Литература

Часть IV

МОДЕЛИ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ИЗМЕНЕНИЙ И КОНФЛИКТОВ В ПОЛИТИЧЕСКИХ СИСТЕМАХ

Allardt 1956: Allardt E. Social struktur och politisk aktivitet. Helsing-fors, 1956.

Butler, Stokes 1970: Butler D., Stokes D. Political Change in Britain. London, 1970.

Gustafsson 1974: Gustafsson G. Partistyrka och partistyrkeforskjut-ningar. Lund, 1974.

Lazarsfeld, Berelson, Gaudet 1968: Lazarsfeld P., Berelson R., Gau-detH. The People's Choice. New York, 1968.

Svasand 1999: Svasand L. Kryss-press hypotesen // Teori og metode i samfunnsfaga / red. S.U. Larsen. Oslo, 1999.

Taylor, Johnston 1979: Taylor P., Johnston R.J. Geography of Elec­tions. London, 1979.

Tingsten 1937: TingstenH. Political Behavior. London, 1937.

Worlund 1990: WorlundL Kampen om det ideologiska rummet. Umea, 1990.

16. J-КРИВАЯ ДЭВИСА

Когда происходят революции? Пер Селле

Формулировка оригинала

Революции с наибольшей вероятностью происходят тогда, когда длительный период реального экономического и социального разви-11 in сменяется кратким периодом резкого спада... Реальное состояние i оциально-экономического развития при этом менее важно, чем все­общие ожидания того, что недавний прогресс, ныне остановившийся, может и должен продолжаться в будущем [Davies 1962:5].

Краткое объяснение

История вопроса

Теория революции Джеймса Чаунинга Дэвиса была шинные изложена в его статье, опубликованной в 1962 г. I ■ American Sociological Review». С тех пор эта работа не-

371

сколько раз перепечатывалась в различных изданиях. При этом ее критиковали, отвергали или, напротив, развивали и углубляли в целом ряде новых статей и книг. Однако и сейчас, спустя почти сорок лет с ее возникновения, данная концепция все еще считается важным вкладом в тот раздел теории революций, в рамках которого применяется психо­логический и микроориентированный подход.

Наряду с такими работами, как «Человеческая природа и политика» (1963) и «Когда и почему люди поднимают восстания» (1971), упомянутая выше статья является одной из самых значимых работ Дэвиса. Кроме того, он написал целую серию статей о революции, политическом развитии, процессах национализации, политическом поведении и при этом везде применял фундаментальный психологический подход. Отличительный признак его исследований — по­пытка соединения психологических и исторических факто­ров. С 1963 г. Дэвис (родившийся в 1918 г. и получивший докторскую степень в Калифорнийском университете Берк­ли в 1952 г.) является профессором политологии в Универ­ситете штата Орегон.

Формализация — точное определение

Логика рассуждений, лежащая в основе рис. 16.1, может быть формализована следующим образом.

Разрыв в ожиданиях в любой временной точке может быть выражен как G = Е — Л, т. е. как разность между ожидаемым (Е) и фактическим обеспечением потребностей (Л). Дэвиса интересовало, какой должна быть максимально допустимая величина G, которую население может перенести, не прибе­гая к революционным выступлениям. На этот вопрос Дэвис не дает точного ответа, так как G напрямую не соотносится с абсолютным значением Ей Л.

Предел переносимости G при этом оказывается свя­занным с длительностью периода перемен. Если увеличе­ние показателей G происходит за короткий период вре­мени или же после длительного периода стабильности, изменение параметра G само по себе становится более важ­ным, чем показатель Е — Л.

Отправной точкой рассуждений Дэвиса были взгляды на феномен революции А. де Токвиля и К. Маркса. По сло-иам Дэвиса, Токвиль был первым теоретиком, считавшим, что революция происходит после длительного периода эко­номического роста; Маркс же, напротив, выдвинул теорию о гом, что к революции ведут экономический кризис и спад производства. Кривая Дэвиса объединяет эти теории. Соот-истственно в рамках анализируемой концепции рассматри-иается вопрос о возникновении революции, а не о ее ходе. 11 редпосылкой революционной ситуации является продол-/кительный период ожидания лучшей жизни. Когда появля-ггся слишком большой разрыв между ожиданиями и реаль­ными ощущениями от действительности, наступает разоча­рование, ведущее к агрессивности, которая, в свою очередь, приводит к революции. Следовательно, рассматриваемая концепция представляет собой вариант теории агрессии Долларда [Dollard et al. 1939], приложенной к политиче­ской сфере. Доллард утверждает, что фрустрация всегда ве-1ст к агрессии, а последняя — это своего рода блокировка,

372

373

препятствующая целенаправленным действиям. Соответ­ственно в теории Долларда можно найти скрытое указание на то, что поведение революционных масс несет в себе весь­ма сильные иррациональные черты.

