Почему в этом языке сначала все было смешано

Сущность действия состоит не в том, чтобы анализировать. Так как дей­ствие показывает чувства лишь пото­му, что является их следствием, оно сразу показывает все те чувства, которые мы испытываем в тот момент, когда совершены эти действия, и идеи, одно­временно выступающие в нашей мысли, естественно, выступают одновременно и в этом языке.

Но во множестве идей, выступающих одновременно, можно отличить одну от другой лишь постольку, поскольку мы усвоили привычку рассматривать их поочередно. Имен­но этой привычке мы обязаны преимуществом рас­познавать их быстро и легко, что удивляет тех, кто не усвоил этой привычки. Почему, например, музыкант различает в гармонии все партии, которые слышатся одновременно? Потому, что его слух упражнялся в том, чтобы прислушиваться к звукам и определять их.

Люди начинают говорить на языке действия, как только начинают чувствовать, и говорят на нем, не имея намере­ния сообщать свои мысли. У них появится намерение говорить, чтобы быть услышанными, лишь тогда, когда они заметят, что их слушают. Но вначале у них нет на

234

этот счет никаких намерений, так как они ничего еще не наблюдали.

Стало быть, для них все было смешано в их языке, и они не распознавали в нем ничего, пока не научились про­изводить анализ своих мыслей.

Но хотя в их языке все смешано, он тем не менее заключает в себе все, что они чувствуют. Он заключает в себе вес то, что они в нем распознают, когда сумеют произвести анализ своих мыслей, т. е. желаний, страхов, суждений, рассуждений, одним словом, всех операций, на какие способна душа. Ибо в конце концов, если бы всего этого в языке не было, анализ не смог бы там этого найти. Посмотрим, как люди учатся у природы произ­водить анализ всех вещей.

Как он затем

Становится аналитическим методом

У них есть потребность оказывать друг другу помощь. Значит, каждый из них имеет потребность быть поня­тым и, следовательно, понимать само­го себя.

Сначала они подчиняются природе и непреднамерен­но, как мы только что заметили, высказывают сразу все, что чувствуют, потому что для их действия естественно, чтобы они говорили подобным образом. Однако тот, кто слушает глазами, не поймет, если не разложит это дей­ствие, чтобы рассмотреть одно за другим составляющие его движения. Но разлагать таким образом действие естествен­но для человека, слушающего глазами, и, следовательно, он разлагает прежде, чем у него появляется намерение это сделать. Ибо если он сразу видит все составляющие наблюдаемое действие движения, то с первого взгляда он видит только те движения, которые более всего поражают его; со второго взгляда — другие движения, с третьего — новые. Таким образом, он последовательно наблюдает различные движения — вот и произведен анализ.

Значит, каждый из этих людей рано или поздно заметит, что он всегда лучше понимает других, когда он расчленил их действия. Следовательно, он может заметить, что для того, чтобы его понимали, ему необходимо разложить свое действие. Тогда он постепенно выработает у себя привычку повторять одно за другим движения, которые природа заставляет его делать одновременно, и язык действия естественно станет для него аналитическим методом. Я говорю «методом», потому что последовательность движе­ний не будет производиться произвольно и беспорядочно,—

235

поскольку действие является следствием потребностей и обстоятельств, в которых оно совершается, то естественно, что оно разлагается в порядке, заданном потребностями и обстоятельствами: и хотя этот порядок может изменяться и изменяется, он никогда не может быть произвольным. Например, в картине определены место каждого персона­жа, его действие и его характер, когда дан сюжет со всеми обстоятельствами.

Разлагая свое действие, этот человек разлагает свою мысль как для себя, так и для других; он анализирует ее, и другие его понимают, потому что он понимает сам себя ^17.

Так как все действие представляет собой изображение всей мысли, то частичные действия являются изображения­ми идей, которые представляют собой части мысли. Значит, если человек разлагает свои частичные действия, то он будет также разлагать частичные идеи (idees partielles), знаками которых эти действия являются, и постоянно образовывать новые идеи.

Это средство — единственное, которое он имеет для ана­лиза своей мысли,— может развивать ее до мельчайших подробностей, ибо, если даны первые знаки языка, нужно лишь следовать аналогии, и она позволит получить все другие знаки.

Следовательно, вовсе не окажется таких идей, которые не мог бы выразить язык действия; и он выразит их с тем большей ясностью и точностью, чем более заметно проявится аналогия в ряду знаков, которые будут выбраны. Совершенно произвольные знаки не были бы понятны, потому что, если они не аналогичны уже известным знакам, значение известного знака не приведет к значению неизвестного знака. Поэтому именно в аналогии заключает­ся все искусство языков: языки легко усваиваются, ясны и точны соответственно тому, в какой мере в них проявляет­ся аналогия.

Я говорил, что «имеется врожденный язык, хотя у нас вовсе нет врожденных идей о том, каков он». Эта истина, вероятно, так и не понятая, доказывается наблюдениями, которые она влечет за собой и которые ее объясняют.

Язык, называемый мною врожденным,— это язык, кото­рому мы отнюдь не обучены, ибо он является естествен­ным и непосредственным следствием нашей организации. Он выражает сразу все, что мы чувствуем и, следовательно, не является аналитическим методом; значит, он не разлага-

236

ет наших ощущений, не показывает, что они в себе заключают; следовательно, он совсем не дает идей.

Когда же он становится аналитическим методом, он разлагает ощущения и дает идеи; но, как методу, ему обучаются, и, следовательно, с этой точки зрения он не является врожденным.

Напротив, с той точки зрения, по которой идеи считают­ся врожденными, ни один язык не мог бы быть врожден­ным. Если верно, что все идеи находятся в наших ощуще­ниях, верно также и то, что для нас они не находятся там, пока мы не можем их наблюдать. Благодаря этому уче­ный и невежда не похожи друг на друга своими идеями, хотя имеют одну и ту же организацию; они похожи друг на друга способом ощущать. И тот и другой родились с одинаковыми ощущениями, так же как и с одинаковым невежеством; но один анализировал больше, чем другой. Ведь если идеи дает анализ, то Они приобретаются, по­скольку люди сами выучиваются анализу. Значит, врож­денных идей вовсе не существует.

Таким образом, люди рассуждают плохо, когда говорят: «Эта идея содержится в наших ощущениях, значит, мы обладаем этой идеей», и тем не менее они не перестают повторять это рассуждение. Так как никто еще не обратил внимания на то, что наши языки представляют собой также аналитические методы, то люди не замечают, что мы анализируем только при помощи языков, и не знают, что мы обязаны им всеми нашими знаниями. Поэтому мета­физика многих писателей есть лишь невразумительный жаргон как для них самих, так и для других.