Глава II. Реституционные отношения сторон недействительной сделки

состоять только в том, что нельзя отдавать вещь тому, у кого, по видимости,

нет права на нее. Но если исходить из этого, то как можно

оставлять вещь у того, у кого несомненно нет права на нее? …Суд,

отказывая в реституции потому, что истец не доказал права на вещь,

оставляет вещь ответчику, у которого права нет без всякого доказывания.

Иначе, как крайне нелогичным, чтобы не сказать бессмысленным,

такой подход назвать невозможно»1 .

Из приведенного высказывания понятно, почему его автор отдает

предпочтение в споре истцу: хотя тот и не доказал своего права,

это еще не означает, что у него права нет, а вот ответчик не имеет

права бесспорно, поэтому вещь нужно у него отобрать и передать

истцу. По существу, речь идет не о чем ином, как о провизорной

владельческой защите (хотя в классическом варианте владельческая

защита исключает не только доказывание права, но даже и предположение

о нем). Не останавливаясь на этом вопросе более подробно,

отметим лишь, что такой подход не должен и не может быть универсальным.

Как было показано, он оправдан лишь в тех ситуациях,

когда воля одной из сторон при совершении сделки и передаче вещи

либо отсутствует совсем (психическое расстройство, малолетство),

либо сформировалась под влиянием неправомерных действий получателя

вещи или – с его ведома – третьего лица. В противном случае

нет и предпосылок для владельческой защиты2 .

Обращая, далее, внимание на проблему доказывания, К. И. Скловский

упускает из виду презумпцию права собственности фактического

владельца, сформулированную еще до революции и подтвержденную

Верховным Судом РСФСР в середине 20-х годов, хотя и в

достаточно ограниченных пределах – только применительно к спо

1

Скловский К. Некоторые проблемы реституции. С. 112.

2 На утверждение К. И. Скловского о том, что в своих работах я будто бы призываю

ликвидировать те немногие элементы защиты фактического владения, которые

существуют в нашем законодательстве (там же. С. 110), замечу, что, напротив, мной

неоднократно подчеркивалась необходимость восстановления полноценного института

посессорной защиты. Другое дело, – и в этом мое глубокое убеждение, – что

любая правовая защита, в том числе и защита незаконного владения, не может быть

самодовлеющей и самоценной; она должна опираться на определенные принципы

и основания, иметь некоторый объект – охраняемый законом интерес. Такой интерес,

однако, невозможно обнаружить у дееспособной стороны недействительной

сделки, если, передавая не принадлежащее ей имущество, она действовала осознанно

и добровольно.

§ 11. Реституция владения

рам «между частными лицами одного класса (трудящимися и нетрудящимися

между собой)»1. Эта презумпция, не получившая

прямого закрепления в нашем законодательстве, тем не менее

единодушно признавалась доктриной2. В самом деле, странно было

бы требовать, например, от гражданина, предъявившего иск о

возврате украденных у него из квартиры вещей, доказательств его

права собственности на все эти вещи. Такое доказывание было бы

практически невозможным, поскольку требовалось бы не только

установить, как и у кого истец приобрел истребуемое имущество,

но и проверить законность всех сделок, предшествовавших его

приобретению (так называемая probatio diabolica). В действительности,

учитывая названную презумпцию, истцу достаточно лишь доказать,

что до факта кражи вещами владел именно он; доказывать же отсутствие

у истца какого-либо права должно быть предоставлено

ответчику, если, конечно, этот факт не будет явствовать из иных

обстоятельств дела или не будут иметься другие сомнения относительно

права виндиканта. Таким образом, при отстаиваемом мной

ограничении реституции речь идет лишь о том, что, если нет указанных

выше предпосылок для посессорной защиты и доказано

отсутствие у истца прав на истребуемое имущество, в реституции

должно быть отказано. При противоположном подходе воспользоваться

реституцией мог бы, теоретически, даже вор, продавший

краденое, а затем потребовавший его обратно на основании п. 2

ст. 167 ГК.

Наконец, трудно понять настойчивое стремление сторонников

«неограниченной» реституции обосновать изъятие вещи у ее незаконного

владельца (получателя по сделке) во что бы то ни ста

1

См. определение ГКК Верховного Суда РСФСР от 11 марта 1924 г. по делу Якунина

// Еженедельник советской юстиции. 1924. № 14. С. 332 сл. О презумпции права

собственности владельца в русском дореволюционном праве см., напр.: Журналы

Редакционной Комиссии, Высочайше учрежденной для составления проекта Гражданского

Уложения. Проект книги III (вотчинное право). СПб., 1904. С. 98.

2 См., напр.: Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность.

М.; Л., 1948. С. 578–581; Иоффе О. С. Ответственность по советскому гражданскому

праву. С. 128; Халфина Р. О. Право личной собственности граждан в СССР. М., 1955.

С. 133 сл., 163; Генкин Д. М. Право собственности в СССР. С. 57, 83, 88, сн. 1; Маслов

В. Ф. Осуществление и защита права личной собственности в СССР. М., 1961.

С. 197, 201–209; Толстой Ю. К. Спорные вопросы учения о праве собственности //

Сборник ученых трудов СЮИ. Вып. 13. Свердловск, 1970. С. 80.