- •Начала практической социологии
- •Содержание
- •19 .... Глава I. Личный опыт и научное требование объективности (Луи пэнто)
- •391 Библиография От редактора
- •Введение
- •Глава I. Луи Пэнто. Личный опыт и научное требование объективности
- •1. Объективирующий разрыв
- •1.1. Методологическое применение сравнения: процесс внушения в «тотальных институциях»
- •Наблюдение и институция
- •Наблюдение над техникой умерщвления
- •Техника умерщвления в армии
- •Техника умерщвления в младших семинариях
- •1.2. Установление связей между социальными свойствами агентов и социальными функциями «тотальной институции»
- •Военная селекция и иерархия качеств Как изучать селекцию призывников?
- •Иерархия людей и иерархия качеств
- •Социальные условия повиновения
- •Доминирующие и доминируемые в военной институции
- •Доказательность сравнения
- •Школьная «классифицирующая машина»: la khagne*
- •Процесс классификации в младших семинариях
- •1.3. Воспроизводство «тотальной институции» и наблюдение за изменениями
- •Регулирование кризиса: военная институция
- •Непреодолимый кризис? Пример младшей семинарии
- •2. Объективация опыта
- •2.1. Объективация опыта доминируемых
- •Символическое доминирование и ситуация исследования
- •Навязанный язык и стратегия необходимости: пример письменного сочинения
- •Нейтрализация эффектов доминирования: в поисках свободного языка
- •2.2. Оппозиция «они — мы» как категория восприятия
- •«Они — мы» в мире труда
- •«Они — мы» в армейской жизни
- •Заключение Амбивалентность группы равных
- •2.3. Армия как социальный мир «пережидания»
- •Хитрости, компромисс и отступления от правил, не влекущие за собой риска
- •Дедовщина
- •Заключение: включенное наблюдение и отношение к объекту
- •Глава II. Реми Ленуар. Предмет социологии и социальная проблема
- •1. Заранее сконструированная реальность и конструирование социологического объекта
- •1.1. «Естественная» категория — возраст
- •1.2. «Естественные» категории и социальные ставки
- •1.3. Неосознаваемая семантика и заранее сконструированный объект: «семья»
- •2. Социальное основание заранее сконструированных категорий
- •2.1. Морфологические и экономические трансформации
- •2.2. Социальная проблема и формы солидарности
- •Экономические трансформации и эволюция семейных структур: придуманная старость
- •3. Социальный генезис социальной проблемы
- •3.1. Давление и выражение
- •3.2. Сила слов и социальные силы
- •3.3. Государственное освящение и работа по легитимации
- •Комиссия изучения проблем старости (1960-1962)
- •3.4. Эксперт и социолог
- •4. Институционализация
- •4.1. Бюрократизация социальных отношений
- •4.2. Дискурсы институций
- •4.3. Институционализация новой морали
- •4.4. Государственный позитивизм
- •Заключение: Социальное основание социальных представлений
- •Понятие «ненормального детства»
- •Глава III. Доминик Мерлье. Статистическое конс труирование
- •1. Влияние формы сбора данных на результаты
- •1.1. Статистика самоубийств
- •1.2. Безработица
- •1.3. Контрацепция
- •1.4. Социально-профессиональные категории и квалификация
- •1.5. Какой статус придавать «ошибкам»?
