Глава I. Луи Пэнто. Личный опыт и научное требование объективности

[20-21]

Социолог должен иметь в виду, что он сам принадлежит к социальному миру, который намерен описать и понять. Степень, с которой эта принадлежность отзывается в нем, варьирует в зависимости от ситуации: о включенном на­блюдении можно говорить лишь в том случае, когда ис­следователь не имеет иного источника, кроме собствен­ного опыта. Погруженный в среду, спонтанно понима­емую дорефлексивным способом, тот, кто желает стать «наблюдателем», не всегда располагает средствами для установления отстраненного отношения, обычно ассоци­ируемого с наукой, расчетами, измерениями, документа­ми, архивами. Поэтому он неизбежно приходит к тому, чтобы рассматривать как «научную объективность» ак­тивное и методичное конструирование знания, состояще­го в накоплении, классификации информации и, одновре­менно, в сознательной критике ограничений, присущих его точке зрения. Дюркгеймовский принцип, в соответ­ствии с которым «следует интерпретировать социальные факты как вещи», включает и личный опыт всякого ис­следователя, стремящегося частные впечатления заме­нить корпусом знаний, по возможности независимым от его спонтанно возникшего отношения к социальному миру. «Вещи» физического мира служат моделью для объектов социологического знания именно по причине внешней воплощенное™, которой они обладают непо­средственно и вполне ощутимо. А, как показал Башляр на примере физики, объективность научных объектов все­гда неотделима от акта объективации.

Если научное исследование и содержит необходи­мость рвать с обыденным здравым смыслом, оно, тем не менее, не навязывает жесткую стратегию разрыва с «пред-понятиями». Конечно, социолог стремится преодолеть границы своего опыта, проблематизируя его благодаря статистическим данным, сравнениям, обобщениям. Но в

[22]

этом опыте он также черпает некоторое знание, чаще всего имплицитное или латентное (к примеру, такие «дан­ные», как манера держаться, говорить...), которое со вре­менем может быть дополнено, исправлено, реинтерпре-тировано. Являясь определенным препятствием знанию, опыт может, тем не менее, трактоваться как своего рода информация. Он составляет часть социального мира и в таком своем качестве, следовательно, должен рассматри­ваться как объект анализа: принятие, отторжение, заме­шательство... — эти свойства, которые составляют специ­фическую окраску опыта, могут быть подвергнуты науч­ному осмыслению. Такого рода указания на роль опыта не имеют здесь ничего общего с апологией здравого смыс­ла: даже при столкновении с новыми и не выбираемыми им ситуациями социолог использует инструменты ана­лиза, предоставленные его специфической культурой.

Таким образом, социологическая объективация име­ет два измерения: недоверие к опыту и учет того же са­мого опыта. Стремление ограничиться лишь первым па­раметром привело бы к «объективизму», т. е. к исключе­нию личных значений во имя репрезентативности, а это ведет к трактовке их как «пережитков», несущественных и недоступных для интерпретации. Желание непосред­ственно применить второй параметр в лучшем случае при­водит к своеобразному разъяснению личного опыта (соответствующего, в частности, феноменологическим, культурологическим подходам...), не имеющему правил, способных обеспечить его обоснованность. Например, в исследованиях таких сфер, как брак и межиндивидуаль­ные связи (сексуальные, дружеские, светские...), «зако­ны», выражающие действие «механизмов» гомогенизации связей (подобное идет к подобному), вырабатываются вопреки обоснованию, обычно выдвигаемому самими агентами — участниками связей в эмоциональных и пси­хологических терминах «симпатии», «влечения» и «вку­са». Тем не менее социолог не может игнорировать того, что регулярности, выявленные в ходе этого необходи­мого этапа исследования, могут быть выявлены лишь на­столько, насколько агенты производят их на основе сво-

[23]

бодного выбора. Это отношение агентов к их практикам составляет предмет специального анализа.

Даже когда социальное принуждение является оче­видным, как в случае обязательной военной службы, тема которой будет проходить красной нитью через всю дан­ную главу, процесс объективации не идет сам по себе. Как официальные представления военной институции, так и спонтанные рассказы рекрутов представляют собой пре­пятствие, которое следует преодолеть. Официальные представления ссылаются на родового индивида («при­зывник», «гражданин»...), находящегося при исполнении общезначимых функций («защита Родины»), а спонтан­ные рассказы рекрутов выдвигают на первый план инди­видуальный опыт, воспринимаемый исключительно через призму навязанной ситуации, зачастую оцениваемой как бессмысленная («это ничего не дает»). В противовес раз­личным формам нейтрализации социально обоснован­ных различий социолог старается выявить связь внешне автономного функционирования военной институции с социальными характеристиками агентов (гражданская профессия, социальное происхождение, дипломы, воз­раст...)- Благодаря этой операции разрыва с обыденным здравым смыслом он содействует выполнению требова­ния социологического знания, к чему призывает правило Дюркгейма: «социальное следует объяснять социальным» (а не «родовым индивидом» или «отдельной личностью», которые являются по самой природе независимыми от «социального»). Социолог исходит из гипотезы, что даже такая институция, которая, как представляется, отделя­ет «индивидов» от внешнего мира, от его представлений и классификаций, может быть понята, только если уда­ется установить соответствие — далеко не всегда очевид­ное — между внутренним порядком институционали­зированного универсума и внешним порядком социаль­ных структур. Эта гипотеза о соответствии является не просто одной «идеей» из многих: она управляет всей Деятельностью по сбору данных, по отбору материала и, следовательно, по конструированию самого объекта. Сконструированный объект не является эмпирической

[24]

реальностью (военная служба, армия), но «абстрактной» системой отношений между функционированием опреде­ленной институции и социальными группами, неравны­ми по ряду критериев (Pinto, 1975).

Военная служба может представлять собой интерес­ную иллюстрацию к методу включенного наблюдения. Социолог может сам быть призывником, что представля­ет единственно возможный доступ к универсуму, мало открытому для прямого наблюдения. Первоначально он владеет лишь совокупностью впечатлений и чувств, ко­торые составляют его собственный опыт; даже если он и обладает «привилегией» участия, объективация не при­ходит сама по себе. Лишь процесс конструирования объекта позволит ему понять собственную точку зрения и овладеть знанием правил, позволяющих учитывать ин­дивидуальный опыт.