Шестое десятилетие

Начало шестого десятилетия характеризовалось тенденцией к проведению самостоятельных исследований. Многие выдающиеся ученые, так сказать, приняли благотворную методологическую ванну, однако не утонули в ней. Они гордились тем фактом, что из всех социальных наук, психология всегда была самой осведомленной и самой изобретательной в том, что касается точного исследовательского инструментария. В то же время исследования остаются проблемно-ориентированными. Продолжали появляться глубокие работы по лидерству, исследованиям на производстве, социальным движениям, предрассудкам, общению, социализации в детском возрасте, психологическим условиям межнациональной коммуникации и мирного сосуществования. В этих работах использовались улучшенные современные методы, но при этом они не отличались претенциозной методологичностью, которая свойственна большинству журнальных статей.

Давайте обратимся к двум сферам, которые быстро прогрессировали в течение шестого десятилетия: к групповой конфликтологии и изучению предрассудков и к анализу условий мирного сосуществования. Несомненно, пси-хологи внесли огромный вклад в изучение этих серьезных социальных про-, блем. И тем не менее, откровенно говоря, мы все еще сделали недостаточна для излечения наших социальных болезней. Нам предстоит долгий путь. .

К концу своей карьеры Эдвин Холт пресытился претенциозностью, академической социальной психологии. Он настраивал против нее своих, студентов, утверждая, что любой учебник — это мещанина смутных и абсолютно бесполезных абстракций. Он любил повторять: «Умственная слепота почти каждого академического психолога в отношении любого наблюдаемого проявления человеческой природы столь неизменна и совершенна, что вызывает почти восхищение».

Обо всем этом Холт написал в статье, озаглавленной «Причудливый условия социальной психологии и человеческого рода» (18).

Скептицизм Холта — его хроническое заболевание. Но, если бытц честными с самими собой, не бывало ли у нас самих периодов депрессии,' когда мы сомневаемся в нашей научной состоятельности? Мы отличаемся, скажем, от инженеров, тем, что мы не можем продемонстрировать валидность наших теорий или пригодность наших методов, даже если мы раздуваем их в «методологию».

Я помню разговор, который состоялся у меня с высокопоставленным чиновником из госдепартамента. Он напрямую спросил меня: «Скажите откровенно, сделали ли вы, социальные психологи, что-нибудь, что былс! бы полезно мне в моей работе в департаменте по связям с Индией?». Я ответил: «Сказать по правде, я не знаю, но я зол на вас, что вы не используете то, что мы уже имеем». Чтобы выйти из тупика, мы сменили тему.

Выводы

Какой вывод мы можем сделать? С одной стороны, мы осознаем несостоятельность наших претензий на то, чтобы считаться могущественной теоретической и прикладной социальной наукой. Нам приходится смириться с этим фактом, даже если мы не согласны с Холтом в том, что мы жалкие и поверхностные наблюдатели.

Но вернемся к тому, что я говорил выше: наша наука молода, она еще только зарождается. Социальная психология — это специфическая науке и ее история не так уж велика, если взять для сравнения историю физик» биологии или медицины. Кроме того, темп нашего прогресса и в методах, и в проблематике возрастает, несмотря на случающиеся время от времени отклонения на побочно-ненаучные тропки.

В целом я оптимистичен. Думаю, социальная психология все же может стать ведущей наукой в деле понимания и развития человека. Но путь долог и сложен, и нам еще многое предстоит постичь.

Когда я говорю, что социальной психологии всего лишь несколько десятков лет, я, конечно же, не считаю, что до того за всю историю человеческая мысль не уделяла внимания соответствующей проблематике. Нам нужно усвоить очень многое из того, чем располагали и располагают» политическая наука, философия, теории социальной природы человека.

