто владеет языком - у человека. Человек не только владеет языком, пригодным для называния переживаемого, но он еще и живет в мире переживаемых смыслов, в "жизненном мире", состоящем из смыслов, данных его субъективности ("душе") в виде значащих переживаний.

 

Сказанное не следует трактовать так, что человек всегда актуально готов назвать свои переживания, вербально отчитаться о них. Лишь какая-то доля значащих переживаний выступает для того или иного индивида как осознанные и обозначаемые словами. Значительно чаще встречается в жизни индивида и не обозначенное, актуально не осознанное переживание, но при этом оно интенционально, направлено на некоторый топос духа (онтологической конструкции как высшего проявления субъективности). Вместе с тем нет такого переживания у индивида, которое, будучи опредмечено в слове, не поддавалось бы интерпретации как высказанной рефлексии какого-то другого человека, который стал в исследовательскую позицию и желает описать значащие переживания человеческого рода.

 

Эмоция тоже может именоваться, но она отличается от значащего переживания дорефлективностью и неинтенциональностью. Значащие переживания - инобытия смыслов, тогда как эмоции не являются инобытиями смыслов. Значащие переживания в несравненно большей степени, чем эмоции, являются ценностями, представленными в тексте, причем текст, произведение речи, может стоять в разных отношениях к значащему переживанию - манифестировать его; комментировать и объяснять его; рефлективно обрабатывать его в условиях распредмечивания; способствовать его интенциональности; упорядоченно репрезентировать его; вести с ним борьбу - как в церковной проповеди, направленной против переживания безнравственных смыслов [об этом: Fiehler 1986].

 

Как мы видим, в значащем переживании есть рефлективное отношение субъекта к непосредственно данному чувственно, тогда как эмоция - это еще слитость объекта и субъекта [Попова Л.М. 1979:66]. Подходят для эмоции и определения типа "реакция на стимул", "приспособительное действие". Эмоция вообще находится вне мира смыслов: "Эмоция представляет компенсаторный механизм, восполняющий дефицит информации, необходимой для достижения цели (удовлетворения потребности)" [Симонов 1966:32]. Сходное определение эмоции - "отражение единства ощущения и потребности" [Видгоф 1974:15]. Вместе с тем, эмоция может присутствовать как фон значащего переживания: я переживаю страх персонажа романа, сам я ничего рационально при этом не боюсь, но поскольку в силу феноменологической редукции я взял за скобки свою действительность, я попадаю в действительность этого персонажа и переживаю страх вместе с ним, то есть эмпатическим образом возвращаюсь из только значащего переживания в не только значащее переживание. Упомянутый персонаж испытывает "нечеловеческий", "животный" страх, а я как будто отношусь к его ситуации осмысленно, осознанно, сознательно. Однако в этой ситуации мой смысл есть смысл не только усматриваемый, не только по-человечески переживаемый, но еще и "эмоционально чувствуемый". "Всякое сознание есть в той или иной мере сознание перцептивного" [Merleau-Ponty 1945:452]. Очевидно, общность между эмоцией и значащим переживанием может быть не только генетической (фило- и онтогенетической), но и сущностной. Однако существенно то, что и эмоция страха вторична в условиях феноменологической редукции при чтении текста о животном страхе персонажа, первичен же смысл-знание о страхе. Эмоция у действительного человека выступает и переживается всегда удвоенно - и как эмоция, и как возвышающийся над ней смысл [см. Видгоф 1982]. Кроме того, опыт эмоций может попадать в рефлективную реальность, и тогда последующие эмоциональные состояния зависят отнюдь не только от непосредственных восприятий ощущаемого.

 

Вообще же эмоция заслуживает внимания феноменологии, а следовательно - и филологической герменевтики, но до настоящего времени она изучалась только психологией и психофизиологией. Психологией эмоция изучается вне социального бытия рефлектирующего человеческого рассудка, вне вопроса о собственно человеческом начале в эмоции, вне смысла, вкупе с которым она занимает место в человеческом действовании, в его значащем переживании [Sartre G.P. 1948]. Правда, в СССР всегда были психологи которые подчеркивали, что эмоции определяют саморегуляцию организма, саморегуляцию же личности определяют чувства (Платонов К.К.). Осмысленные чувства - это что угодно, но не "первичные эмоции" [Read 1958:70]. Вообще стремление выделить эмоции как нечто низшее в мире переживаемого начинаются с Р. Декарта и Д. Юма, которые отделили эмоцию от "познавательных" актов, сблизив эмоции с процедурами восприятия. В этом положении содержится нечто очень важное и еще мало оцененное: значащие переживания - это действия, тогда как эмоции - только процедуры. Действительно, у значащего переживания есть все признаки действия: они изменяют материал (человеческую душу); они несут печать нормативности (социально одобряемые и социально неодобряемые значащие переживания - важнейшее социально-этическое противопоставление); они рефлектируются и интендируются. У эмоций этих признаков нет, т.е. их процедурность абсолютна.

