Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Млечин Л. - Холодная война. Политики, полководцы, разведчики - 2011.rtf
Скачиваний:
26
Добавлен:
24.07.2017
Размер:
11 Mб
Скачать

24 Ноября 1983 года от имени Андропова было сообщено, что на территории гдр и

Чехословакии будут развернуты пусковые установки оперативно-тактических ракет «Темп-С»,

а советские подводные лодки и корабли с ядерным оружием будут выдвинуты к

берегам Америки.

Одно из соединений ракетных подводных крейсеров стратегического назначения

Северного флота получило особое задание. Подлодки проекта 667А с баллистическими

ракетами несли боевое дежурство поближе к территории Соединенных Штатов, в

районе Бермудского треугольника. Запущенные с этих лодок ракеты должны были

долететь до США так же быстро, как «Першинги» и «Томагавки» до советских городов.

Началось создание нового мобильного ракетного комплекса «Скорость», который

собирались установить поближе к границам западных держав. Задача — уничтожить

стартовые позиции американских ракет в Европе раньше, чем они взлетят.

Начальник ракетных войск и артиллерии Сухопутных войск генерал-лейтенант

Владимир Михайлович Михалкин получил приказ развернуть две ракетные бригады на

территории ГДР и одну в Чехословакии. В ноль часов по московскому времени 25

июня 1984 года он доложил с заглубленного командного пункта одной из стартовых

батарей начальнику Генштаба маршалу Николаю Васильевичу Огаркову, что «ракетчики

сухопутных войск к боевому дежурству по охране границ Союза Советских

Социалистических Республик и стран социалистического содружества приступили».

Разработали зенитно-ракетный комплекс с ядерной боеголовкой, который

гарантированно уничтожал американские «Першинги». Правда, получалось, что для

этого надо устроить ядерный взрыв над Москвой… Этому ужаснулись только потом,

при Горбачеве, а пока военная промышленность осваивала выделяемые ей миллиарды.

Но на самом деле главная опасность для социалистического лагеря исходила не

извне, а изнутри. Восточный блок только внешне казался несокрушимым монолитом.

Смертельный укол зонтиком

В холодной войне открылся новый фронт — внутри самой социалистической системы.

Когда инакомыслящих перестали расстреливать, а стали всего лишь сажать, высылать

за границу или помещать в психиатрические клиники, нашлось немало мужественных

людей, открыто выступивших против системы.

В силовом поле холодной войны проблема инакомыслящих приобрела особую остроту. С

одной стороны, пристальное внимание мирового общественного мнения, попытки

западных стран помочь им иногда спасали диссидентов от расправы. С другой — они

воспринимались не как критики системы, а как агенты Запада, и, как следствие, их

нужно заставить замолчать.

7 Января 1974 года на заседании политбюро цк кпсс обсуждалась судьба писателя

Александра Исаевича Солженицына. Публикация документального исследования «Архипелаг

ГУЛАГ» — о системе террора в Советском Союзе — переполнила чашу терпения членов

политбюро. Рассматривались два варианта — посадить или выслать из страны. Члены

политбюро склонялись к первому варианту, но Брежнев с Андроповым пришли к выводу,

что избавиться от лауреата Нобелевской премии проще, чем его сажать. Солженицына

выслали.

Долго не знали, что делать с академиком Сахаровым, который возмущался

нарушениями прав человека в стране. Трижды Герой Социалистического Труда,

создатель водородной бомбы Сахаров сделал для страны больше, чем вся армия

чекистов и цекистов, которые преследовали его многие годы и укоротили ему жизнь.

Андрея Дмитриевича Сахарова отправили в ссылку в закрытый для иностранцев

Горький, где над ним просто измывались. А на Запад, чтобы показать, что академик

жив и о нем заботятся, чекисты переправили кадры оперативной съемки медосмотра

Сахарова в Горьком.

Диссиденты появились и в других социалистических странах. В январе 1977 года в

Праге либеральная интеллигенция основала движение в защиту прав человека «Хартия-77»,

чтобы помочь несправедливо преследуемым людям. Одним из руководителей движения

был драматург Вацлав Гавел, будущий президент республики.

Свою жизнь Гавел провел в театре, в литературных кафе, в пражских пивных, в

страстных литературных спорах и в дружеском застолье. Олицетворением чешского

национального характера кажется герой известного романа бравый солдат Швейк.

