Литература

Бабаев В.К., Баранов В.М. Общая теория права: Краткая энциклопедия. Нижний Новгород, 1998.

Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового Завета канонические. Книги Нового Завета. Деяния святых апостолов. М., 1992.

Богданов В.В. Лингвистическая прагматика и ее прикладные аспекты // Прикладное языкознание. СПб., 1996.

Бородин С.В. Преступления против жизни. М., 1999.

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т.1. М., 1978.

Дурманов Н.Д. Советский уголовный закон. М., 1967.

Законодательный процесс. Понятие. Институты. Стадии: Научно-практическое пособие / Отв. ред. Р.Ф. Васильев. М., 2000.

Законодательная техника: Научно-практическое пособие / Под ред. Ю.А. Тихомирова. М., 2000.

Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А.И. Бойко. Ростов-на-Дону, 1996.

Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Особенная часть / Под общ. ред. Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. М., 1996.

Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: Научно-практический комментарий / Отв. ред. В.М. Лебедев. М., 2001.

Костырев В.И. Уголовное право. Общая и Особенная части: Курс лекций. Уфа, 2000.

Кузнецова Н. Эффективность уголовно-правовых норм и язык закона // Соц. законность. 1973. № 9.

Курс уголовного права. Общая часть: Учебник для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой, И.М. Тяжковой. Т. 2. М., 1999.

Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

Научно-практический комментарий к УК РФ / Отв. ред. В.М. Лебедев. М., 1998.

Радченко В.И. Некоторые вопросы судебной практики по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1998. №10.

Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка. М., 1974.

Русский язык. Энциклопедия / Под ред. Ю.Н. Караулова. М., 1997.

Российское уголовное право. Общая часть: Учебник / Под ред. В.Н. Кудрявцева, А.В. Наумова. М., 1997.

Уголовный кодекс Российской Федерации: Постатейный комментарий / Науч. ред. Н.Ф. Кузнецова, Г.М. Миньковский. М., 1997.

Уголовное право России. Общая и Особенная части: Учебник / Под общ. ред. В.П. Ревина. М., 1998.

Уголовное право. Общая часть. Учебник для вузов / Отв. ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамова. М., 1999.

Часть 6 юрислингвистические дебюты

А.В. Коряковцев, о.В. Головачева к проблеме инвективного функционирования языка и лексикографического описания русской инвективной лексики

Целью данной статьи является рассмотрение особенностей функционирования потенциально инвективных языковых единиц, а также выработка легитимных оснований (нормативно/ узуальных), способствующих их описанию и систематизации.

Принципиальная важность и новизна исследования, представленного в данной статье, связана с отражением как теоретических, так и прикладных аспектов явления инвективной лексики и инвективного функционирования языка как источников лингвистического конфликта¹.

Основными задачами, которые ставят перед собой авторы статьи, являются:

– рассмотрение инвективной функции как специальной и специфической функции языка, а инвективной лексики как самобытного явления, требующего строгой систематизации и отражения в специальном словаре;

– описание принципов построения юрислингвистического словаря русской инвективной лексики, представление модели словарной дефиниции данного словаря.

Формируемая юрислингвистическая парадигма научных знаний предполагает и требует качественно нового, иного рассмотрения многих явлений языка. Новое рассмотрение связано прежде всего с диалектическим характером подхода, предполагающим и рациональную юридизацию языка естественного. Процесс юридизации естественного языка (в том числе юридизации инвективной лексики), является необходимым, если учитывать фактор потенциальной конфликности языка, т.е. то, что «использование языка в социальной жизни человека всегда содержит определенный потенциал «естественной» оскорбительности» [Голев, 2000, с. 5]. Инвективный потенциал языка, таким образом, может реализовываться не только при помощи инвективной лексики, но и посредством неоскорбительной лексики, выступающей в инвективной функции. Таким образом, критерии, касающиеся статуса инвективности/ неинвективности, не являются достаточно четкими для формирования представлении о пределах функционирования инвективной парадигмы. Мы считаем, что изучение, систематизация инвективной лексики как одного из важнейших средств реализации языка в инвективной функции является неотъемлемой частью разрабатываемой юрислингвистической теории инвективного функционирования языка.

