Глава 4. Динамика социального происхождения и становления .. Элиты 187

Даже во внутрипартийной статистике существовала графа «Из обще­го числа работников было раньше рабочими или колхозниками». В этой графе всегда стояли цифры, убедительно свидетельствовавшие о том, что абсолютное большинство руководителей городов и сел были в прошлом людьми «из народа», хорошо знали и представляли проблемы и нужды населения. Правда, официальная пропаганда допускала пере­бор, поскольку фактор социального происхождения, а тем более работы в начале трудовой деятельности на должностях «простых» рабочих и колхозников еще совсем не означал народности политики.

Тем более, нельзя было говорить о сохранении связи лидеров власти со своим социальным прошлым лишь на основании работы на рядовых должностях десять-двадцать лет назад. Характерно, что еще В. И.Ленин писал, что настоящими рабочими можно было бы считать только тех, кто «на самом деле по своему жизненному положению должен был усвоить пролетарскую психологию. А это невозможно без многих лет пребыва­ния на фабрике без всяких посторонних целей, а по общим условиям экономического и социального быта»⁶⁶.

Анализ начального этапа трудовой деятельности дает возможность оценить ряд основополагающих советских постулатов, характеризую­щих основы власти в СССР. Дальнейший анализ проведен на материа­лах Пермской области, кроме особо оговоренных случаев. Анализ таблицы 41 дает представление об основных тенденциях в изменении рода занятий на первой работе будущих представителей элиты Перм­ской области. Необходимо отметить стабильность структуры занятости на первой работе и основных пропорций между группами занятий. В частности, можно особо выделить, что от 70 до 80 % будущих предста­вителей элиты начинали свой трудовой путь в гражданском секторе⁶⁷ с одной из трех позиций: рабочие и колхозники (работа в индивидуальном хозяйстве родителей), гуманитарная интеллигенция (учителя, библио­текари, заведующие избами-читальнями и др.), специалисты промыш­ленного и сельскохозяйственного производства, ИТР (в 1950 г. соответ­ственно 85,8 %). Явным фаворитом выглядит группа профессий «про­стых» рабочих и колхозников, которые в совокупности составляли примерно столько же, сколько и представители двух остальных групп профессий вместе взятые. При этом происходило постепенное увеличе­ние доли рабочих и крестьян, мастеров, уменьшение занятых в органах власти и общественных организациях.

Сразу следует оговориться, что данные по состоянию на 1960 г. нуждаются в определенной корректировке ввиду специфической исто­рической ситуации и особенностей данного анализа. Для поколения 1960 г. характерна ситуация, когда выпускники школ, средних учебных заведений и вузов, а также лица, уже находящиеся в Красной Армии, оказывались на фронтах Отечественной войны и возвращались из армии по ранению, болезни или демобилизации уже в довольно зрелом возрасте. Именно этим объясняется относительно малая доля профес­сий «простых» рабочих и крестьян среди занятий на первой работе. Это

188

В. П. Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг.)

же служило основным фактором, объяснявшим относительно высокое число занятых во властных органах и общественных организациях: опыт людей, вернувшихся с фронта, где они нередко выполняли командные и политические функции, служил своеобразным пропуском на ответствен­ные посты. Ситуация 1950 г., скорее всего, объясняется последствиями предвоенной «кадровой революции», когда происходило выдвижение на руководящие должности работников из советского аппарата. Однако эта версия требует проверки.

Для поколения элиты 1950-1960 гг. характерно еще одно обстоя­тельство. Часть лидеров городов и районов начинали свою трудовую деятельность в индивидуальном хозяйстве родителей или батраком (до 5-10% от численности всех членов РПЭ). Реально, конечно, число работавших в индивидуальном крестьянском хозяйстве родителей было гораздо больше, учитывая в значительной мере крестьянское происхож­дение данной возрастной группы руководителей. Традиции сельской жизни обусловливали раннее вовлечение в трудовую деятельность всех членов семьи, и это не было чем-то необыкновенным. Другое дело, что не все указывали в своих документах на эти обстоятельства, сами собой разумеющиеся с их точки зрения. Отметка делалась лишь в том случае, когда требовалось объяснить сравнительно позднее вхождение в трудо­вую деятельность в рамках общественного производства.

Следует отметить также, что все более увеличивающаяся часть состава будущей элиты начинала свою трудовую деятельность в преде­лах области: для поколения 1950 г. данный показатель равен 56,6 %, для 1960 г.- 68,3 %, для 1970 г.- 76,0 %, для 1980 г.- 73,1 %, для 1990 г.— 85,6 %. Это тем более важно, что вся дальнейшая деятельность этих работников, за редким исключением, шла в пределах области. Регио­нальная политическая элита была и все больше становилась таковой не только по факту рождения, но и социализации.

Данные о возрасте начала трудовой деятельности в гражданском секторе дают представление о сложности и значительных различиях в процессах социализации поколений 1960-х и 1980-х гг. Хотя средние возрасты начала трудовой деятельности отличаются незначительно (в 1950 — 16,0 лет⁶⁸, в 1960 г.— 18,7 года, в 1970 — 19,1 года, в 1980 г.— 19,8 года, в 1990 г.— 19,9 года), внутреннее их наполнение различно. Для всех поколений работников типичными являются два возрастных «пика», когда больше всего юношей и девушек вступало в трудовую деятельность — это периоды 16-18 и 21-25 лет, что связано либо с окончанием школы, либо с окончанием высшего или среднего специаль­ного учебного заведения, либо с возвращением из рядов Советской Армии. Для периода 1960-1975 гг. характерны высокие доли возраст­ных групп до 15 лет и старше 25 лет. Большая доля возрастной группы 15 лет и младше объясняется спецификой крестьянского труда, обстоя­тельствами его организации в индивидуальном крестьянском хозяйстве в первые годы советской власти до коллективизации, а также суровыми условиями войны и послевоенного восстановления народного хозяй-