Вацлав Гавел при всем своем изощренном интеллектуализме и есть подлинно народный

тип. Он очень органичный и естественный человек. Он прекрасно вписывается не

только в богемную жизнь Праги, но в чешскую провинцию. Его жизнь никак не

назовешь простой, веселой и легкой, но аресты, тюрьма его не ожесточили. Он

умеет наслаждаться жизнью.

В 1948 году семья Гавел как буржуазный элемент была лишена всей собственности и

превращена в объект классовой борьбы. Гавелов должны были выселить в пограничную

деревеньку, но потом все-таки оставили в Праге. Вацлав Гавел пошел работать — с

его происхождением не брали в гимназию, служил в армии. Демобилизовавшегося

солдата опять не приняли учиться, он поступил в театр рабочим сцены и сделал

изрядную карьеру, став осветителем.

Он был опьянен воздухом свободы в 1968 году, когда началась Пражская весна.

Исчез страх, люди могли свободно собираться, говорить, спорить. После 1969 года

Гавел был отовсюду изгнан, объявлен врагом. Он писал пьесы и нашел себе место

рабочего на пивоваренном заводе. В течение двадцати лет на родине не вышло ни

одно его произведение. Его книги распространялись в самиздате, пьесы ставились

за границей.

Единственное, что не менялось в его жизни, — это была его жена Ольга — при

поразительной разности характеров. Он — выходец из буржуазной семьи, вечно

стесняющийся интеллектуал. Она — пролетарская девушка, несентиментальная, трезво

мыслящая, языкастая, их тех, кого на мякине не проведешь. Гавел признавался, что,

как застенчивый интеллектуал, нуждался в том, чтобы рядом была энергичная

женщина, с которой можно советоваться и которую одновременно слегка побаиваешься…

Для властей создание общественного комитета «Хартия-77» грянуло как гром среди

ясного неба. Гавела арестовали. Власти были уверены, что арест напугает

драматурга, который не был похож на политического бойца. Но Гавел оказался

упрямым человеком. В тюрьме он работал на сварке вместе с будущим министром

иностранных дел Чехословакии Иржи Динстбиром. Начальник лагеря, видя их,

обыкновенно говорил:

— Гитлер это решал иначе. Он бы такую сволочь сразу отправил в газовую камеру.

«Я кажусь веселым парнем, — Гавел предпочитает отзываться о себе иронически, —

кутилой, который любит радости и грехи жизни. Но при этом вся моя жизнь — это

постоянное бегство в одиночество и тихую сосредоточенность. Я робкий и

застенчивый и при этом имею репутацию бунтаря.

Для многих я являюсь постоянным источником надежды, хотя я сам постоянно

впадающий в состояние депрессии, неуверенный и сомневающийся в себе человек.

Я слыву человеком твердым, мужественным, почти жестоким, который, не задумываясь,

выбрал тюрьму, хотя мне предлагались более заманчивые альтернативы.

А ведь я постоянно чего-то боюсь. И даже моя воображаемая отвага и выдержка

порождены страхом — страхом перед собственной совестью, которая так любит мучить

меня за измену действительную и мнимую. Но при всем этом и вопреки всему этому я

знаю, что, если бы было нужно, я бы снова пошел в тюрьму и вновь выдержал все

испытания…»

Судьба некоторых диссидентов складывалась трагически.

Болгарский писатель Георгий Марков бежал из Софии в Англию. Он работал на Би-би-си,

женился на англичанке. 7 сентября 1978 года, когда Марков шел домой, незнакомец

уколол его зонтиком. Жена Маркова вспоминала: Георгий вернулся домой здоровым, а

на следующий день уже был в критическом состоянии. Через несколько дней Марков

скончался в страшных муках.

Пытались убить и другого болгарского диссидента, Владимира Костова, но он выжил.

Покушение на его жизнь помогло британской полиции понять, как отравили Маркова.

Считается, что убийство организовала болгарская госбезопасность при технической

поддержке советского КГБ.