Отсутствие методики приемов, методов исследования инвективного функционирования языка и инвективной лексики дало о себе знать в эпоху официальной отмены цензуры. Отмена цензуры, служившей сдерживающим фактором активизации официального, повсеместного инвективного словоупотребления, породила ряд последствий (всплеск дел, связанных с покушением на честь и достоинство граждан), сигнализирующих о необходимости изучения особенностей инвективного функционирования языка. Актуализировавшиеся конфликты, вызванные инвективным функционированием языка, способствовали повышению интереса к ним со стороны специалистов-филологов (см. работы Н.Д. Голева, М.В. Горбаневского, В.И. Жельвиса и др.).

Таким образом, необходимость изучения инвективной функции языка продиктована конкретными социально-историческими переменами в жизни всего российского общества. Либерализация общества отразилась в языке (отмена цензуры). Возникшая тенденция к «свободе слова» привела к противоречиям в сфере непосредственного функционирования языка.

Непосредственный анализ обыденного метаязыкового сознания позволяет говорить о нарастающей инвективизации общества, проявляющейся как в имплицитной, так и в эксплицитной формах (до отмены и после отмены цензуры). Под эксплицитной формой выражения инвективы мы понимаем потенциальную разрешенность ее открытого употребления в СМИ, литературе.

Приведем примеры инвективного словоупотребления в некоторых российских газетах:

*«Районный суд в Челябинске удовлетворил иск лидера РПП-российской партии пенсионеров (есть и такая «партия», бля) С. Атрошенко о защите чести и достоинства против босса КПРФ Г.Зюганова» // Генеральная линия. 2003. №27.

*Аргентинское «экономическое чудо» достигло своей кульминации: народ грабит магазины, сжигает благословенный Мак-Дональдс (этим козлам везде достается в первую очередь – ничего не поделаешь – символ всего Западного мира!) // Русский Фронт. 2002. №3.

Очевидно, что такие параметры коммуникации, как оценка нормативности, оскорбительности, приемлемости, корректности, уместности высказывания, оставлены на долю членов общества, виртуальных и реальных адресатов (инвектумов)².

Узуальная практика показывает, что вопрос о корректности / некорректности, оскорбительности/ неоскорбительности, пристойности/ непристойности слова или высказывания со стороны автора, как правило, опускается, и речевое поведение носителей языка ограничивается осуществлением наиболее оптимальной для данной коммуникативной ситуации стратегии. Инвективный вокабуляр является относительно устойчивым и реализуется в рамках характерной континуальной парадигмы.

В.И. Жельвис, рассматривая функционирование инвективы в обществе, вводит понятие инвективного континуума, «с одного конца которого находятся слова общеизвестные, но осуждаемые в большинстве субкультур данной национальной культуры (обсценизмы), а с другого конца – слова, относительно приемлемые в некоторой речевой ситуации (литературные слова, обладающие явным инвективным потенциалом)» [ Жельвис, 1997].

Мы также считаем, что совокупность инвективной лексики, функционирующей в обществе, можно представить в виде полярной дихотомической структуры (инвективная внелитературная / инвективная литературная лексика), формирующей инвективный континуум общества. Данная структура проявляется в открытой стилевой контаминации (официально-деловой / разговорный стиль), смешении лексики разных стилей (литературная / обсценная лексика). Стили языка, понимаемые нами как структурно-функциональ-ные его варианты, соотнесенные с типами социальной деятельности и отличающиеся друг от друга системами устойчивых особенностей в отборе и применении языкового материала, являются отражением функций языка, в том числе и инвективной функции.