Несмотря на утверждения многих критиков, Дэвис не счи­тает свою теорию универсальной, признавая ее недостаточ­ную апробацию применительно к реальным условиям. Он полагает, что данная теория больше подходит для рассмот­рения «прогрессивных» революций или, как он их называет, революций, имеющих целью достижение максимального ра­венства и свободы. В качестве примера он приводит револю­цию в России 1917 г., революцию в Египте 1952 г. и восстание Дорра в США в 1852 г.* Дэвис сомневается, что его теорию можно применять к революциям, которые он называет «ре­акционными», как, например, победа нацизма в Германии или мятеж южных штатов в 1861 г. в США. Более того, он утверждает, что для установления предполагаемой универ­сальности данной теории необходимо предпринять иссле­дование нескольких неудачных революционных движений, таких, как восстание сипаев в Индии в 1857 г. или «боксер­ское восстание» в Китае в 1900 г., а также выявить причины того, почему «Великая депрессия» не привела в конце кон­цов к революции в США. Очевидно, Дэвиса интересовали не незначительные волнения или бунты, а события, которые переросли или вполне могли бы перерасти в революции. Дэвис определяет революцию как «вооруженное восстание гражданского населения, приводящее к власти новую пра­вящую группу, имеющую более широкую поддержку масс».

По мнению Дэвиса, сама по себе бедность вовсе не являет­ся достаточной причиной для революции. Во многих бедных странах люди тратят свою физическую и умственную энер­гию исключительно на то, чтобы выжить, т. е. они не в со­стоянии участвовать ни в какой деятельности, не связанной с выживанием. В менее экстремальных условиях мы видим больше инициатив на местном уровне — ограниченную политическую активность или то, что он называет непо-

В тексте оригинала имеется неточность. Восстание Дорра произо­шло в 1840-1842 гг. — Прим. пер.

374

средственной социальной деятельностью в малых группах (lace-to-face activity). В данном случае основной организа­ционной структурой является семья, а контакты с местным сообществом редки. Согласно Дэвису, именно эта схема была характерна для США на протяжении большей части и\ истории.

Предпосылкой революции служит появление материаль­но-психологического «излишка». Следовательно, револю­цию могут начать и относительно бедные, и относительно богатые — если для этого появятся психологические пред­посылки. Дэвис также подчеркивает, что недовольные, чье социальное происхождение и экономическое положение может быть абсолютно разным, должны объединиться. I{прочем, при этом он четко не определяет условия, необ­ходимые для успешной организации объединенной оппозиции. Исследователь также отмечает, что революция мо­жет потерпеть неудачу из-за организационно-структурных просчетов. Если правящие слои достаточно сплочены, чтобы оказать сопротивление, им будет легко подавить мятеж бедноты. Это положение Дэвиса согласуется с мнением Пайвена и Клоуарда [Piven, Cloward 1979], которые указывали на недостаточную выгодность условий для успешной организации бедных слоев населения США. Ученый также утверждает, что постепенные результативные реформы, как и Великобритании, могут снизить социальную напряжен­ность до такой степени, что при сформировавшемся в ре­зультате реформ общественном устройстве восстания ста­нут практически невозможны.

По мнению Дэвиса, революция — это относительно новый феномен с точки зрения истории. Его точка зре­ния подтверждается теорией модернизации, получившей наибольшее распространение в конце 1950-х — начале Н)60-х гг. [Lipset 1960; Huntington 1966]. Революции наи­более вероятны не в самых отсталых и не в самых развитых странах, а на промежуточных этапах модернизации. Эта точка зрения была воспринята Мансуром Олсоном | Olson 1963], который утверждает, что сам по себе про­цесс экономического роста может оказывать чрезвычайно дестабилизирующее воздействие на общественное раз-

375

витие. Разрыв традиционных связей порождает возрас­тающую фрустрацию, тем самым увеличивая вероятность революции. По сути дела, эту теорию еще в 1920-х гг. вы­двинул в Норвегии Эдвард Буль, пытавшийся определить причины различной степени радикализации общества в Скандинавских странах. Подход Олсона [Olson 1963] и Буля [Bull 1976] отличается от подхода Дэвиса лишь в вопросе о проблемах долгосрочного развития обществ, поскольку Дэвис в большей степени сосредоточивает­ся на выявлении конкретных факторов, ответственных за инициирование острого кризиса. Впрочем, позиция Дэвиса по данному вопросу не совсем ясна, так как он ни­чего не говорит о том, как долго может длиться внезапный регресс.

