Эрнст яндль. Предпосылки, примеры и цели одного из способов поэтического письма

искусство в настоящее время, то есть поэтическое искусство, можно интегрировать как неустанную реализацию свободы, такая интерпретация указывает место искусства в рамках идеологий; она содержит высказывание о функции современного искусства для индивидуума и общества; она объясняет, почему современное искусство так раздражает отдельных индивидуумов и изгоняется определенными общественными инстанциями.

...прежде чем продолжить общие рассуждения, познакомлю вас с одним стихотворением:

дерево искусно

и всем в нем сразу

в воздухе издалека

394

природа тень приподымает

эфиром ускользает с рук

черная глубь невытесненно

выступает упомянутое

короткое короткое время

снег и спелость

достаточно для этого узки

чу! вишни он

спокойно обнажает.

это стихотворение, написанное мной в начале шестидесятых годов, своим возникновением обязано неоднократному возвращению некоторых моих наиболее радикальных текстов издателем одного журнала, надо было в таких-то обстоятельствах произвести что-нибудь этакое «лирическое» или что под этим нередко понимают, помню, раззадорившись, я наугад раскрыл какую-то поэтическую антологию, лежавшую на постеленной на столе газете того забытого ныне дня. листая книгу и кося глазом в газету, я и стал вскоре матерью этого стихотворения, у которого много отцов, эксперимент ли это? ответить трудно, во всяком случае, есть множество методов писать стихи — повторяющихся, модифицированных в плане повторения, неповторимых, «дерево искусно» — скрытый монтаж, а бывает, напротив того, монтаж открытый, прелесть которого увеличивается оттого, что не все следы метода оказываются стертыми. вот еще одно стихотворение:

die zeit vergeht

lustig

lustlustigtig

lusluslustigtigtig

luslusluslustigtigtigtig

lusluslusluslustigtigtigtigtig

luslusluslusluslustigtigtigtigtigtig

lusluslusluslusluslustigtigtigtigtigtigtig

такое стихотворение можно моделировать двояко: оборвав его, положим, здесь — и настаивая на осмысленности такого предела, или полагать его нескончаемым, открытым.

«время проходит» здесь не тема, но название, темы не было, был лишь определенный способ манипуляций отдельными словами, точнее, одним-единственным словом, количество слогов в нем должно было быть четным, чтобы его можно было разделить на две равные части, представляющие собой редуцированные единства. существенным для этого с виду чисто формального метода было воспоминание о редупликационных возможностях некоторых древнегреческих глаголов.

слово lustig, которое симметрично делится на две свои составные части lus и tig, стало наречием к предложению «время проходит».

395

как? — «весело», при этом маленькие фокусы речевого механизма позволяют в одной из частей этого слова услышать тиканье часов, а в другой — менее внятное указание на связь с такими словами, как losen или английское listen, или же на английское lose¹.

в то же время мне кажется, что какой-то тайный ход речевого механизма, приведенного здесь в движение, подвергает большому сомнению высказывание, а именно что время проходит весело. таким образом, тема-то здесь все-таки есть; кажется, что она обретена и зафиксирована в процессе игры с языком, на самом деле она дремала в авторе и выкристаллизовалась, когда перебор слов точно наложился на нее.

совсем другой род стихотворений представляет следующее, в котором нет визуальной необычности, оно выдержано в давней форме двустишия, но с достижением срединного равновесия между словом и звуком, вот как оно выглядит:

auf dem land

rininininininininDER

brüllüllüllüllüllüllüllülLEN

schweneeineineineineineineinE

grununununununununZEN

hununununununununDE

bellellelleIlelIelleIlellEN

katatatatatatatatZEN

miauiauiauiauiauiauiauiauEN

katatatatatatatatER

schnurururururururururEN

gänänänänänänänänänSE

schnattattattattattattattERN

ziegiegiegiegiegiegiegiegEN

meckeckeckeckeckeckeckeckeckERN

bienienienienienienienienEN

summummummummummummummummEN

grillillillillillillillillEN

ziriririririririrPEN

fröschöschöschöschöschöschöschE

quakakakakakakakakEN

¹ Ср. интерпретацию зигберта прауэра. который пишет в книге «семнадцать современных немецких поэтов», Оксфорд юниверсити пресс, 1971, с. 185: «слово lustig (нем.) — веселый, можно расчленить на lus (звучащее как los! — давай, начинай!, lust-lust (нем.) — радость) и tig (звучащее как «тик-так» часов): нарастающий неотложный призыв к наслаждению, ответом на который является настойчивое напоминание о быстротечности времени». — Прим. автора.

