20 Апреля 1972 года в Москву с секретным визитом прилетел советник президента по

национальной безопасности Генри Киссинджер. Он сумел установить деловые

отношения с советским руководством. Андрей Громыко иногда называл Киссинджера «чертом»,

но очень серьезно относился к нему и доверял его обещаниям.

Еще в марте 1968 года Никсон предсказал, что Советский Союз станет более

сговорчивым из-за плохих отношений с Китаем. В определенном смысле Никсон

оказался прав. Киссинджер вспоминал, что советские партнеры даже интересовались,

какой будет реакция Вашингтона в случае советского ядерного удара по Китаю.

В 1949 году свергнутый коммунистами президент Чан Кайши вместе с остатками своих

войск бежал с материкового Китая на остров Тайвань. Соединенные Штаты признавали

режим на Тайване, управлявший семнадцатью миллионами человек, в качестве

подлинного правительства всего Китая. Миллиардный Китай в дипломатическом

отношении просто не существовал для США и его союзников. На протяжении двадцати

лет Вашингтон не позволял Китаю занять место в ООН и изолировал его практически

от всего мира.

При Никсоне Соединенные Штаты изменили политику и признали, что Китай един и

Тайвань является его частью. Поначалу американцы не думали, что примирение с

Пекином, где полыхала культурная революция, возможно.

«Американский империализм находится при последнем издыхании, — писал центральный

орган компартии Китая газета «Жэньминь жибао». — Хотя он дошел уже до своего

конца, Никсон имеет наглость говорить о будущем. Человек, стоящий одной ногой в

могиле, пытается утешиться мечтами о рае».

Первый сигнал о желательности сближения пришел в Вашингтон из Китая после ввода

советских войск в Чехословакию в августе 1968 года. Китайцы хотели избавиться от

угрозы войны на два фронта — против Советского Союза и против Соединенных Штатов,

выйти из международной изоляции и продемонстрировать всему миру свою значимость.

В 1969 году вражда между Москвой и Пекином приобрела зловещий военный аспект.

Когда произошли столкновения советских и китайских войск, Вашингтон без

колебаний повернулся лицом к Китаю. Некоторые американские дипломаты говорили,

что сближение с Китаем подорвет отношения с Советским Союзом. Киссинджер,

напротив, считал, что это заставит Москву искать взаимопонимания с американцами.

В 1971 году Никсон полетел в Китай. Перед поездкой французский писатель Андре

Мальро сказал Никсону о Мао:

— Вам предстоит встреча с колоссом, но с колоссом, стоящим одной ногой в могиле.

Знаете, о чем подумает Мао, когда увидит вас? Он подумает: «Вот человек намного

моложе меня». Вы будете считать, что он говорит с вами, на самом же деле он

будет беседовать со смертью… В Мао есть что-то колдовское. Его снедают видения,

они поглощают его.

При всем своем обаянии китайские лидеры — самые несентиментальные проводники

политики равновесия сил. С древних времен китайцам приходилось противостоять

сильным соседям. Часто, будучи слабыми в военном отношении, они побеждали, так

как понимали и использовали в своих целях психологию и предрассудки чужеземцев.

Китай, когда ему грозит опасность, умело сталкивает своих противников друг с

другом.

«На первом официальном обеде в Пекине в 1972 году, — вспоминал Никсон, — Чжоу

Эньлай, чтобы продемонстрировать крепость «маотая», китайской водки, налил ее в

блюдце и поднес спичку. Водка вспыхнула, как церковная свечка. Представляете,

что случится, если этот напиток попадет в желудок».

В Москве визит Никсона в Пекин в феврале 1972 года восприняли как поражение, как

неудачу. В реальности Китай перестал быть непредсказуемым и опасным соседом. Он

превращался в нормального игрока, который подчиняется определенным правилам.

Советские руководители спешили показать, что они — более серьезный партнер, чем

китайцы. В мае 1972 года Никсон прилетел в Москву, и это было огромное событие

для обеих стран.

Эпоха разрядки началась 26 мая 1972 года, когда в Москве подписали два советско-американских

соглашения — бессрочный договор об ограничении систем обороны против

межконтинентальных ракет и договор об ограничении ядерных стратегических

вооружений (ОСВ-1), который предусматривал прекращение строительства новых

шахтных установок для межконтинентальных баллистических ракет и замораживание

числа пусковых установок на подводных лодках на момент подписания.

В разговоре с глазу на глаз Леонид Ильич сказал Никсону, что хотел бы установить

с ним личные, доверительные отношения. Они подписали первые соглашения об

ограничении ядерных вооружений. И Никсон пригласил Брежнева совершить ответный

визит.

Брежнев, побывав в Америке, весьма впечатлился. Он хотел создать условия,

которые сделали бы немыслимой войну между Соединенными Штатами и Советским

Союзом. Тем более что встречали его доброжелательно, подарили «линкольн».