В Лондоне знаменитый Сева Новгородцев, обозреватель русской службы Би-би-си,

рассказывал мне:

— Марков сидел рядом с нами. Он был очень успешный болгарский журналист,

встречался с генеральным секретарем ЦК коммунистической партии Тодором Живковым,

но то, что он про Живкова знал, для Би-би-си оказалось слишком соленым и

перченым. Руководство нашей радиостанции сказало: извини, мы этого передавать не

будем. Тогда он отнес материалы на радио «Свобода». Он выпустил четырнадцать

программ… Теперь задним числом мы знаем, что Живков обратился за помощью в

Москву. В Москве ответили, что приводить в исполнение этот приговор мы не будем,

это ваши дела, но поможем техникой. И помогли. Появился зонтик в виде

пневматического ружья, который выстрелил в Маркова невидимый глазу шарик с

рицином. Все это было настолько технологически совершенно, что никому и в голову

не могло прийти, что его убили. И только подобное же покушение в Париже навело

полицию на след. Еще одна проверка, и нашли вот этот самый яд… Сами понимаете,

чтобы такую операцию провести, надо было точно знать, когда он выйдет на улицу.

Теоретически у них должен быть человек внутри Би-би-си. Детективное агентство

прислало сюда к нам на полгода здорового мужика. Ну и что? Он ходил по коридорам,

разговаривал со всеми, играл в шахматы, завел шашни с ведущей музыкальной

программы, по-моему, так ничего и не нашел и через полгода растворился. Но для

нас это было предупреждение…

Советское руководство крайне болезненно реагировало на перебежчиков. А на Западе

поначалу не понимали их ценности в холодной войне.

После войны два офицера Красной армии перебежали к американцам в Вене. Им

оказали прием по высшему разряду. Потом офицеры передумали и сказали, что хотят

вернуться. Их отвезли в Вену и столь же торжественно передали советским властям.

Еще один перебежчик, когда его доставили в Лондон, вдруг сказал, что просит

отправить его домой. Директору британской разведки МИ-6 Стюарту Мензису

возившиеся с перебежчиком разведчики в сердцах посоветовали дать перебежчику

наркотик и утопить в Северном море. Но его вернули, сообразив, что это была

подстава.

Офицер венгерской разведки бежал в Австрию и просил связать его с резидентурой

ЦРУ. Австрийцы опасались, что советские чекисты его найдут, и поместили под

охрану. Но за два дня до отправки в Соединенные Штаты венгра нашли лежащим на

полу. Он был в агонии. Его отравили. Поскольку о нем знали немногие,

расследование оказалось успешным: помогавший американцам офицер австрийской

полиции безопасности был агентом чехословацкой разведки.

В 1948 году директор МИ-6 Стюарт Мензис сформировал комитет по перебежчикам из

трех разведчиков, потребовав, чтобы они каждые три месяца составляли справку —

что сделано для вербовки. На американской стороне за души перебежчиков сражались

разведки трех родов войск и ЦРУ. В конце концов создали межведомственный комитет

по перебежчикам в Вашингтоне.

Перебежчиков в Германии и в Австрии скопилось немало. Но любой из них мог

оказаться советским агентом. К тому же содержание перебежчиков — это серьезные

расходы, особенно обременительные для британской разведки с ее сравнительно

небольшим бюджетом. Англичане пытались сократить расходы. Перебежчикам обещали

солнечную Австралию, но там их помещали в малопривлекательные лагеря для

перемещенных лиц. На советской стороне скоро стало известно, что на Западе можно

угодить не только в лагерь, но и просто за решетку…

В определенном смысле все, кто тогда бежал на Запад, жили в страхе, потому что

считались злейшими врагами советской власти. Некоторые из них исчезали или

умирали при странных обстоятельствах.

— Я сам был свидетелем того, как вылавливали людей в Париже — невозвращенцев, —

рассказывал мне Никита Струве, сын известного эмигранта из России. — Похитили

молодого человека, невозвращенца, который жил в нашем доме на первом этаже —

кстати, в квартире внука Льва Толстого, который его пригрел. Мы жили на втором.