Всеобщность и проверяемость. Критика

Критики Дэвиса делятся на две группы. Во-первых, неко­торые исследователи разделяют его мнение о том, что от­правной точкой социальной напряженности являются эко­номико-политические проблемы, но считают его теорию слишком ограниченной. Мы рассмотрим взгляды этой группы критиков в конце нашей статьи, а начнем с иссле­довательских направлений, которые изначально отмеже­вываются от психологического и микроориентированного подхода. Любая критика данных подходов к историческому процессу автоматически является критикой теории Дэви­са. Подобные концепции подразделяются на три основных вида. Прежде всего это социологическая теория революции или теория ценностей. Суть ее состоит в том, что различные виды реинтеграционных механизмов общества не поспевают за быстрым социальным расслоением. Соответственно глав­ным фактором, ведущим к революционной ситуации, явля­ется постепенное разрушение системы ценностей, а не эко­номические условия. Необходимым условием сохранения политической стабильности в подобной макроперспективе является согласованность ценностей. Центральные работы этого направления принадлежат Смелзеру [Smelser 1963] и Джонсону [Johnson 1964,1966].

376

Следует также упомянуть традиционную марксистскую теорию революций — несмотря на целый ряд ее вариантов, которые делают картину весьма расплывчатой. В рамках марксистской теории социальные революции рассматри­ваются как результат классовой борьбы, берущей начало и объективных структурных противоречиях в обществе. Такие объективные предпосылки — когда производствен­ные отношения не удовлетворяют более реальным услови­ям — предполагают к тому же существование революцион­ного субъекта. Здесь нужно провести четкую границу между теми, кто признает преимущество объективных предпосы­лок революции, т.е. стоит в основном на детерминистских позициях, и теми, кто подчеркивает решающую роль рево­люционного субъекта.

Третья теория революций в большей степени сориенти­рована именно на политику и находится под влиянием и ве-берианской, и марксистской концепции. В ее рамках глав­ное внимание уделяется конфликту между различными со­циальными группами и официальными властями. При этом основная идея заключается в том, что многообразные соци­альные группы обладают разными долями власти и борются хл то, чтобы удержать или расширить свою долю. Представи­тели этого направления анализируют предпосылки успеш­ной мобилизации и подчеркивают возможности удачной социально-экономической организации общества, а также уделяют преимущественное внимание созданию альянсов и внутренним противоречиям в правящих группах. Неко­торые также относят к ряду решающих факторов между­народное положение. Вообще в рассматриваемой традиции мы можем выделить волюнтаристское и структурное на­правления. Центральными фигурами здесь являются Хан­тингтон [Huntington 1966], Тилли [Tilly 1978], Мур [Moore 1966] и Скокпол [Skocpol 1979], среди которых последняя — наиболее заметный представитель структурного направле­ния. Основная разделительная линия между идеями марк­сизма и политических теорий революции с одной стороны и теорией Дэвиса с другой проходит через опровержение тезиса последнего об изначальной иррациональности рево­люционных действий. Революция, по мнению упомянутых

377

выше оппонентов, представляет собой спланированную по­литическую акцию, т. е. стратегическую операцию, которая, конечно, не исключает и влияния неких иррациональных элементов.

И марксистская₁ и политическая теории революции ста­раются объединить различные уровни анализа. Отсутствие попыток такого объединения является основным пунктом критики, направленной против Дэвиса и психологической и микроориентированной теории революции в целом. Тео­рия, основывающаяся исключительно на психологических потребностях индивида, никогда не сможет охватить все движущие силы общества, порождаемые индивидуальными, организационными или институциональными ситуациями. Более того, перенос индивидуальной агрессивности на кол­лективное поведение представляет собой, по меньшей мере, сомнительное положение, ведущее к ошибочному соедине­нию совершенно различных уровней, а также к ослаблению контроля над соответствием друг другу теоретического и эм­пирического уровня рассмотрения конкретной ситуации.