Американское правительство не располагало средствами для покупки такой дорогой

машины, попросили нескольких бизнесменов скинуться во имя укрепления отношений с

Россией. Брежневу понравилось в Америке, он вел себя уверенно и свободно.

Поскольку жену он с собой не брал, то два дня с ним провела стюардесса его

личного самолета. Брежнев даже представил ее президенту Никсону, тот и бровью не

повел.

Во время ужина с Никсоном была выпита заботливо припасенная американским

президентом бутылка «Столичной». Брежнев жаловался на то, как трудно ему в

вопросах разоружения и установления хороших отношений с Соединенными Штатами

убеждать коллег по руководству — особенно Подгорного и Косыгина.

Это могло быть как проявлением искренности, желанием объяснить ситуацию в Кремле,

так и своего рода игрой: я-то обеими руками за, но не я один решаю… «Брежнев, —

вспоминал Никсон, — хлопал собеседника по коленке, толкал локтем в ребра или

обнимал, чтобы придать особое значение моменту».

Советские лидеры испытывали в отношении американцев сложные чувства — уважение и

презрение, зависть и пренебрежение. В Москве тяжело переживали президентские

выборы в Соединенных Штатах, не зная, как наладятся отношения с новым хозяином

Белого дома.

Брежнев же стал считать себя человеком, который сделал разрядку реальностью. Ему

нравилось, когда в западной печати писали о нем как о миротворце. Другие члены

политбюро либо совсем ничего не понимали в мировых делах, либо находились в

плену каких-то фантастических мифов. Они воспринимали разрядку как хитрый шаг в

борьбе с империализмом, а Брежнев все-таки заставлял военных соглашаться на

ограничение ядерных вооружений.

В Москве и не подозревали, что американские генералы тоже противились любым

ограничениям и винили Генри Киссинджера и его дипломатов в том, что они

подписали документ, выгодный Советам. Оппозиция возникла и в конгрессе, потому

что Никсон и Киссинджер действовали в одиночку и даже не старались обзавестись

союзниками на Капитолийском холме.

Разрядка пошла под откос после вынужденного ухода Никсона из Белого дома. Все

началось с того, что в Вашингтоне в жилом комплексе Уотергейт, где находилась

штаб-квартира Демократической партии, произошла кража со взломом. Взломщики

попались. Запирались они недолго. Выяснилось, что их наняли соперники из

Республиканской партии — с одобрения президентского аппарата.

«Над Никсоном, — считает Генри Киссинджер, — довлели его отношения с семьей

Кеннеди. Никсон все бы отдал за то поклонение, которое досталось Джону Кеннеди.

Зачем Никсон и его люди пошли на подслушивание разговоров противника, когда

победа на выборах была уже в их руках? Да разве мог Никсон считать победу полной,

если она не превзошла успеха ненавистных, страшных и в то же время обожаемых

Кеннеди? Это был акт возмездия за воображаемые травмы…»

— Я, разумеется, не знал о том, что готовится взлом в Уотергейте, — говорил

Никсон по телевидению. — И я не имел никакого отношения к последующим попыткам

спрятать концы в воду.

В реальности Никсон пытался помешать расследованию, чтобы след от взломщиков не

привел к Белому дому. Но в Соединенных Штатах остановить следствие не под силу

даже президенту. Хуже того, эта попытка погубила его. Никсон считал, что его

правление станет выдающимся, поэтому каждое слово должно быть сохранено для

истории. И он не хотел, чтобы помощники его надували, меняя свое мнение. В Белом

доме установили автоматическую систему записи разговоров. Она включалась, едва

кто-то начинал говорить. Никсону не надо было заботиться о том, чтобы запустить

магнитофон. Но он не мог и отключить его. Он же первый и забыл, что запись идет,

и в тиши Овального кабинета откровенно говорил, как надо спасать положение.

Когда по решению Верховного суда ему пришлось передать конгрессу магнитофонные

пленки с записью своих разговоров с ближайшими помощниками относительно

Уотергейта, стало ясно, что президент врал. Его ждал импичмент, то есть

отстранение от должности.

Даже соратник по партии сенатор Барри Голдуотер возмущенно говорил:

— Он самый бесчестный человек, которого я встречал в своей жизни. Президент

Никсон лгал своей жене, своей семье, друзьям, коллегам в конгрессе, товарищам по

партии, американскому народу и всему миру.

Когда в конгрессе началась процедура подготовки импичмента, у Никсона произошел

нервный срыв. В полном отчаянии он сказал Киссинджеру:

— Они хотят меня убить. И у них это может получиться. Я могу просто умереть.

Чтобы избежать позора, Никсон отказался от президентского поста. 8 августа,

выступая по телевидению, он отрицал какую-либо свою вину, но объяснил:

— Я никогда не был человеком, который уходит. Тому, что я покидаю Белый дом до

того, как закончится мой срок, противится каждая клеточка моего тела. Но как

президент я должен думать в первую очередь об интересах Америки. Поэтому я

слагаю с себя полномочия президента завтра в полдень.