 

Разумеется, все эти деления не принимаются фрейдизмом: для них и сам смысл, и его переживание - лишь инобытие эмоций. Распространенность этой точки зрения обусловлена тем, что в нее "легко поверить" всякому, кто не очень глубоко задумывается о таких вопросах, как противопоставленность действия и процедуры. Естественно, есть и крайняя антифрейдистская точка зрения: половая любовь никак не связана с половым влечением [напр., Reik 1944]. Если брать "любовные" смыслы, то эти споры ведутся давно [напр., Binet 1887:143-167]. Эти споры малоперспективны, коль скоро они остаются только в рамках психологии, не интересующейся ни различием действия и процедур в схемах смыслообразования и интендирования, ни их взаимопроникновением в биосоциальном субстрате СМД. Очень важно и то обстоятельство (и на него мало обращают внимания), что эмоции и собственно человеческие чувства различаются по сложности [об этом писал, в частности, McDougall 1928], Главное же здесь то, что сложность переживания обусловлена сложностью и структурированностью смысла. То, что смыслообразование не только рационально, но и связано с чувствами, первым заметил Декарт - и его заслуга в том, что он первым поставил смысл в ряд с чувствами [Декарт 1970:266].

 

Пользование смыслами, то есть понимание, долго не попадало в поле зрения науки, пока в конце XIX века не стали известны великие учения В. Дильтея и Э. Гуссерля. Дильтей в мире чувств и чувствований выделил переживание - "путь и способ, которым отдельный человек застает, обнаруживает и находит [одно слово - vorfindet] свое присутствие в мире". [Bollnow 1936:84]. Сам Дильтей дает такое определение действия переживания (Erleben) - это по-разному характеризующийся способ, каким здесь для меня существует реальность. Дильтей противопоставлял переживание и чувству, и восприятию, над которыми оно возвышается, как впрочем, и над всеми вообще объектами, которые суть "часть переживания". Оживление термина "переживание" Дильтеем играет важную культурную роль: духовное богатство, душевное богатство, культура души, культура духовного бытия - это не только жизнедеятельность в мире смыслов, но и жизнь в мире переживаний. Переживать можно некультурно и культурно. Обучение должно приводить человека к "богатству мыслей (смыслов) и, безусловно, к культуре переживаний". Человек для Дильтея - "единство переживаний" и совершенно ясно, что важнейшая задача обучения - сделать это "единство переживаний" каждого индивида социально адекватным. Это - личностная сторона формирования рефлективных готовностей подрастающего поколения. Дильтей дал ответ на вопрос о том, где надо искать объект совершенствования рефлексией [Дильтей 1987:117]. Этот объект - внутренний мир человека, который каждый должен наполнить смыслами и при этом эти смыслы пережить.

 

В этой связи было бы уместно говорить о той педагогике, которая еще не создана и в системе которой интерпретационные методы, обращенные на тексты культуры и науки, а также на живой дискурс, будут играть выдающуюся роль. С точки зрения перспектив такой науки велика заслуга Дильтея, прямо указавшего, что обучение рефлексии может строиться на базе наличной рефлективной реальности, на осознании человеком собственных психических процессов, собственных переживаний как "внутреннего опыта". Дильтей пишет далее: "А поскольку все для нас существующее держится на этом внутреннем опыте, и все, что для нас обладает ценностью или является целью, дано нам как таковое только в переживании наших ощущений и движений воли, то в вышеописанной науке залегают первопринципы нашего познания, определяющие, в какой мере существует для нас природа и первопринципы наших действий, объясняющие наличие целей, интересов и ценностей - основы нашего практического общения с природой".

 

Вопрос об обучении рефлексии как способу вхождения в мир переживаемых смыслов перерастает здесь в вопрос о том, каков человек в его отношении к миру, к людям, к обществу - в зависимости от того, как ведется работа с переживаемыми смыслами. Именно смысл-переживание является источником творческой потенции человека: "Творчество поэта всегда и везде покоится на энергии переживания... Переживание вполне становится нашей собственностью только тогда, когда оно вступает во внутреннюю связь с другими, обнаруживая тем самым свой смысл" [Дильтей 1987/1887:141-142].