396

hummummummummummummummummummELN

brummummummummummummummummEN

vögögögögögögögögEL

zwitschitschitscitscitscitscistcistcisctERN

чтобы написать такое стихотворение, не нужна никакая иная программа, кроме той, чтобы занять позицию по другую сторону языка, то есть там, где язык представляет собой еще сырье; там имеешь дело с самим языком, а темы приходят сами собой.

здесь сходятся как бы две стихии: словесная, смысловая, а смысл каждого двустишия совсем прост — «быки мычат», «свиньи хрюкают», «собаки лают», «кошки мяукают», «коты мурлыкают», «гуси гогочут», «козы блеют», «пчелы жужжат», «стрекозы стрекочут», «лягушки квакают», «шмели гудят», «птицы чирикают», — и звукоподражательная, освобожденная от смысла ienien, illilli и т. д.

кто работает со словами, тот работает со значениями: значение нельзя отделить от слова, оно предустанавливает границы более узкие в разговорном языке, более широкие в языке поэтическом. всякая комбинаторика со словами есть комбинаторика со значениями, даже там, где текст написан с прицелом не на содержание, а на свободную от содержания языковую модель.

повседневное употребление языка, а также литература убедили нас в том, что в каждом отдельном слове таится скрытая связь с гораздо более крупными речевыми образованиями, то есть с предложениями и текстом.

это заблуждение, препятствующее такому словотворчеству, которое стремится к соединению слов с их значениями, а не содержаний.

само по себе слово вместе с его значениями вовсе не принуждает нас к тексту как чисто содержательной модели или к чисто речевой модели, но содержит в себе обе возможности.

в отличие от слов звуки большей частью свободны от значений, но их способность вызывать ассоциации совершенно очевидна. подобно тому как работа со словами является в то же время работой со значениями, так и работа со звуками является работой с ассоциативными возможностями, название, предпосланное стихотворению, работающему со звуками, способно усилить его ассоциативную выразительность, уже дадаисты использовали названия для этой цели, например хуго балль в стихотворении «караван».

первая встреча с отдельными образцами экспериментальной и конкретной поэзии может восхитить, но не менее того и смутить, оттолкнуть или возмутить, прежде всего бросается в глаза так или иначе воспринимаемый контраст по отношению ко многому, что тот или иной читатель доселе считал поэзией, что он любил. как же обстоит дело с отношением такой поэзии к традиции?

кто пишет стихи, во всяком случае, делает то, что делали до него

397

и другие, уже тем, что он пишет стихи, продолжает традицию (что, конечно, не обязательно означает, что это делают и его стихи).

если есть статические и динамические традиции, то наша традиция динамическая, предполагающая знание того, что уже сделано, чтобы не повторять сделанное, с другой стороны, традицию нужно знать, чтобы находить в ней точки отсчета собственного пути. эти точки представляют собой незавершенности, где что-то начато и не продолжено, не доведено до конца, где можно работать дальше, разумеется, приближение к таким точкам происходит не нейтрально, а заинтересованно, согласно заранее избранному направлению, определяемому как личными обстоятельствами автора, так и потребностями времени.

то, что экспрессионизм и дадаизм, штрамм, швиттерс, арп, гертруда стайн, эзра паунд, джеймс джойс и каммингс, чтобы только назвать некоторые имена, открыты в настоящее время в качестве точек отсчета для экспериментирования в стихах и прозе, как раз и означает ориентирование на определенную традицию, традиция, если так на нее смотреть, есть нечто живое, постоянно движущееся, нечто, что объединяет или разъединяет сразу многое, дает многочисленные образцы, традиция состоит из традиций.

традиция — это длительность возникновения и исчезновения традиций — все, что обладает укрепляющей традицию силой, является тем самым частью традиции: конкретные стихотворения гомрингера, к примеру, или работы венской группы, под влиянием которой позднее начала писать целая группа молодых авторов. экспериментальная поэзия, как и всякая разновидность поэзии и во всякое время, возникает между моделями разговорного языка и моделями языка поэтического, между ними — вот ее место. чтобы появиться, то есть выделиться, она должна сохранять дистанцию по отношению к обеим, ее задача в том, чтобы найти точно такое отстояние от них, которое необходимо, чтобы сохранить свою особенность, с обеих сторон непрерывно на нее падает дождик, а зонтика нету.

1969

ШВЕЙЦАРИЯ

Г.Гессе, Ф.Дюрренматт, Ф.Фриш