- •2. Социология статистического производства
- •2.1. Толкование «неестественных» смертей
- •2.2. Безработица, ее формы, отношение к безработице
- •2.3. «Иметь детей — это значит не хотеть их не иметь»
- •2.4. Наименование профессии как ставка в игре
- •2.5. Статистическая коммуникация
- •Заключение: Социологическое отношение к социальному миру
- •Глава IV. Патрик Шампань. Разрыв с предвзятыми или искусственно созданными конс трукциями
- •1. Техника опроса — это не наука
- •1.1. Политическая и инструментальная критика опросов общественного мнения
- •1.2. Высокая разнородность «опросов»
- •Мнения или артефакты
- •1.3. Незаконные обобщения
- •2. Социология и опросы общественного мнения
- •2.1. Выборка как элемент политического конструирования
- •Вердикт
- •2.2. Социологическое конструирование «не-ответов»
- •2.3. Социологическое конструирование ответов
- •Магия цифр
- •2.4. Социологическое конструирование вопросов
- •3. Политическое использование опросов общественного мнения
- •3.1. Социальные функции «политологических» вопросов
- •3.2. Эффект легитимации опросов общественного мнения
- •3.3. Опрос общественного мнения: «эффект вердикта»
- •4. Социологическое конструирование: «уличная демонстрация в средствах массовой информации»
- •4.1. Сбор данных: описание демонстрации
- •4.2. Информация как социальная ставка
- •4.3. Эффект круга
- •Заключение: Социальные науки и социальные представления о науке
- •Приложение. Александр Бикбов. Формирование взгляда социолога через критику очевидности
- •1. Программа социального познания школы Бурдье
- •1.1. Обыденная очевидность и объективный мир
- •1.2. Взгляд исследователя и свойства объекта исследования: имманентное и транцендентное описание социального мира
- •1.3. Очевидность, классификация и вопрос власти
- •1.4. Социологическая бдительность против схоластического разума
- •1.5. Метод имманентного анализа
- •2. Система практических оппозиций и структура школы
- •2.1. Оппозиция исследователя/профессора: против самодовлеющей учености
- •2.2. Оппозиция узкого/широкого производств: критика обыденных и политических представлений в социологии
- •2.3. Основание критической диспозиции
- •2.4. Генезис и структура школы Бурдье
- •2.5. Введение социологии в политическую практику
- •Заключение: Расколдование мира и освобождение от иллюзий
- •Примечания
- •Литература
- •Глава I. Луи Пэнто. Личный опыт и научное требование объективности 7
- •Глава II. Реми Ленуар. Предмет социологии и социальная проблема 30
- •Глава III. Доминик Мерлье. Статистическое конс труирование 56
- •Глава IV. Патрик Шампань. Разрыв с предвзятыми или искусственно созданными конс трукциями 87
1. Заранее сконструированная реальность и конструирование социологического объекта
Герберт Блюмер показал, что бесполезно пытаться определять «социальные проблемы» через будто бы свойственную им природу или группу населения, которая якобы обнаруживает соответствующие специфические черты (Blumer, 1971, р. 298-306). То, что представляется в виде «социальных проблем», изменяется по времени и месту и может прекратить существование в качестве такового, хотя обозначаемые ими явления останутся. Так было, например, с бедностью, которая для Соединенных Штатов была серьезной «социальной» проблемой в течение 30-х годов, сошла на нет на протяжении десятилетия 1940-1950, а затем снова появилась в 80-х; то же самое произошло с расизмом, который превратился в «социальную проблему» только в 60-х годах.
Кроме того, «социальная» проблема может быть введена под несколькими наименованиями. Таков случай «старости», который отсылает к вопросам весьма разного характера: судьбе наиболее обездоленных пожилых людей («бедность»), демографическим «диспропорциям» («старение населения») и, наконец, увеличению продолжительности жизни и его воздействию на отношения Между поколениями как в семье, так и в сфере труда и в сфере пенсионного обеспечения. «Старость» представ-
[86]
ляется категорией достаточно очевидной и «естественной». Вот почему исследование того, как представляют «старость» в качестве социальной проблемы, сталкивается с преградами, которые обычно препятствуют социологу в построении объекта исследования (Bourdelais, 1993).
1.1. «Естественная» категория — возраст
Даже наиболее природные принципы классификации социального мира всегда отсылают к социальным основаниям. Помимо «расы» хорошо известна социальная ставка, которая определяла это понятие и категории, к которым оно отсылало (Levi-Strauss, 1973) — физические стигматы и, более широко, биологические особенности, такие как пол и возраст, часто служат критериями классификации индивидов в социальном пространстве. Выработка этих критериев, главным образом, связана с появлением институций и специализированных агентов, которые находят в подобных определениях основу своей деятельности. Эти принципы классификации обязаны своим происхождением не «природе», а социальной работе по созданию различных групп населения, которую проводят в соответствии с юридически сформулированными критериями различные инстанции, среди которых наиболее известными и изученными являются школьная и медицинская системы, а также системы социальной защиты и рынок труда.
Морис Хальбвакс удивлялся, что возраст можно превратить в принцип формирования групп, имеющих некие «социально устойчивые признаки». Согласно его взглядам, возраст не является естественной данностью, даже если он служит инструментом для измерения биологического развития как индивидов, так и животных. Более того, возраст не является и самоочевидностью некоего
[87]
универсального сознания. «...Изолированный человеческий индивид, лишенный всякой связи с себе подобными не опираясь на социальный опыт, даже не узнал бы о том, что должен умереть... Значит, это действительно социальное понятие, установленное при сравнении с различными членами группы» (Хальбвакс, 2000b, с. 118).