Мне было четырнадцать лет, я слышу крики — «помогите, спасите». Кинулся к окну и

увидел: уезжает черная машина. Тут же спустились, взломали дверь — кровь и так

далее. Человек исчез. Интересно, где он покоится — в Париже или его вывезли в

Россию? Мы поместили эту историю в газеты, было расследование, установили, что

его похитили советские военные. Этим советская военная миссия занималась в

разных углах Франции. Люди пропадали бесследно… Некоторые так спасались —

вербовались во французскую армию и отправлялись воевать во Вьетнам. Но они

военную миссию послали во Вьетнам вылавливать людей, записавшихся в иностранный

легион. Даже там находили. Это одно из самых страшных воспоминаний, как выкрали

человека из нашего дома.

В начале 1954 года советская разведка отправила боевую группу, чтобы уничтожить

руководителя исполнительного бюро Народно-трудового союза в Западной Германии

Георгия Сергеевича Околовича, эмигранта, родившегося в Елгаве. Он руководил

оперативным сектором по подготовке и заброске агентуры в Советский Союз.

Но руководитель боевой группы капитан Николай Евгеньевич Хохлов из 13-го отдела

первого главного управления КГБ передумал убивать Околовича. 18 февраля 1954

года капитан пришел к Околовичу домой (тот жил во Франкфурте-на-Майне) и

представился:

— Георгий Сергеевич, я — Хохлов Николай Евгеньевич, сотрудник органов

госбезопасности. ЦК КПСС приказал вас ликвидировать. Убийство поручено моей

группе.

Околович позвонил своему куратору в британской разведке и сказал, что у него

только что побывал советский чекист, который сообщил, что приехал из Москвы,

чтобы его убить. Вместо того чтобы выполнить задание, он пил с Околовичем чай.

Оперативная группа британской разведки перехватила двух помощников Хохлова.

— Мы познакомились с их оружием, — рассказывали британские разведчики. — Патроны

с цианистым калием выстреливались из электрического пистолета, замаскированного

под пачку сигарет. Выстрел был практически бесшумным. На расстоянии в три метра

пуля входила в дерево на десять сантиметров. С тех пор, когда мне предлагали

сигарету, я инстинктивно отшатывался.

Британская разведка не располагала тогда такими изощренными средствами убийства.

В распоряжении агентов МИ-6 был массивный пистолет, которым можно было стрелять

из рукава пальто, но выстрел звучал настолько громко, что для тайных операций он

мало подходил. Лаборатории советской разведки опередили британцев.

История с Хохловым поставила Лондон в трудное положение накануне совещания в

верхах в Женеве. 1 мая капитана Хохлова переправили в Англию. Некоторые

британские чиновники хотели бы устроить ему пресс-конференцию, которая,

несомненно, вызвала бы всплеск эмоций. За пять месяцев это было пятое бегство

сотрудника советских спецслужб. Руководители МИ-6 объяснили премьер-министру

Уинстону Черчиллю, что хороший прием, оказанный перебежчикам, соблазнит и других

чекистов. Это среди прочего позволит выяснить имена предателей, которые могут

работать в британской разведке и министерстве иностранных дел.

Но Черчиллю не хотелось мешать встрече в Женеве. Он запретил пресс-конференцию

Хохлова. Единственное, на что согласился Черчилль, — выслать из Англии двух

сотрудников советской разведки, которые слишком грубо вели вербовочную работу.

Советские граждане, просившие политического убежища, создавали массу

неприятностей западным правительствам.

Один такой случай произошел в апреле 1944 года. Виктор Андреевич Кравченко,

работавший в Вашингтоне, решил остаться в Соединенных Штатах.

Он родился в Днепропетровске; инженер по профессии, сделал неплохую карьеру в

Главметалле и был отправлен в Вашингтон для работы в советской закупочной

комиссии, которая заказывала все необходимое для Красной армии в рамках

программы ленд-лиза. Через эмигрантов он стал зондировать американские власти —

нельзя ли остаться? Заняться его делом поручили директору ФБР Эдгару Гуверу, для

него это было в новинку. Он потребовал санкции президента.

Для американских дипломатов история с Кравченко был крайне неприятным инцидентом,

угрожавшим испортить отношения с Советским Союзом. Они не могли скрыть своего

раздражения. Чарлз Болен, занимавшийся советскими делами в Государственном

департаменте, надеялся, что Виктора Кравченко удастся уговорить вернуться в

Советский Союз. Дипломаты искренне сожалели, что его нельзя выслать и что он

имеет законное право попросить убежища.

