Литература

Воркачев С.Г., Кусов Г.В. Концепт «оскорбление» и его этимологическая память // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 2. Воронеж, 2000.

Голев Н.Д. Об объективности и легитимности источников лингвистической экспертизы // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы. Барнаул, 2002.

Голев Н.Д. Общие проблемы взаимодействия естественного и юридического языка, лингвистики и юриспруденции // Юрислингвистика-2: Русский язык в его естественном и юридическом бытии. Барнаул, 2000.

Голев Н.Д. Юрислингвистический словарь инвективной лексики русского языка (к постановке проблемы) // Актуальные проблемы русистики: Материалы Международной конференции. Томск, 2003.

Жельвис В.И. Поле брани: сквернословие как социальная проблема. М., 1997.

Коряковцев А.В. Норма реакции инвектума (к вопросу о словаре инвективной лексики) // Актуальные проблемы русского языка и литературы. Красноярск, 2003.

Косцинский К. Ненормативная лексика и словари // Russian Linguistics. 1980. №4.

Международный словарь непристойностей: Путеводитель по скабрезным словам в русском, итальянском, французском, немецком, испанском, английском языках / Под ред. А.Н. Кохтева. М., 1992.

Мокиенко В.М. Русская бранная лексика: цензурное и нецензурное // Русистика. Берлин, 1994. 1/2.

Плуцер-Сарно А.Ю. Матерный словарь как феномен русской культуры // Новая русская книга. 2000. №2.

Русский мат: Толковый словарь. М., 1997.

Русский семантический словарь / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М., 2000.

Словарь оценок внешности человека / Под ред. В.М. Богуславского М., 1994.

Словарь русского языка: В 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой М., 1981.

Современный толковый словарь русского / Под ред. С.А. Кузнецова Спб., 2001.

К.М. Рудкова концепт «оскорбление»: к проблеме взаимодействия юридического и естественного языков

В данной статье, исследуя процесс взаимодействия юридического и естественного языков как юрислингвистическую проблему, мы исходим из следующего положения: «В юридических документах многие термины функционируют в сущности как слова естественного языка, значения которых складываются (узуализируются, канонизируются) стихийно, де-факто. При этом выявление и описание того, «что сложилось», представляет для лингвистов отнюдь не само собой разумеющееся элементарное действие, а фундаментальную проблему» [Голев, 2000, с. 25].

Отсутствие в правовых текстах чёткой соотнесённости термина со специфическим денотатом принуждает рядового носителя языка интерпретировать многие юридические термины¹, руководствуясь своим речевым опытом, содержанием того концепта, который сложился в данном обыденном языковом сознании (см. об этом: [Сперанская, 1999, с. 87–92]). В качестве примера таких ложноориентирующих терминов можно назвать многие основные понятия права в той его части, которая посвящена защите чести и достоинства, а именно: честь, достоинство, деловая репутация, порочащее и позорящее, оскорбление и др.

Так, например, в ст. 130 УК РФ «Оскорбление» данный юридический термин определяется следующим образом: «оскорбление – это унижение чести и достоинства другого лица в неприличной форме». Понятия, через которые раскрывается термин «оскорбление»: «честь», «достоинство», «неприличная форма» – юридической наукой относятся к разряду «оценочных» (см., например: [Костюк, 2002]), требующих особого юридического комментария во избежание присущей им многозначности толкования. Однако при попытке авторов «Комментария к УК РФ» конкретизировать одно из названных понятий в следующем определении: «Неприличная форма дискредитации потерпевшего означает, что отрицательная оценка его личности даётся в явно циничной, а потому резко противоречащей принятой в обществе манере общения между людьми» [Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации, 2002, с. 295], снять многозначность его толкования не представилось возможным, более того, здесь можно увидеть прямо противоположный процесс. Для нас этот пример важен как наглядная демонстрация метаязыкового сознания создателей юридических текстов (см. об этом: [Лебедева, 2000, с. 56–72]), которое включает основные черты обыденного метаязыкового сознания. Одной из таких черт, по мнению Н.Б. Лебедевой, является канонизация толкового словаря. В поисках смысла носитель обыденного языкового сознания обращается к толковому словарю как к высочайшему, бесспорному авторитету. Однако вот что предлагает в таких случаях словарь. Оскорбление – «действие по глаголу оскорбить (крайне унизить, обидеть, причинить моральный ущерб, боль кому-нибудь, чему-нибудь)» [Толковый словарь под ред. Д.И. Ушакова, 1938, Т. III, с. 866]; «поступок или слово (слова), оскорбляющие кого-либо» [Словарь современного русского литературного языка, 1959, Т. VIII, с. 1106]; «действие, цель которого уязвить, задеть в ком-либо, какие-либо чувства» [Словарь русского языка, 1999, Т. II, с. 647; [Большой толковый словарь русского языка, 1998, с. 729]. Толковые словари, предлагая минимальный набор дифференциальных сигнификативных признаков, которые позволяют экономным образом опознать предмет и функционально нацеленные на кодификацию бытования языка в обыденной сфере, не имеют возможности и не призваны интерпретировать правовые термины.