Инвективную функцию мы рассматриваем как специальную и специфическую функцию, имеющую свои средства выражения наряду с риторической, эмотивной, эстетической, фатической, номинативной, референционной и другими функциями языка.

Рассматриваемая с позиции ситуативной трансформации (ситуации общения), ивективная функция может быть представлена совокупностью различных функций, а также входить в их состав. Средствами выражения инвективы могут быть как собственно инвективные лексемы, потенциально инвективные образования (эвфемизмы и др.), так и относительно нейтральные словоформы. Зависит их выбор от многих факторов, в особенности от реальной коммуникативной ситуации, дифференцирующей инвективные средства вербализации эмоции. Однако с точки зрения норм общепринятого поведения, только инвективное словоупотребление содержит в своем выражении пограничные понятия пристойного/ непристойного, оскорбительного / неоскорбительного. Таким образом, если инвективный узус и реализуемый инвективный континуум определяются как когнитивная модель поведения человека, то «оскорбление» – «это речевая номинация самого действия, обусловленного факторами, имеющими целью изменить межличностные отношения обозначенным намерением» [Воркачев, Кусов, 2000].

Иначе говоря, оскорбление – это акт, при помощи которого оскорбляющий пытается занять доминантное положение в обществе по отношению к оскорбляемому. В том случае, если одного из участников (или обоих) не устраивает спонтанный, сиюминутный выход из сложившейся инвективной ситуации, столкновение двух личностей порождает серьезный конфликт, для разрешения которого может потребоваться вмешательство с правовой стороны. Но из-за недостаточной изученности инвективного функционирования языка и принципов его соотнесения с правовой сферой подобные конфликты, как правило, остаются неразрешенными. Юридическое же разрешение этих конфликтов затруднено вследствие неразработанности и несистематизированности инвективной стороны языка, отсутствия специализированного словаря, описывающего инвективную лексику, а также правовых механизмов, которые «в равной мере опирались бы как на стихийные закономерности естественного языка, так и на сложившуюся систему правовых норм» [Голев, 2002]. Следствием этого является множество противоречий, связанных с рассмотрением судебных дел о защите чести и достоинства личности. Эти противоречия часто возникают в процессе проверки судебными экспертами какого-либо потенциального слова-инвективы (выражения) на предмет оскорбительности/ неоскорбительности.

В делах, касающихся защиты чести, достоинства и деловой репутации личности, часто возникает вопрос о том, могут ли быть признаны с юридической точки зрения оскорбительными слова типа дурак, кретин, козел, блядь, мразь. Имеет ли право тот, в чей адрес они направлены, оскорбиться на них и искать помощи у суда? Правомерность отнесения экспертами того или иного слова к разряду оскорбительного, т.е. «унижающего честь и достоинство» (ст. 130 УК РФ), часто подвергается сомнению, что, в свою очередь, препятствует объективному разрешению конфликта. Эксперт, проводя экспертизы подобного рода, ориентируется на популярные и неспециализированные словари (С.И. Ожегова, В.И. Даля и др.) со стихийным набором во многом субъективных стилистических помет (бранное, жаргонное, просторечное, неодобрительное разговорное и др.). Кроме того, общеизвестные нормативные словари не включают совокупность инвективной лексики во всех ее проявлениях, не отражают особенностей реального функционирования инвективных лексем в узусе. И потому в инвективный/ неинвективный статус слово (выражение) возводится субъективно экспертами. Существует также множество словарей, претендующих на полноту и целостность отражения инвективного состояния языка (А. Флегон «За пределами русских словарей», Т.В. Ахметова «Русский мат: Толковый словарь», «Международный словарь непристойностей», Л.В. Дуличенко «Словарь обидных слов» и др.).

Однако эти словари, имея богатый фактический материал, из-за недостаточности его теоретического обоснования, отсутствия научных классификаций в конечном счете не могут быть признаны объективными и легитимными.