 

Смыслы-переживания в основном совпадают с собственно человеческими чувствами. Определение "чувства" ["переживание отношения" - Теплов 1951:155] необходимо расширить: чувство - переживание некоторой предметности [feeling of - в противоположность feeling for - см. Laing 1976:33]. Чувство - всегда разновидность переживания, характеризующаяся наличием объекта - "сомнение в чем-то", "уверенность в чем-то". Это - интеллектуальные чувства, считавшиеся когда-то (Рибо и пр.) "слабым спутником абстрактной мысли" [см. Поплужный 1969]. В действительности эти чувства и текстовые смыслы - взаимно перевыраженные конструкты. Очень многие усмотрения смыслов выступают как чувства, само усилие мысли, даже сам интеллект могут быть чувством [Croce 1929:30]. Чувства такого рода в европейской эстетической культуре давно противопоставлены эмоциям, а чувства как выраженные в тексте значащие переживания трактуются в этой культуре в качестве надындивидуальных смыслов: "Великая поэзия может создаваться вовсе без непосредственного использования эмоций, за счет одних только чувств" [Элиот 1987/1919:173]. В чувстве соединяются многочисленные обломки других чувств и впечатлений, схваченных из рефлективной реальности, а опыт эмоционального действования бывает многократно перевыражен в опыте осмыслений к тому моменту, когда человек пользуется текстами культуры с опредмеченными в них смыслами.

 

В каких-то текстовых ситуациях смыслы выступают как "излияния чувств". Смысл романтического произведения - "чувства", то есть чувства и есть смысл и метасмысл множества романтических текстов. Новалис писал: "В истинных поэмах нет другого единства, кроме единства душевного настроения" [Литературные манифесты 1980:95]. "Мысли... обозначают испытанные нами ранее чувства" [Вордсворт; там же: 264]. Последнее положение верно применительно не только к романтической поэзии, но и к конфигурациям связей и отношений между компонентами бесчисленного множества ситуаций. В текстовых ситуациях основами такой конфигурации оказываются чувства, которые в тексте опять-таки выступают как опредмеченные смыслы. Дж. Ричардс [Richards J.A. 1939:191] говорит о смыслах как инструментах чувств, что верно, поскольку рефлексия дает здесь пробуждение собственно человеческих чувств, точнее - организованностью рефлексии здесь является комплекс чувств, а не знание истины [Richards, Ogden 1936:244]. В этот комплекс входят и ранее бывшие чувства, причем именно чувства как смыслы (Sentiments) в отличие от эмоций как не-смыслов (Emоtions). Чувство как смысл обращено не на внутреннее состояние реципиента, а на объект [Pollock 1942:205-206]. М. Дюфрен [Dufrenne 1953:II:544] пишет: "Чувствовать значит испытывать чувство не как состояние своего "Я", но как качество объекта". Можно читать о чьем-то волнении, получать именно благодаря этому значащие переживания, но не волноваться: "Эмоция необходимо затрагивает личность, чувство (feeling) - нет" [Whally 1953:66]. Чувство - "это и обобщенный образ [Р/мД] эмоции, сохраняющийся в памяти... и художественный образ, ее воплощающий". П.А. Гринцер [1987:200] отмечает сходство этого взгляда с дервнеиндийской поэтикой, с категорией "весана".

 

Вообще сфера чувств захватывает значительную часть поля смыслов-переживаний - от тональности до умонастроения - своего рода мостика между мировоззрением и настроением [Парыгин 1966]. Чем дальше от эмоции и ближе к умонастроению, тем надежнее связь смысла и значащего переживания, тем достовернее их взаимная перевыраженность и перевыразимость. При перечислении чувств мы должны помнить, что каждое из чувств может получать трактовку и только эмоций, и только смыслов, и множества переходных стадий. Один из списков чувств дал А.Н. Лук [1968:19-20]. Список дан с некоторыми модификациями, исходя из того, что для герменевтики этот список - образец категоризации понимаемых смыслов-переживаний при чтении или слушании речевых произведений:

 

-    радость

-    тоска

-    восторг

-    печаль

-    доверие

-    гордость

-    уныние

-    уважение

-    симпатия

-    скука

-    умиление

-    любовь (половая)

-    отчаяние

-    благодарность

-    любовь (привязанность)