Я попытался провести одно блиц-исследование и проверить, насколько современные социальные психологи знакомы с предыдущими десятилетиями собственной науки. По моим данным — практически незнакомы. Посмотрите на ссылки в статьях журнала «Социальная психология ц личность». Среди статей, относящихся к тематике социальной психологии, в 94 процентах случаев авторы ссылаются на публикации предыдущего десятилетия и в 50 процентах — на работы, изданные после 1950 года. На это, видимо, есть свои причины. Возможно, в некотором отношении недавние работы лучше, чем старые, поскольку могут аккумулировать более ранние открытия. (Однако, учитывая нашу склонность переименовывать проблемы, это объяснение кажется мне сомнительным.) Вероятно, наиболее правдоподобный ответ заключается в том, что из-за лихорадочного темпа разработки проблематики исследователи обращаются в основном к работам своих непосредственных предшественников. Какова бы ни была причина, факт остается фактом: 94 процента нитей, из которых сотканы наши текущие исследования, изготовлены за последние 15 лет.

Безусловно, современный социальный психолог нуждается в экспериментальных, статистических и компьютерных навыках. Но не меньше он нуждается и в знании исторической перспективы, он должен погрузиться в теории (как микро, так и макро). И, прежде всего он должен обладать способностью видеть место своей проблемы в более широком контексте. Иногда она лежит в рамках академической психологии, зачастую в социологии и антропологии, иногда в философии или теологии, бывает, что в истории или экономике, частенько — в современной политической ситуации. Иногда этот контекст обнаруживается в рамках генетики или клинического опыта.

Короче говоря, хотя социальная психология имеет свою собственную историю, теорию, проблемы и методы, она еще не является самодостаточной наукой. И наилучшим образом она расцветает в саду, который орошается из разных источников и возделывается различными садовниками.

Примечания

1. Е. A. Ross, Social psychology, New York: Macmillian, 1908; Methuen, 1908.

2. W. McDougall, The group mind, New York: G. P. Putnam, 1920.

3. W. I. Thomas, The unadjusted girl, Boston: Little, Brown, 1923.

4. F. H. AIlport, Social psychology, Boston: Houghton Miff in, 1924.

5. Ср. G. W. AIlport, «The fruits of eclectism: bitter or sweet?» Acta Psychologia, 1964, 23, 27-44.

6. По истории ранних экспериментальных методов см. G. W. AIlport, «The historical background of modern social psychology», глава 1 в G. Lindzey (ed.), Handbook of social psychology, Reading Mass.: Addison-Wesley, 1954. Тот же сборник содержит информацию о других упомянутых в. тексте, но не имеющих ссылки на источник исторических событий.

7. D. Т. Campbell, «Social attitudes and other acquired behavioral⁷ dispositions», in S. Koch (ed.), Investigations of man as socius: their place in psychology and the social sciences, New York: McGrow-Hill, 1963.

8. К. Lewin, «Social-psychological differences between the United States* and Germany», глава 1 в Resolving social conflict, New York: Harper, 1948.'^

9. Т. W. Adorno, Else Frenkel-Brunswik, D. J. Levinson, and R. N. Sanford, The authoritarian personality, New York: Harper, 1950.

10. См., например, обсуждение относительной депривации в S. A. Sto- uffler, E. A. Suchman, L. С. DeVinney , Shirley A. Star, R. M. Williams, Jr.,';

The American soldier, Volume 1, Princeton: Princeton University Press/j 1949. 1

11. A. H. Leighton, The governing of men, Princeton, N. J.: PrincetonJ University Press, 1945. '3

12. R. В. MacLeod, «The phenomenological approach to social| psychology», Psychological Review, 1947, 54, 193—210.

13. F. Heider, «Social perception and phenomenal causality», Psychological Review, 1944, 51, 358—374.

14. D. Krech and R. S. Crutchfield, Theory and problems of social-psychology, New York: McGrow-Hill, 1948.

15. S. E. Asch, Social psychology, New York: Prentice-Hall, 1952.

16. E. R. Carlson, «The affective tone of psychology», Journal of General! Psychology, 1966, 75, 65—78.

17. E. P. Hollander and R. G. Hunt, Current perspectives in social psychology? New York: Oxford University Press, rev. ed., 1967.

18. E. В. Holt, «The whimsical condition of social psychology and of mankind», in H. M. Kallen and S. Hook (eds.), American philosophy: toda^ and tomorrow, New York: Lee Furman, 1935.

