§ 15. Действительность продажи чужой вещи и эвикция

следствием известного принципа nemo plus iuris ad alium transferre

potest, quam ipse haberet1, сформулированного римской юриспруденцией,

но отражающего саму сущность распоряжения и являющегося

поэтому одной из фундаментальных предпосылок построения любого

правопорядка. В нем нашла концентрированное выражение

простая логика: передать другому можно лишь то, что имеешь, не

больше. Вряд ли существуют какие-либо аргументы, способные опровергнуть

действие этого принципа и в современном российском

праве. Между тем в последнее время он все чаще ставится под сомнение.

Л. Ю. Василевская, например, утверждает, ссылаясь также

на Л. А. Новоселову, что в римском праве данный принцип приводил

к недействительности договора купли-продажи и что в современных

условиях, при наличии норм об ограничении виндикации,

он уже не имеет абсолютного значения2. Согласно Д. В. Мурзину,

«принципы римского права не могут быть положены в основу рассуждений

о действительности распорядительных сделок»3; «признание

недействительным обязательственного договора (ввиду неуправомоченности

отчуждателя) не влечет ничтожность распорядительной

сделки и, следовательно, не затрагивает статуса добросовестного

приобретателя как собственника»4 .

Уже самих приведенных высказываний достаточно, чтобы увидеть

беспочвенность подобной критики, которая, исходя из неверных

посылок, бьет мимо цели. Во-первых, непонятно, на чем основан

вывод о том, что принципы римского права не могут служить

исходным пунктом для решения проблемы действительности распо

(там же. С. 174). Это рассуждение основано на весьма распространенном представлении

о том, что ничтожная сделка порождает «неправомерные» правовые последствия,

которые необходимо «уничтожать», а сама ничтожность является санкцией за совершение

такой сделки (критику этого представления см. выше, § 2). На самом деле при

ничтожности сделки правовые последствия не «упраздняются», а просто не наступают,

и в этом смысле любая ничтожная сделка есть «юридический ноль». Именно потому,

что traditio направлена на переход права собственности, а такой переход в данном

случае невозможен, она и является ничтожной сделкой.

Ulp. 46 ad ed., D. 50, 17, 54 (лат. – «Никто не может передать другому права

большего, чем сам имеет»).

2 См.: Василевская Л. Ю. Указ. соч. С. 203.

3

Мурзин Д. В. Добросовестное приобретение имущества по договору // Проблемы

теории гражданского права / Институт частного права. М.: Статут, 2003. С. 113.

4 Там же. С. 112.

Глава III. Защита добросовестного приобретателя

рядительных сделок, но к этому вопросу еще предстоит вернуться

позже. Во-вторых, в римском праве действие рассматриваемого

принципа не приводило, вопреки мнению Л. Ю. Василевской, а в

действующем не приводит, вопреки утверждению Д. В. Мурзина, к

недействительности обязательственного договора купли-продажи,

который может быть заключен и неуправомоченным продавцом, о

чем также речь еще впереди. И наконец, в-третьих, оба автора, оспаривая

абсолютное действие правила nemo plus iuris… пытаются таким

путем обосновать защиту добросовестного приобретателя, но

это означает, что они сражаются, по существу, с ветряными мельницами,

ибо сам критикуемый ими принцип, будучи общим принципом

юридического преемства1, решительно никакого отношения к

ограничению виндикации и статусу добросовестного приобретателя

не имеет. Ограничение виндикации и возникновение у приобретателя

права собственности закон связывает отнюдь не с действительной

распорядительной сделкой, а с наличием определенных условий,

перечисленных в ст. 302 ГК2. Известно также, что в данном

случае речь идет именно о первоначальном возникновении права собственности3,

а не о его переходе. Если бы основанием возникновения

этого права была действительная распорядительная сделка, как

полагают цитированные авторы, то имело бы место правопреемство

(что по определению исключается ввиду неуправомоченности отчуждателя),

а условия, перечисленные в ст. 302 ГК, оказались бы просто

излишними4 .

1 См.: Васьковский Е. В. Учебник гражданского права. Выпуск II: Особенная часть.

Б. м., 1896. С. 139.

2 Как уже отмечалось, согласно иному мнению, добросовестный приобретатель

становится собственником в силу приобретательной давности, однако в анализируемом

аспекте вопрос о конкретном основании возникновения у него права собственности

значения не имеет: важно, что согласно и этой точке зрения таким основанием

во всяком случае не является «действительная» распорядительная сделка.

3 Карлин (Carlin) назвал этот первоначальный способ квалифицированным завладением

(qualifizierte Besitzerlangung) (цит. по: Васьковский Е. В. Указ. соч. С. 157).

4

Аналогичный вывод следует сделать и применительно к германскому праву, на

нормы которого в обоснование своей позиции ссылаются Л. Ю. Василевская (указ.

соч. С. 205) и Д. В. Мурзин (указ. соч. С. 110 слл.). Согласно § 932 BGB право собственности

при приобретении от неуправомоченного лица возникает у приобретателя

«вследствие отчуждения, произведенного на основании § 929», т. е., казалось бы, в

силу предусмотренной этим параграфом абстрактной вещной распорядительной

сделки (соглашение о переходе права собственности + фактическая передача вещи),