-    тревога

-    (не)удовлетворенность собой

-    умиление

-    обида

-    нежность

-    страх

-    любопытство

-    самодовольство

-    ужас

-    безразличие

-    злорадство

-    жалость

-    недоверие

-    чувство удовлетворенной мести

-    сочувствие

-    презрение

-    сожаление

-    отвращение

-    спокойная совесть

-    досада

-    разочарование

-    чувство облегчения

-    возмущение

-    нетерпение

-    чувство безопасности

-    ненависть

-    горечь

-    предвкушение

-    неприязнь

-    удивление

-    зависть

-    безразличие

-    злоба

-    спокойная созерцательность

-    (не)удовольствие

-    горе

-    восхищение

-    огорчение

-    гордость

 

Как мы видим, выступает ли значащее переживание как состояние личности, или как чувство, или еще как-то, все же переживание смысла, переживаемый смысл - это основа основ всей системы гуманистических ценностей как единиц понимаемого.

 

Переживание - это средство компенсации всех недостатков других способов обращения к рефлективной реальности. А.А. Салиев [1980:189], трактует переживание как особую категорию, выражающую глубокое отношение к объекту. Первый признак переживания - обращенность сознания к объекту. При этом фиксируются важнейшие детали объекта, его качества и действия. Одновременно повышается тонус чувств. Переживание обеспечивает те связи с объектом, благодаря которым создаются условия и для собственно мышления. Таким образом, переживание способствует и взаимодействию человека со средой. Хотя смысл-переживание отличается от смысла-оценки, внутри системы смыслов-переживаний также существует оценочное начало, представленное в оценочных переживаниях [Buczynska-Garewicz 1975]. Отмечают [напр., Meinong 1917], что концептуализация оценки происходит после ее чувственного усмотрения и значащего переживания. В дополнение к этому длинному описанию возможностей значащих переживаний в организации процессов смыслообразования и понимания отметим, что количество объектов переживания выходит за пределы океана смыслов. В частности, могут переживаться пропозиции, содержания, значения, знания, даже формульные записи, образы предметов и проч. Если рефлективной реальности где-то не хватает для осмысливания мира, эту работу осмысливания доделают значащие переживания. Если лектор скажет слушателю, что "Вишневый сад" - никакой не плач по "уходящим помещичьим гнездам", то слушатель не поверит на слово, пока не перечитает текста и не переживет "скрытого сюжета" - "литературной Янусо-образности" [Watts 1984]. Художник не изобразит стакана, если не переживет "объемности" как "переживания объемности". Нет выхода и к соответствующим художественным смыслам без "переживания натяженности" или "переживания шероховатости", и не случайно преподаватели школ современного искусства стремятся вывести учащихся к этим переживаниям [Collier 1967]. Вообще переживания очень разнообразны - от "и вдруг вспомнилось..." до "постоянного переживания воспоминаний о той страшной метели".

 

Как и смысл, переживание смысла может как осознаваться, так и не осознаваться. Второй случай более представлен в практике большинства людей. В тех же случаях, когда отчет о переживании дается осознанно, он чаще всего имеет характер метафоры. Например, переживание "близость автора к читателю", как свидетельствует О.М. Грудцова [1977:35], поэт Михаил Светлов передавал в разговоре так: "Стихи - это беседа. Писать надо так, будто ты сидишь за одним столом с читателем и разговариваешь с ним". Когда же мы слышим "Моя звезда закатилась", мы вообще ничего не формулируем, но переживаем "неприятное чувство от претенциозности и самомнения собеседника" (Кавычки поставлены потому, что здесь в кавычки ставятся именования смыслов, то есть того, что подлежит пониманию в тексте).

 

Значащие переживания делятся на нереференциальные ("Радость") и референциальные ("радость от х"). Референциальные переживания именую периферию, на которой они граничат или сливаются с другими значащими переживаниями [Spiegelberg 1975:179], что и создает:

1) некоторую расплывчатость переживания,

2) трудность сознательного отчета о переживании,

3) оспоримость любой точной формулировки при интерпретации текста как источника значащих переживаний,

4) одновременное интендирование не одного, а многих топосов онтологической конструкции.

 

Далее, возможна таксономизация значащих переживаний по критерию ограниченности/ неограниченности референциальности: "Я боюсь тебя" - ограниченная референциальность (некто боится Петрова, а о других ничего не сказано); "Я боюсь высоты" - здесь неограниченная референциальность [Lirie 1979:241-257].