Таким образом, практика показывает, что существующий принцип экспертной оценки слова на предмет оскорбительности, в силу своей стихийности и непродуктивности, не может использоваться при юрислингвистических экспертизах. А вместе с тем, очевидно, юридическая строгость предполагает максимальную правовую однозначность ответа эксперта [Голев, 2002; 2003]. Практическая несостоятельность существующих подходов, как нам кажется, делает логичным поиск качественно новых оснований при экспертной оценке потенциальных слов-инвектив.

Одним из легитимных оснований подобной оценки должен стать специализированный юрислингвистический словарь русской инвективной лексики, отражающий особенности инвективного функционирования языка.

Материалом для создания данного словаря инвективной лексики послужат следующие толковые словари:

1. Богуславский В.М. Словарь оценок внешности человека.

2. Русский семантический словарь.

3. Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка.

4. Толковый словарь русского языка: В 4-х т. / Под ред. Д.Н. Ушакова.

5. Современный толковый словарь русского языка / Под ред. С.А. Кузнецова.

6. Словарь русского языка: В 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой.

В структуру словаря будут также включены данные опроса информантов³.

Введение в словарь инвективной лексики данных опроса информантов послужит для адекватного структурирования узуальной бытийности инвективных лексем. Сама оценка слова, учитывающая опору на обыденное метаязыковое сознание, таким образом, будет более объективной.

Юрислингвистический словарь инвективной лексики должен содержать инвективную лексику и фразеологию современного русского языка. Общеизвестно, что словарный состав инвектив русского языка богат и многосложен. Поэтому очевидно, что словарь на первом этапе не может ставить своей задачей отражение всей совокупности реализуемого инвективного континуума современного русского языка. Лексикографическое усовершенствование словаря, таким образом, будет проходить поэтапно.

На первом этапе предполагается систематизация литературной инвективной лексики. Последующие этапы будут включать в себя описание внелитературной инвективной лексики (жаргонов, обсценнной лексики) с опорой на соответствующие словари.

В словарь не будут включены определенные категории слов:

1) устаревшие слова и значения, которые не функционируют в языке;

2) слова и выражения, имеющие малый коэффициент употребления;

3) аббревиатуры.

Значение слова в словаре будет раскрывается в кратком определении, достаточном для понимания самого слова и особенностей его употребления. Отсюда следует, что от словаря нельзя требовать сведений, обеспечивающих всестороннее знакомство с самим называемым предметом.

Краткие определения для слов с одним или несколькими значениями охватывают только те значения, которые являются инвективными в литературном языке и свойственны современному общему употреблению.

В словах, сходных или близких по значению, а также в словах, совпадающих по своему значению, основное толкование будет даваться при том слове, которое является наиболее употребительным. В остальных словах такого ряда, если нет добавочных оттенков, вместо определения дается то слово, при котором дано толкование, с указанием «то же, что…».

*АЛКАШ – то же, что пьяница.

Словарь предполагает включение не только отдельных инвектив, но и инвективных фразеологических единиц, так называемых фразеологических выражений, общее значение которых не определяется непосредственно значением одного слова:

*НОС… Под носом – рядом, совсем близко.

Структура словарной статьи:

В словарной статье дается многосторонняя характеристика слова. Описываемое слово располагается в двух колонках (в первой колонке приводятся данные словарей; во второй – данные эксперимента):

1. Данные словарей:

Заглавное слово печатается в начале словарной статьи полужирным шрифтом. В слове не указывается ударение:

КРЫСА

После заглавного слова указываются словари (по принципу сокращения О – Ожегов, К – Кузнецов и т.п.), в которых встречается данное слово. Также отмечается количество лексико-семантических вариантов. Инвективный вариант представлен в скобках:

-О2(2), МАС2(2), К2(2).

