Вопрос 4

В тексте вопроса №2.1 (с. 20 вопросного листа, 6-й эпизод) содержится информация о трех действиях: 1) Лобас предложил своим знакомым забрать имущество и 2-х ствольное (Прим.: орфография оригинала) ружье из дома №8 по ул. Нагорной; 2) Беляеву и Кириллову был причинен вред здоровью; 3) Лобас предоставил им (?) информацию о них (?) и месте расположения дома. Заметим сразу, что при формулировании данного вопроса проявлена очевидная лингвистическая некомпетентность: в заключительной части предложения употреблены два местоимения третьего лица множественного числа – «им» и «них», притом что перед этим в тексте фигурировали две группы лиц – знакомые Лобаса (попутно заметим, что подобное обозначение действующих лиц без конкретных фамилий в тексте судебного документа явно недопустимо) и потерпевшие Беляев и Кириллов, следовательно, присяжные заседатели могли только догадываться, к какой из них относится каждое из местоимений. Что касается взаимосвязи между вышеперечисленными действиями, то два из них (первое и третье) приписываются Лобасу, причинение же вреда Беляеву и Кириллову (если таковое вообще имело место) было совершено, как явствует из документов, другими лицами, и никакой сколько-нибудь очевидной взаимосвязи между этим действием и действиями Лобаса, учитывая ответы на п. 2 и 3 запроса, нами не усматривается. Это дает основания предположить, что введение в текст формулировки вопроса, касающегося Лобаса, явно постороннего с содержательной точки зрения обстоятельственного оборота могло оказать эмоциональное воздействие на реципиентов (присяжных заседателей), создать у них впечатление более тяжкой вины подсудимого. При этом вменить в вину Лобасу причинение вреда здоровью потерпевших при данных обстоятельствах дела могло означать для присяжных заседателей имплицитное требование установить причинно-следственную связь между действиями Лобаса и причинением этого вреда (не очевидную с точки зрения простого здравого смысла и не содержащуюся ни в одном из показаний, изученных в ходе судебного разбирательства), что подразумевает юридическую квалификацию и в силу этого может нарушать условия, диктуемые п. 5 ст. 339 УПК РФ. Упоминание в тексте данного вопроса о причинении вреда здоровью нарушает также и логику смысловых связей в последовательности вопросов вопросного листа, поскольку в тексте вопроса №1, на который ссылается вопрос №1.2, не содержится никакой информации о причинении вреда здоровью потерпевших: «...угрожая применением обреза одноствольного охотничьего ружья, связали...» (нет никаких указаний на причинение вреда здоровью и в показаниях обвиняемых по данному эпизоду; показания же с потерпевших вообще не снимались, что само по себе странно). Таким образом, присутствие одного из перечисленных в вопросе №1.2 действий по меньшей мере сомнительно с точки зрения здравого смысла (а вопросы, обращенные к присяжным заседателям, должны быть по определению ориентированы прежде всего на здравый смысл), эмоциональное же его воздействие могло быть достаточно сильным: любая языковая единица, семантика которой связана с физическим насилием над личностью, неизбежно привлекает к себе основное внимание читающего, вне зависимости от ее объективной значимости и смысловых связей с другими элементами текста.