Используемые различными психологическими направ­лениями понятия также весьма расплывчаты. Как могут быть введены в социально-политический контекст понятия фрустрации и агрессивности? Даже главный представитель экономико-психологического направления Э. Н. Мюллер [Muller 1980] выражает серьезные сомнения в том, мож­но ли вообще использовать такие понятия в политическом контексте. Эмпирические проблемы, конечно же, не менее запутаны. Можно ли в принципе выявить соотношение между ожиданием и действием? Действительно ли мы знаем наверняка, что высокая степень инерции обязательно про­является в отношениях между индивидуальными ожида­ниями и экономическими изменениями? По этому вопросу у Дэвиса нет ясности: считает ли он, что революция должна произойти при определенных необходимых предпосылках (детерминированно), или рассматривает лишь вероятность того, что революция может произойти? Более того, вовсе не очевидно, что объективные условия жизни непосред­ственно и немедленно отражаются в конкретном субъек­тивном опыте [Вогге 1980].

378

Нa самом деле отношения подобного рода и их типология относятся к области эмпирической проблематики и соответственно не должны быть бесспорной отправной точкой для теоретических рассуждений. Здесь важно отметить, что Дэвис рассматривает кривую ожидания как безусловно вер­пую. Так ли это и в каких случаях это верно — невозможно было проверить на практике вплоть до начала эпохи мас­штабных социологических опросов. Таким образом, рас­сматриваемая теория не может быть проверена на практике по отношению к тем революциям, которые анализирует Дэвис. Единственный фактор, который мы можем наблюдать, — это фактическая экономическая революция. На практике это равноценно утверждению, что теория, согласно которой за экономическим прогрессом следует быстрый спад {без учета любых психологических переменных факторов), будет вполне и в той же мере соответствовать эмпирическим дан­ным, представленным Дэвисом. Но зато такая интерпрета­ция может получить поддержку многих представителей как марксистского, так и политического направления теории революций.

Не все ясно и с кривой, которая показывает фактическое экономическое развитие. Недостаточно показать процесс роста валового национального продукта. Автору следова­ло бы продемонстрировать экономический рост относи­тельно тех социальных групп и классов, которые, по его мнению, могли бы оставить след в истории. Это потребует полных и всесторонних данных; очевидно, гораздо более полных, чем те, что представлены в статье Дэвиса. Эстеруд |0sterud 1978: 151] придерживается как раз этой точки зре­ния, утверждая, что Дэвису, как минимум, следовало пред­ставить подробные данные о процессе изменений в различ­ных социальных группах в течение определенного времени.

Далее рассмотрим эмпирический «тестовый образец» самого Дэвиса для того, чтобы дополнительно указать на проблемы, связанные с приложением кривой Дэвиса к конкретным историческим ситуациям. Дэвис трактует ис­токи русской революции 1917 г., рассматривая ее как конеч­ный этап эволюции, которая началась еще до либеральных реформ Александра II, а именно в 1840-1850-х гг. По его

379

мнению, в период с 1850 и приблизительно по 1904-1907 гг. наблюдался рост удовлетворения потребностей (со сни­жением около 1861 г.). Затем последовал экономический спад с последующим коротким подъемом, начавшимся око­ло 1912 (1914) г. И наконец, на последнем этапе, ведущем к Февральской революции 1917 г., произошел масштабный общенациональный кризис. В этом кратком описании мы находим основные данные для построения трех возможных J-кривых для относительно коротких временных промежут­ков. Все они имеют следствием условия для возникновения революционных ситуаций. Но «окончательная» революция происходит лишь в 1917 г. Мы могли бы рассмотреть тео­рию Дэвиса в долгосрочной перспективе, показав возмож­ность построения графика удовлетворения потребностей, который берет начало до 1850 г. и начинает падать около 1907 г. Именно эта эволюция обусловливает динамику кри­вой ожиданий в течение всего периода. Так, к 1917 г. образу­ется огромный разрыв в ожиданиях. Итак, какую кривую мы выберем, чтобы считать ее настоящей проверкой J-кривой? Воспользуемся ли мы долгосрочной проекцией или тремя

380

отдельно взятыми кривыми — около 1860 г., около 1905 г. и около 1914-1917 гг.? Так как рабочие определения Дэвиса весьма неточны, «проверочные результаты» нельзя считать окончательными.