Ещё одной особенностью метаязыкового сознания является создание концептов и использование их в качестве функциональных единиц как языковых знаков, включающих в себя помимо предметной отнесённости всю коммуникативно-значимую информацию. В науке концептом принято называть «глобальную, мыслительную единицу» [Попова, Стернин, 2001, с. 3–4], «сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека, и с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на неё», «инвариантный обобщённый образ предмета, который создаётся языковым опытом» [Степанов, 1997, с. 40].

У концепта сложная структура. С одной стороны, к ней относится всё, что принадлежит строению понятия, с другой стороны, в структуру концепта входит всё то, что и делает его фактом культуры – исходная форма (этимология); сжатая до основных признаков содержания история; современные ассоциации; оценки и т.д. Концепт можно подвергнуть компонентному анализу, так как он состоит из «слоёв» (компонентов), которые мы выделяем вслед за Ю.С. Степановым [Степанов, 1997, с. 44]:

1. Основной актуальный признак. В так называемом «активном» слое концепт актуально существует для всех пользующихся данным языком как средство их взаимопонимания и общения.

2. Дополнительный или несколько дополнительных, «пассивных» признаков, являющихся уже не актуальными, «историческими». Здесь концепт актуален лишь для некоторых социальных групп. Причём во всех случаях актуализируются «исторические», «пассивные» признаки концепта главным образом при общении людей данной социальной группы, при общении их между собой, а не вовне, с другими группами.

3. Внутренняя форма, обычно вовсе не осознаваемая, запечатлённая во внешней, словесной форме. Внутренняя форма, или этимологический признак, открывается лишь исследователям и исследователями. Но это не значит, что для пользующихся данным языком этот слой содержания концепта вообще не существует. Он существует для них опосредованно, как основа, на которой возникли и держатся остальные слои значения.

Для того чтобы описать концепт «оскорбление»² – то, «что сложилось» – таким, каким он существует в естественном языке и обыденном сознании³, мы использовали метод языкового эксперимента, в котором принял участие 141 носитель языка. Реципиенты в рамках анкеты ответили на следующий вопрос: «Как Вы понимаете слово "оскорбление"?» С помощью статистических методов мы получили следующее содержание концепта «оскорбление».

1. Основные актуальные признаки – слово (38 реципиентов) или поступок (33) человека (26) по отношению к другому человеку с целью намеренного (24) унижения (43) последнего, вызывая тем самым, как следствие, у него чувство обиды (64).

Если соотнести полученные данные с ЛЗ слова, фиксируемым словарной статьёй с целью увидеть изменения языкового сознания (оскорбление – действие по глаголу оскорбить («крайне обидеть, унизить кого-либо, уязвить, задеть в ком-либо какие-либо чувства»)) [Большой толковый словарь русского языка, 1998, с. 729], можно сделать следующие выводы. В словарной статье нет отсылки к мотивации «действия», к его намеренности/ненамеренности, то, что присутствует в обозначенном нами ядре. Однако вторая часть определения, где оскорбить – это ещё и уязвить, задеть в ком-либо какие-либо чувства, то, что было актуальным для языкового сознания времён создания словаря (1990-е гг.), в нашем исследовании отходит в разряд пассивных признаков концепта. Думается, что причиной этих изменений стала юридизация понятия «оскорбление», связанная с увеличившимся в последнее время количеством дел о защите чести и достоинства, (хотя есть основания говорить и об обратном процессе). Когда оскорбление выступает прежде всего как преступление против чести и достоинства, на первый план языковым сознанием выдвигается его намеренность и отодвигаются частности, детали, связанные с этим преступлением (например, факт уязвления каких-либо чувств).

«Ключевым словом» в ядре концепта «оскорбление» можно назвать лексему «унижение» (унизить – «задеть, оскорбить чьё-либо самолюбие, достоинство, поставить в унизительное положение кого-либо» [Большой толковый словарь русского языка, 1998, с. 1389]). Как следствие этого выявляются такие важные понятия, как «самолюбие» и «достоинство», которые упоминаются далеко не всеми участниками эксперимента («достоинство» – 25 реципиентами из 141, «самолюбие» – 15), что является свидетельством отражения языковым сознанием этих понятий через содержание понятия «унижение» и потому отдельно им не выделяемых. Здесь важно и то, что использовали в своих ответах эти слова те участники, которые не раскрывали лексему «оскорбление» через понятие «унижение».