За этими сведениями следует толкование инвективного значения слова. Значение слова формулируется как усредненное, включающее необходимые коннотации с учетом отдельных словарей:

– О человеке, род занятий которого расценивается как что-то мелкое, ничтожное; о тех, кто бросает общее дело в трудный, опасный момент.

Ниже указывается степень оскорбительности слова относительно шкалы инвективности: 0 – неоскорбительное, 1 – низкая степень оскорбительности, 2 – средняя степень оскорбительности, 3 – высокая степень оскорбительности. При этом каждой из степеней соответствуют свои стилистические пометы, выявленные по совокупности стилистических помет, представленных в словарях:

0 – нейтральное;

1 – неодобрительное, фамильярное, уничижительное;

2 – презрительное, пренебрежительное;

4 – бранное, грубое, вульгарное.

Дается сфера употребления слова (разговорное, жаргонное, проф. и т.п.)

– *2 (О – неод., прен.; МАС – прен.; К – нейт.).

разг.

2. Данные эксперимента:

Заглавное слово печатается в начале словарной статьи полужирным шрифтом. В слове не указывается ударение:

– КРЫСА

Далее следует определение слова, которое является обобщающим вариантом данных, предложенных информантами:

– Злой, жадный, мелочный человек.

Вслед за этим показана степень оскорбительности слова по шкале инвективности: 0 – неоскорбительное, 1 – низкая степень оскорбительности, 2 – средняя степень оскорбительности, 3 – высокая степень оскорбительности.

В скобках дается процентное обоснование выбранной степени инвективности в соответствии с наиболее приоритетной оценкой совокупности информантов (100%) того или иного слова:

– *3 (81%).

Таким образом, структуририрование вокабуляра словаря инвективной лексики на различных уровнях будет осуществляться по итогам:

– лексикографического описания других словарей;

– проведенного эксперимента.

Далее приводится модельный фрагмент юрислингвистического словаря русской инвективной лексики:

КРИТИКАН – О1(1), МАС1(1), К1(1) – Человек, склонный все критиковать, во всем видеть только недостатки. *2 ( О – неод; МАС – прен.; К – неод.;) разг. КРИТИКАНСТВОВАТЬ – О1(1), МАС1(1), К1(1) – Критиковать придирчиво, быть критиканом. * 2 (О – неод; К – неод; МАС – прен.;) разг. КРЫСА – О2(2), МАС2(2), К2; – О человеке, род занятий которого расценивается как что-то мелкое, ничтожное; о тех, кто бросает общее дело в трудный, опасный момент. *2 (О – неод., прен.; МАС – прен.; К – нейт). разг. КРЫША ПОЕХАЛА – О 1, К 1(1) – Тронулся, ненормальный, а также вообще крайне устал, растерян *1 (О – нейт.; К – сниж). О – нейт.; К – разг.

КРИТИКАН – Тот, кто всегда критикует и придирается. *1(70%) КРИТИКАНСТВОВАТЬ – критиковать. *1(80%) КРЫСА – Злой, жадный, мелочный человек. *3 (81%) КРЫША ПОЕХАЛА – сойти с ума, совершить глупость. *2 (60%)

При разработке и составлении словаря инвективной лексики мы учитываем то, что любое слово может быть использовано как инвектива, если оно употребляется в определенной ситуации, воспринимается адресатом как оскорбление. Словарь фиксирует инвективные потенции слова как виртуальной единицы, предназначенной для осуществления инвективной функции. Кроме того, следует понимать, что в пределах инвективного континуума задействован слишком большой массив специальных лексем, причем список их бесконечно обновляется, происходят количественные и качественные изменения в содержательной структуре слов-инвектив.

Оценки инвективности на первом этапе формирования словаря строятся на отвлечении от их вариативности, возникающей при учете особенностей участников инвективной ситуации (инвекторов, инвектумов), гендерных, возрастных, профессиональных, культурных, национальных и подобных факторов. Их учет и структурирование предполагается в рамках дальнейшей инвективологической лексикографии.