Исследователями было предпринято немало попыток проверить эту теорию, однако в их рядах совершенно отсут­ствует единство насчет того, что же именно надо проверять. Дэвиса прежде всего интересовали революции и крупно­масштабные массовые беспорядки, а не локальные бунты, паника в обществе или иные формы массовых движений. Многие представители психолого-экономической школы рассматривают революции как крайнюю точку в континуу­ме, в котором противоположный аспект представлен демо­кратическим образом политических действий.

Таким образом, теории революций также становятся час­тью общей теории политического поведения. На самом деле есть основание полагать, что любая революция, направ­ленная на коренной исторический переворот, качествен­но отличается от других типов коллективного поведения [Skocpol 1979]. Более того, по мнению Скокпол, экономико-психологическая теория революций является вовсе не одной из теорий революций, а, скорее, попыткой объяснить, по­чему люди испытывают недовольство. Нищета и лишения есть в каждом обществе. Сами по себе эти факторы не могут служить объяснением ни причин, ни хода революционных процессов. Возможно, психологический подход более ва­жен, когда речь идет о локальных волнениях или бунтах, а не о революциях, ставящих своей целью кардинальное из­менение общества.

Большая часть эмпирических испытаний J-кривой при­менялась к локальным восстаниям, и соответственно с са­мого начала это подразумевало существенные расхождения с намерениями Дэвиса. Мюллер суммирует эти попытки, большинство из которых было предпринято американски­ми исследователями, и приходит к заключению, что рас­сматриваемая теория не очень хорошо подходит и для ло­кальных волнений. Эмпирические испытания лишь в ми­нимальной степени согласуются с ее положениями [Muller 1980: 96-97]. Тезис о фрустрации, ведущей к агрессивно-

381

сти, лишь до некоторой степени применим для объяснения агрессивного образа действий в области политики. Отсюда со всей очевидностью следует, что потенциала данной тео­рии недостаточно, чтобы объяснить среди прочего и реаль­ные революционные действия. Тем не менее мы постараем­ся определить основную черту анализа революций в теории Дэвиса, но рассмотрим ее уже в несколько модернизирован­ном виде.

В отличие от Дэвиса, Вертхейм [Wertheim 1974] считает, что рассматриваемая теория может иметь некоторое зна­чение для так называемых буржуазных революций, но ее значимость для анализа «народных» революций намного меньше. Далее он утверждает, что в некоторых случаях, как, например, во время революции в Индонезии, кривая Дэви­са оказывалась вывернутой наизнанку. Для революционной ситуации вполне может быть характерна и такая ситуация, когда за экономическим спадом следует резкий подъем дело­вой активности. Более того, И. и Р. Фейерабенд [Feierabend, Feierabend 1966, 1972] показали, что всевозможные сочета­ния ожиданий и объективной экономической реальности вполне могут составить и другую кривую, которая с той же долей вероятности может являться подтверждением нали­чия революционной ситуации. В этих условиях J-кривая представляет собой совершенно особый случай. Фейерабенд четко сформулировал проблему зависимости между ожида­ниями и потребностями, показав, что наши ожидания могут быть весьма неопределенными и расплывчатыми, а разные типы ожиданий при этом могут противоречить друг другу. И те, и другие могут усиливать неудовлетворенность. При­мерами альтернативных кривых могут быть: а) устойчивые ожидания, когда текущая экономическая ситуация ухудша­ется; Ь) текущая экономическая ситуация остается стабиль­ной, а ожидания возрастают. В частности, Эстеруд [0sterud 1978: 151] полагает, что последняя ситуация особенно зна­чима для стран «третьего мира».

Фейерабенд показал это на примере собственной «об­ратной J-кривой». Рис. 16.3 демонстрирует более подроб­ную схему, чем та, которую представил Фейерабенд, пы­таясь проиллюстрировать логику своих рассуждений. Он

моделирует ситуацию в стране с постоянно низким уров­нем удовлетворения основных потребностей (горизон­тальная прямая линия). Далее мы закономерно наблюдаем линию постоянно низких ожиданий (пунктирная линия). Затем, однако, происходит внезапное повышение уров­ня удовлетворения потребностей (в точке t_x), в то время как возрастание ожиданий происходит довольно медлен­ными темпами. Удовлетворение потребностей достигает наивысшей точки, принимая форму горизонтальной пря­мой. Теперь ее «обгоняет» (в точке t₂) линия ожиданий, которые продолжают стремительно расти. В результате очень скоро происходит революция (стрелка), т.к. раз­рыв (G = Е — А) стал слишком большим. Таким образом, Фейерабенд показывает альтернативную J-кривую, но та­кую, где взаимодействие реального и ожидаемого уровня удовлетворения потребностей все же остается движущей силой развития. Коулман более подробно разработал тео­рию «фрустрационного мышления», подчеркнув при этом важность временной эволюции и указав на то, что внезап­ный или длительный рост удовлетворения потребностей

382

383

имеет различное воздействие на уровень фрустрации [Coleman 1990: 470-486].