К ВОПРОСУ О ТЕОРИИ ЧЕРТ ЛИЧНОСТИ

Важной — а по сути, центральной для моей теоретической позиции является детально разработанная концепция «черты личности» (или «индивидуальная диспозиция»). Я считаю, что наша нейропсихическая организация помимо привычек и других более мелких образований включает в себя интегрированные системы, обуславливающие нашу предрасположенность к определенным действиям и являющиеся молярными единицами целостной структуры личности. Эти единицы динамичны, они выполняют мотивирующую функцию, будучи «функционально независимыми» от своих исторических форм.

Много лет назад я сделал доклад на девятом Международном Конгрессе в Нью-Хэйвене (G. W. AIlport, 1931). Он назывался «Что такое черта личности?». Для меня возвращение к той же самой теме — это отчасти потворство собственной сентиментальности, но отчасти и проверка того, не узнал ли я за эти годы что-то новое об этой ключевой проблеме в теории личности. В моей ранней работе я предложил восемь основных критериев. Черта личности, на мой взгляд:

1. Не просто номинальное обозначение.

2. В большей степени генерализована, чем привычка.

3. Направляет или, по крайней мере, детерминирует поведение.

4. Может быть обнаружена эмпирическим путем.

5. Является относительно независимой.

6. Не является синонимом моральной или социальной оценки.

7. Предполагает два плана рассмотрения: особенности личности того, кто обладает данной чертой, и распространенность данной черты в обществе в целом.

8. Действия, или даже привычки, несовместимые с чертой личности, не являются доказательством ее отсутствия.

И хотя эти утверждения до сих пор кажутся мне вполне обоснованными, они были сформулированы в эпоху психологической наивности» Поэтому на данном этапе необходимо пересмотреть их в свете последующих теоретических разработок и практических исследований.

Критика концепции черт личности

Некоторые критики подвергали сомнению эту концепцию в целом. Так, Карр и Кингсбери (Can- & Kingsbury, 1938) говорили об опасности конкретизации. Изначально наши наблюдения человеческого поведения

выражаются главным образом через наречия: Джон ведет себя агрессивно. Потом появляются прилагательные: у Джона агрессивная диспозиция. И лишь затем мы припечатываем существительное: черта Джона — агрессивность. В результате этой необоснованной конкретности мы получаем ложные выводы.

Всеобщая позитивистская чистка, начатая в тридцатых годах, пошла еще дальше. Многие критики сметали (или пытались смести) все реально существующее, рассматривая его как спорное и избыточное. Так, Скиннер (Skinner, 1953) пишет:

Когда мы говорим, что человек ест потому, что он голодный, много курит потому, что он привык к табаку, дерется потому, что у него инстинкт драчливости, поступает правильно потому, что умен, хорошо играет на фортепиано потому, что у него есть музыкальные способности, мы вроде бы говорим о причинах. Но анализ показывает, что эти фразы — не более чем избыточные описания (р. 31).

Очевидно, что это направление критики атакует не только теорию черт, но и все опосредующие переменные, представлены ли они как ожидания, установки, мотивы, способности, чувства или черты. Всем нам известен постулат, явившийся результатом подобных отрицаний — «организм без содержания»; этот постулат стал научным кредо ряда исследователей.

Такого рода рассуждения, если довести их до логического конца, отрицают существование самого понятия личности, а это, на мой взгляд, полный абсурд.

Более серьезными мне кажутся те аргументы против теории черт личности, которые возникают при анализе многочисленных исследований, продемонстрировавших вариативность поведения в зависимости от ситуации. Каждый родитель знает, что его чадо может быть маленьким чудовищем дома и при этом совершеннейшим ангелом в гостях. Бизнесмен может быть серьезным и практичным на работе и таять в присутствии своей любимой дочери.

Еще в знаменитом эксперименте Лапьера было продемонстрировано, что актуализация предрассудков хозяев гостиниц зависит от той ситуации, в которой они находятся.