— Впрочем, — говорили они в своем кругу, — вполне возможно, что НКВД избавит

иммиграционные власти от проблем и заберет его сам.

Виктору Кравченко удалось остаться, и в конце сороковых его книга «Я выбрал

свободу» стала желанным аргументом в войне идей. Книга разошлась по всему миру

миллионными тиражами. Это он познакомил мир с аббревиатурой ГУЛАГ. Он не походил

на других перебежчиков — не разведчик и не представитель творческой

интеллигенции.

Книга Кравченко стала ударом для многих коммунистов. Во Франции коммунистическая

газета «Леттр Франсез» подала в суд на Кравченко, заявив, что написанное в книге

— клевета. Кравченко приехал во Францию и предстал перед судом.

Кто-то тогда верил, что Кравченко — американский агент и книжка написана по

заказу ЦРУ. Но его адвокаты пригласили в качестве свидетеля Маргарет Бубер-Нойман,

вдову Хайнца Ноймана, второго человека в ЦК компартии Германии. Его расстреляли

в Москве в 1937 году. Маргарет сама просидела в Советском Союзе несколько лет. В

1940 году вдову второго человека в компартии, как и некоторых других немецких

коммунистов, НКВД выдал гестапо. Может быть, это ее спасло. Она приехала в Париж,

чтобы рассказать о ГУЛАГе то, что она видела и пережила сама…

31 июля 1948 года из Нью-Йорка уходил советский пароход «Победа». Среди

пассажиров не оказалось возвращавшихся на родину двух преподавателей школы для

детей советских сотрудников — Оксаны Степановны Касьенкиной, учительницы химии,

и Михаила Ивановича Самарина, учителя математики. Они сдали багаж, но к отходу

судна не явились. Не оказалось их и дома. Причем Самарин исчез с женой Клавдией

Михайловной и детьми Татьяной, Еленой и Владимиром.

Все они попросили политического убежища. Приняла их младшая дочь Льва Толстого

Александра Львовна, которая помогала беженцам из Советской России. Самарины жили

на «толстовской ферме» в штате Нью-Йорк и ждали, когда американские власти решат

их участь. Самарин заявил американским журналистам, что просит разрешить ему

остаться в США. А вот Оксана Касьенкина, судя по всему, испугалась

неопределенности — не так-то просто порвать со всей прежней жизнью и остаться в

другой стране, где нет ни родственников, ни друзей.

Неожиданно она дала о себе знать советскому консульству, за ней приехали и

вернули в консульство. Она рассказывала, что стала жертвой похищения. Прямо на

улице, когда она шла за билетом на пароход, ее схватили какие-то подозрительные

люди, сделали ей укол и насильно запихнули в машину. Ее увезли на ферму Толстой,

где уговаривали не возвращаться на родину. Но ей удалось тайком отправить

записку в консульство…

Нота советского посольства Государственному департаменту США от 9 августа 1948

года:

«6 августа с. г. Генеральный Консул СССР в Нью-Йорке Я.М. Ломакин получил от О.С.

Касьенкиной письмо, в котором она умоляет вырвать ее из рук организации так

называемого «Толстовского фонда», на ферму которого она была насильственно

увезена.

На следующий день Генеральный Консул СССР в Нью-Йорке выехал по указанному О.С.

Касьенкиной адресу, и О.С. Касьенкина при его содействии покинула ферму… Как

сообщила О.С. Касьенкина, члены организации преследовали ее задолго до дня

отъезда в Советский Союз, пытаясь запугиванием и угрозами склонить ее к

невозвращению на Родину. При этом они не остановились даже перед применением

наркотического подкожного вспрыскивания с очевидной целью ослабить ее сознание и

волю…

Посольство СССР в США по поручению Советского Правительства заявляет решительный

протест против насильственного захвата членами организации «Толстовского фонда»

советских граждан О.С. Касьенкиной и М.И. Самарина с семьей, а также против

допущения со стороны правительственных органов США преступной деятельности этой

организации, явно направленной против СССР…»

Оксану Касьенкину поселили в здании консульства и ждали оказии, чтобы отправить

ее на родину. Вот тут она, вероятно, поняла, какой прием ждет ее дома. Это в

дипломатических нотах говорилось о «похищении», а советские товарищи понимали,

что она хотела остаться…