Наиболее сложный взгляд на революцию внутри эконо­мико-психологического направления мы находим в книге Гарра «Почему люди поднимают восстания» [Gurr 1970] — пожалуй, самой главной работе рассматриваемой школы. Гарр создал теорию авторитетных групп (или элит), т.е. теорию относительных потерь в рамках психологически-ориентированной теории революций, которая концентриру­ется на соотношении между удовлетворением потребностей и ожиданиями. Гарр отстаивает точку зрения, согласно кото­рой люди сравнивают себя с группами, предоставляющими достаточные основания для справедливого сравнения. Ины­ми словами, они идентифицируют и сравнивают себя с дру­гими на основе того, что считают справедливым. При этом следует учитывать также влияние сложных обстоятельств, таких, как несогласованность внутри классификации — т. е. тот факт, что социальный, экономический и политический критерии престижности не согласуются между собой. Со­гласно Гарру, это ведет к увеличению общей неудовлетво­ренности и, следовательно, к повышению уровня агрессив­ности в политике.

Эмпирическая оценка. Заключение

Насколько нам известно, теория революций Дэвиса ни­когда не проверялась в норвежских условиях. По моему мнению, эта теория является весьма вдохновляющей, но при этом далеко не самой обоснованной. Более убедительная теория должна учитывать динамику, присущую отношени­ям между индивидами, организациями и институтами. Сама по себе индивидуальная агрессия никогда не может дать толчок революции. Более того, мы смело можем утверж­дать, что агрессия может вызвать политические действия лишь при определенных условиях. Наш подход будет более плодотворным, если мы рассмотрим, каким образом и до ка­кой степени различным общественным слоям предоставля­ется доступ к распорядительным органам, может ли обще­ство успешно контролировать эти органы и другие важные

384

институты контролирующего типа. Центральным пунктом при этом должна быть мера общественного контроля и как следствие — доступ различных групп к различным видам важных с политической точки зрения ресурсов. Это дает возможность формировать союзы, имеющие особую извест­ность и значимость в политике. Решающий вопрос сводит­ся к следующему: до какой степени социальные, экономи­ческие или культурные конфликтные показатели (conflict lines) усиливают или нейтрализуют друг друга, тем самым смягчая сами конфликты. Кроме того, немаловажное значе­ние имеют и различные типы внутригрупповых связей, а так­же связи между политически значимыми группами. Мож­но предположить, что чем сильнее горизонтальные связи и слабее вертикальные, тем больше вероятность конфликта (Obershall 1973]. Организованные группы есть нечто боль­шее, чем просто отражение индивидуальных предпочтений и интересов. Любой профессиональный революционер по­нимает, что организация должна работать четко и автоном­но как самоценный агент мобилизации [Cameron 1974].

Заключение. Разлад во властных структурах, а также явное и жесткое противостояние между правящими группами мож­но рассматривать как необходимую предпосылку для фор­мирования потенциальной революционной ситуации [Tilly 1978; Skocpol 1979; Piven, Cloward 1979]. Это расширяет поле политической деятельности и готовит почву для новых типов союзов. Того факта, что народ разочарован и подавлен, обыч­но бывает явно недостаточно для возникновения револю­ционной ситуации. Государственный механизм может про­держаться довольно долго и без поддержки большей части населения. Поэтому характерное для рассмотренной теории стремление рассматривать революционную деятельность как иррационально-агрессивное поведение является весьма спорной отправной точкой. Напротив, революционное дей­ствие, как представляется, зачастую имеет явные стратеги­ческие черты. Все вовлеченные в этот процесс социальные силы осознают факторы, формирующие ту или иную ситуа­цию, в которую они попадают, а также отлично понимают, с кем им придется бороться. Недостаточно, чтобы положение

385

лишь казалось несправедливым. В дополнение к нему долж­на существовать и непременная вероятность его перемены. То, что Дэвис не рассматривает эти вопросы в достаточной степени подробно, снижает значимость его теории. Несмотря на это, четко построенная теория революций Дэвиса застав­ляет размышлять и будит интерес, выходящий за узкие рам­ки академической исторической проблематики.