Язык права как предмет изучения правовой лингвистики

Вопросы о том, является ли язык права особым языком и является ли этот специальный язык внутренне единым, составляют одну из традиционных областей исследований правовой лингвистики в немецкой и австрийской науке.

Так как язык права является не только семиотической системой, но и неотделимой частью правовой системы с её традициями, особенностями логики и функциями, то особенности этого языка естественным образом вытекают из особенностей самого права, среди которых в первую очередь приводятся следующие:

• высокая степень абстракции юридических понятий.

В отличие от специальных областей, как например, техники или естествознания, где термины обозначают конкретные предметы и могут быть изображены по крайней мере графически, что позволяет достаточно легко определить содержание понятия и соотнести понятие с его языковым обозначением, язык права выражает абстрактные понятия и связи между ними. Отсюда вытекает вторая особенность языка права:

• тесная связь языка и права.

Правовые понятия и нормы могут быть выражены только посредством языка. Язык является единственным «рабочим инструментом» юриста, инструментом, который должен быть хорошо приспособлен для работы с «рабочим материалом», т.е. с системой правовых отношений, чтобы обеспечить её функционирование [Arntz, 2001, с. 206].

Таким образом, язык права должен быть, с одной стороны, единым, чтобы обеспечить единство внутри правовой системы. С другой стороны, он должен быть применим для различных целей, т.е. в различных сферах юридической деятельности.

Существуют различные мнения о том, насколько язык права можно считать единым. В пользу этого предположения свидетельствует тот факт, что юристы, т.е. основные носители этого языка, получают (в Германии) одинаковое образование на основе единого языка. Кроме того, во всех областях права язык правовой практики опирается на единый язык закона [Otto, 1981, с. 45]. Аргументом против этого утверждения могут служить различные критерии, по которым язык права можно структурировать. Это и различия между правовыми институтами, в которых средством коммуникации является язык права, и различные уровни знаний и компетентности участников этой коммуникации (при этом не следует упускать из виду, что граница между объёмом юридических знаний юриста и неюриста может быть размыта), и множество способов коммуникации (например, устная или письменная) и другие аспекты. Многие работы последних лет опирались на предложенную В. Отто классификацию «слоёв» юридического языка, т.е. его внутренней структуры:

1. Язык законов: общие, абстрактные правовые нормы, предназначенные законодателем как для специалистов-юристов, так и для неюристов;

2. Язык судебных решений;

3. Язык юридической науки и экспертиз: комментарии и обсуждение специальных вопросов специалистами для специалистов;

4. Язык ведомственного письменного общения: формуляры, памятки, повестки и т.д.;

5. Административный жаргон: неофициальное обсуждение специальных и полуспециальных вопросов специалистами [Otto, с. 51].

Эти «языковые слои» отличаются друг от друга мерой необходимости точного, подробного и краткого выражения понятий в языке.

Попытки структурировать юридический язык часто предпринимаются в языковедении и терминоведении, так как вопрос о структуре языка тесно связан с его функциями, а соответственно, с задачами и целями его исследования. Поэтому существует множество точек зрения и критериев рассмотрения вопроса внутренней структуры языка права.

Так например, немец Сандрини различает 3 типа юридических текстов:

• правотворчество (договоры, уставы);

• осуществление правосудия (судебные решения, показания, экспертизы, иски и т.д.);

• административные тексты (ведомственный язык и язык ведомственной корреспонденции) [Sandini, 1999, с.12 и сл.].

С. Шарчевич различает по критерию «прескриптивный / дескриптивный текст» 3 типа текстов:

• первично прескриптивные тексты (законы, распоряжения, договоры);

• смешанные тексты, являющиеся в первую очередь дескриптивными, но содержащие и прескриптивные элементы (иски, заявления), и дескриптивные тексты (учебная литература и др.) [Šarčević, 1997, c. 9].

Я. Эриксен предлагает структурировать язык права не по лингвистическим критериям, а в соответствии с функциональными областями (структурами) права: законодательство, администрация и судопроизводство. Эриксен приходит к выводу, что относительная самостоятельность этих правовых сфер приводит к относительной самостоятельности и специального языка, присущего каждой их этих сфер, вследствие чего говорить о едином языке права, по его мнению, не представляется возможным [Eriksen, 2002, с. 17]. Тем самым он присоединяется к мнению некоторых других исследователей, в частности, М. Нуссбаумера, отрицающих термины «юридический язык», «язык права» и «юридический текст» и аргументирующих этот тезис тем, что «юридический язык» представлен таким множеством различных типов текстов внутри права как общественного института, что говорить о «юридическом языке» с лингвистической точки зрения представляется нецелесообразным [Eriksen, 2001, с. 588].

Ряд исследований посвящён вопросу понятности языка законодательства и ведомств, результаты которых уже нашли отражение в соответствующих практических рекомендациях (в частности, по составлению ведомственных предписаний), которые в большинстве своём касаются упрощения синтаксических конструкций. Однако такие советы часто остаются без внимания.

Среди особенностей юридического языка, наиболее часто подвергающихся критике со стороны лингвистов, многие исследователи приводят следующие:

• употребление юридических терминов, совпадающих со словами естественного языка (например, терминологизированных слов Besitz (владение, обладание), Mensch (человек), Sache (вещь), Dunkelheit (темнота));

• использование неопределённых выражений (Interesse des öffentlichen Verkehrs (интересы общественности), die guten Sitten (общепринятые моральные нормы), niedrige Beweggründe (низменные мотивы));

• применение архаизмов;

• «компактный стиль» (сложные номинальные группы, пассивные конструкции, исчезновение агенса, запутанные синтаксические конструкции и «непросматриваемые» сложноподчинённые предложения и др.).

В этой связи Р. Арнтц обращает внимание на то, что причины возникновения проблем понимания между юристами и неюристами в правовой и административной области заключаются не в лексике и языковых структурах, а скорее в абстрактности специальных юридических понятийных взаимосвязей [Arntz, 2001, с. 289].

Диапазон тем исследований правовой лингвистики, заслуживающих подробного рассмотрения, широк. Так, говоря об особенностях языка права, большинство исследователей рассматривают вопрос соотношения языка права и естественного языка. Одной из интереснейших тем является юридическая семантика, область, берущая своё начало в классической юридической герменевтике и впитавшая на пути своего развития современные идеи философии, а затем и новые направления и методы лингвистики. Большой интерес представляют также вопросы коммуникации в суде, коммуникации юристов и неюристов, вопросы судебной лингвистики, дидактики в юридической сфере и многие другие. Однако в рамках одной статьи невозможно в достаточной мере представить все эти темы. Поэтому в заключение остановлюсь лишь на одной из областей исследований: на вопросах перевода юридических текстов и лексикографии в этой области.