Совсем недавно Хант (Hunt, 1965) предложил перечень различных теорий личности, которые, по его мнению, требуют пересмотра в свете последних открытий. Среди прочих он упоминает и положение о том, что черты личности — это основной источник вариативности поведения. Он, как и Миллер (Miller, 1963), утверждает, что следует сконцентрировать внимание не на чертах, а на взаимодействии между людьми, и анализировать согласованность поведения главным образом в ситуативно определяемых ролях. Хелсон (Helson, 1964) расценивает черту личности как остаточный эффект предыдущей стимуляции и таким образом рассматривает ее как аспект актуального уровня адаптации индивида.

Скептицизм очевиден и во многих исследованиях «личностной перцепции». Попытки обнаружения неких черт в структуре личности расцениваются как наивные или бесплодные. И исследования, таким образом, концентрируются только на процессе восприятия или формирования мнения и отрицают проблему валидизации представлений и мнений (ср. Taguiri & Petrullo, 1958).

Исследования, расценивающие ситуативные факторы как основную причину вариативности поведения, слишком многочисленны, и у меня нет возможности их перечислять. Уделяя много внимания факторам ситуации, они не практически не берут в расчет присущие личности установки и черты. Возьмем, к примеру, работу Стоффлера «Американский солдат» (Stoffler et al., 1949), в которой описаны и привлечены для объяснения такие факторы, как возраст, семейное положение, уровень образования, расположение военной части, длительность службы и тому подобное. Все прочее приписывается «установке». В результате такого рода рассуждении личность становится просто приложением к демографическим характеристикам (см. G. W. Allport, 1950). С этой точки зрения поведение определяет не внутренняя интегрированная структура, а членство в группе, предписанные личности роли — короче говоря, имеющаяся ситуация. Объяснения в терминах не «внутренней», а «внешней» структуры свойственны в основном социологам и антропологам (ср. F. Н. Allport, 1955, ch. 21).

Я перечислил только некоторые из направлений ситуационизма, столь распространенного в наши дни. Не отрицая ни одного из предложенных доказательств, я хотел бы обратить ваше внимание на одну общую для всех них ошибку в рассуждениях. Если ребенок — маленькое чудовище дома и просто ангел за его пределами, он, очевидно, следует двум противоречивым тенденциям, присущим его природе, или, возможно, существует некий более глубинный генотип, который бы объяснял противоречивые фенотипы. Если даже в исследованиях личностной перцепции выявляются сложность и запутанность процесса, невозможно отрицать тот факт, что никакая перцепция не может существовать в принципе, если не существует того, что должно быть воспринято и оценено. Если, как в исследовании Стоффлера, мнения солдат варьируются в зависимости от их семейного положения или продолжительности службы, это лишь, их собственные мнения. Мой возраст, пол, социальный статус, безусловно, влияют на формирование моего мировоззрения, но не исключают того обстоятельства, что мировоззрение — это функционирующая часть меня. Демография имеет дело с периферическими силами, исследования личности — с основными. Тот факт, что поведение хозяина гостиницы варьируется в зависимости от того, видит ли он непосредственно перед собой китайцев, желающих получить номер в его гостинице, или людей другой национальности, ничего не говорит о структуре его установок, за исключением того, что она сложна и что некоторые из них обуславливают данный акт поведения.

Подобным образом остается нерешенной проблема объяснения вариативности поведения, если подходить к ее решению с точки зрения статистических характеристик взаимодействия. Какие бы тенденции ни существовали, все они лежат внутри личности, поскольку личность — это единственный источник энергии, обуславливающей реализацию того или иного действия. Предположительно, различные ситуации актуализируют различные из присущих мне тенденций. Я потею только тогда, когда на улице жара, дрожу только тогда, когда на улице холод; но температура окружающей среды сама по себе не является механизмом, порождающим потение или дрожь. Мои способности и мои склонности — вот причина всего.

Я могу согласиться с ситуационистами в том, что нельзя упрощать теорию черт личности, как это уже было однажды сделано. Сейчас нам предстоит распутать запутанную сеть тенденций, формирующих личность, какими бы противоречивыми они ни казались, если рассматривать их по отдельности и в различных ситуациях.