Глава III. Защита добросовестного приобретателя

зависит, в свою очередь, от наличия у отчуждателя в момент ее совершения

необходимой распорядительной власти. Только при этих

условиях обязательственный договор в совокупности с распорядительной

сделкой могут повлечь переход права собственности. Поэтому,

несмотря на действительность обязательственного договора,

заключенного неуправомоченным лицом, добросовестный приобретатель,

при наличии прочих условий, становится собственником не

на его основании, а вследствие сложного юридического состава,

предусмотренного ст. 302 ГК.

Итак, обязательственная сделка по отчуждению вещи, совершенная

неуправомоченным лицом, является действительной и порождает

обязательство, если только законом или договором не предусмотрена

консенсуальная модель перехода права собственности1 .

В этом современный российский законодатель определенно следует

традиции римского права, в котором действительность куплипродажи

также не зависела от управомоченности отчуждателя. Не

подлежит никакому сомнению и действие в российском праве римского

принципа nemo plus iuris… в соответствии с которым отчуждатель,

сам не будучи собственником и не имея соответствующего

уполномочия, не в состоянии перенести право собственности на

приобретателя, а направленная на это передача ничтожна. Применительно

к российскому праву необходимо, однако, добавить, что

такая передача не только не влечет перехода права собственности к

приобретателю, но и, в отличие от римской traditio, не прекращает

обязательство купли-продажи исполнением, поскольку не соответствует

его содержанию: согласно п. 1 ст. 454 ГК продавец обязан не

просто передать владение вещью, как было в римском праве, но передать

вещь в собственность покупателю.

Следовательно, как исполнение передача чужой вещи неуправомоченным

лицом является ненадлежащим исполнением, а как

сделка, направленная на прекращение обязательства и перенос

права собственности, – сделкой недействительной, не порождающей

тех правовых последствий, на которые она направлена.

1

В российском праве на законодательном уровне такая модель договора куплипродажи

была предусмотрена ГК РСФСР 1922 г. С этим связано и единодушие советской

доктрины периода действия данного кодекса в признании ничтожности договора

о продаже чужой вещи неуправомоченным лицом.

§ 15. Действительность продажи чужой вещи и эвикция

Ее квалификация не изменится и в том случае, если будут налицо

все условия, предусмотренные ст. 302 ГК, ибо, как уже неоднократно

подчеркивалось, право собственности у добросовестного приобретателя

возникает не в силу распорядительной сделки, а в силу

сложного юридического состава, представляющего собой единое и

самостоятельное основание приобретения права собственности и

служащего в плане защиты такого приобретателя достойной альтернативой

пресловутому принципу абстракции1, тенденцию переоценивать

который отчетливо демонстрируют некоторые представители

нашей современной цивилистической доктрины2. И то обстоятельство,

что римский правопорядок не знал добросовестного приобретения

от несобственника, равно как и ограничений виндикации

(что нашло отражение в средневековой максиме ubi rem meam invenio

ibi vindico3), не опровергает вывода о преемственности между

1

На это верно указывают О. Г. и Э. Ю. Ломидзе, в то же время почему-то называя

конструкцию сложного состава «иным приемом абстрагирования» (см.: Ломидзе О. Г.,

Ломидзе Э. Ю. Указ. соч. С. 157).

2 Так, например, Д. В. Мурзин, усматривая в этом принципе, очевидно, одно из

проявлений «правового творчества, не подавленного рецепцией римского права»

(указ. соч. С. 123; курсив мой. – Д. Т.), считает, что «для защиты прав добросовестного

приобретателя… необходимо отделение распорядительных сделок по передаче

имущества от самого обязательственного договора и конструирование распорядительных

сделок как абстрактных» (там же. С. 114), что, «таким образом, возрождая

в российском праве значение добросовестного приобретателя, сложно будет обойтись

без адекватного отражения в позитивном праве и всеобщего принципа абстрактности

» (там же. С. 123 сл.). Между тем в действительности отстаиваемый автором

принцип был необходим для обеспечения надежности торгового оборота и

защиты добросовестного приобретения лишь в XIX в., когда возможность приобретать

ipso iure собственность от неуправомоченного лица еще не получила общего

признания, и поэтому под влиянием идей Савиньи был закреплен – впрочем, не

без сопротивления значительной части немецкой доктрины – в германском BGB

(см.: Ваке А. Указ. соч. С. 136 сл. и цитированную там литературу). В современных

же условиях он не только бесполезен, поскольку его функцию вполне адекватно

выполняет конструкция сложного юридического состава, которую, по-видимому,

не признаёт Д. В. Мурзин, но даже вреден, о чем уже упоминалось выше (см. § 4).

Поэтому закреплять его в современном гражданском кодексе, как поступил, например,

эстонский законодатель (ч. 1 ст. 92 Закона о Вещном праве от 9 июня

1993 г.), было бы по меньшей мере странно, а в международном контексте явно

диссонировало бы с происходящими в настоящее время в Европе процессами унификации

частного права.

3

«Где мою вещь нахожу, там ее виндицирую» (лат.). Сформулированное таким

образом, это правило отсутствует в римских источниках. Речь, видимо, должна идти о