Само понятие возраста, выраженного количеством лет, является продуктом определенной социальной практики: это абстрактная мера, степень точности которой, различная в разных обществах, задается прежде всего необходимостью административной практики (поскольку установление личности индивида, имени и места жительства уже недостаточно). Возраст гражданского состояния как критерий классификации появился во Франции в XVI веке в период унификации записей о рождении в приходских реестрах (Арьес, 1999, с. 2).
Можно напомнить, что первые категоризации жителей по возрастному признаку были явно заданы государственными прерогативами, как об этом свидетельствуют произведенные в ходе первых переписей населения группировки. Так, группировка Тревиза, сделанная в 1384 г., различает две категории: мужчин старше или моложе четырнадцати лет, при этом «священнослужители и слуги подсчитываются отдельно» по той причине, что последние, как и дети до четырнадцати лет, а также женщины, долгое время исключавшиеся из всех переписей, не платили налогов и не несли воинской повинности, а поэтому не были «добром, подлежащим учету». Таким же образом первые венецианские «списки» различают только две категории лиц: «полезных», т. е. мужчин от 15 до 60 лет, и «бесполезных», которая включает всех остальных (Molls, 1954).
возраст как гражданское состояние и возможные в связи с этим деления являются социальными понятиями, категории, которые он позволяет различать, не образу-Ют. тем не менее, социальных групп. На самом деле,
[88]
«арифметические» деления шкалы возрастов могут стать «номинальными» категориями («старики», «молодежь» «подростки»), не обозначая, однако, социальных групп определяемых этими терминами. Морис Хальбвакс прежде всего замечает, что такие группы не могут быть устойчивыми, поскольку индивиды, по определению, задерживаются в них недолго, если только не расширять существенно сам возрастной интервал (но тогда эти группы не могут быть определены со всей четкостью в терминах возраста). Как пишет этот автор, «в зависимости от эпохи, обычаев, институций, даже состава населения этому признаку придается большее или меньшее значение, а молодость, зрелый возраст, старость определяются в общественном мнении совершенно различным образом». И добавляет: «Раньше пятидесятилетний европеец считал себя достаточно молодым, чтобы вступить в деловую жизнь в Америке, тогда как в наших странах в этом возрасте оставляли дела и уходили на пенсию» (Хальбвакс, 2000b, с. 334).
Сравнивая возрастную пирамиду французского и немецкого населения в период между двумя войнами, Морис Хальбвакс после констатации того, что цифровые данные ясно выявляли различия, касающиеся представления возрастных категорий в обеих странах (больше «молодых» в Германии, нежели во Франции), спрашивает себя, в чем значение этого сравнения с социологической точки зрения. «Следовало бы выяснить, — уточняет он, — одинакова ли граница, отделяющая зрелый возраст от молодого, старший от зрелого в глазах [коллективного] мнения обеих стран. В этом можно усомниться, поскольку там, где много пожилых людей, скорее всего, они видят себя более молодыми, чем они есть. А там, где много молодых людей — поскольку многие из них занимают (или намерены занять) положение, которое в других случаях закреплено за взрослыми, — они, возможно, считают себя (и признаются окружающими),
[89]
старше, чем есть, принимая в расчет их возраст в годах. Напротив, если учесть, что одна из этих стран находится ближе к северу, а другая — к югу и что этнический состав в них различен, то, весьма вероятно, в одной из них, например, во Франции, созревание более раннее, чем в другой. Тогда там и взрослеют, вероятно, раньше, а также раньше переходят в категорию стариков; так что французское население может оказаться еще старше, а немецкое — еще моложе, чем это представляется из данных цифр.
Наконец, как не учитывать разнообразие социальных классов, профессий, городских и сельских сред? Разве возрастная пирамида для одной страны одинакова для города и для сельской местности; для промышленности, торговли, сельского хозяйства и творческих кругов; для зажиточных классов и бедняков? Заметим, что в Соединенных Штатах пропорция взрослых ко всему населению примерно та же, что и во Франции, не потому, что там издавна такая же низкая рождаемость, а по причине наплыва иммигрантов. Следовало бы выявлять и эти различные условия. Статистическое исследование должно осуществляться как раз в отношении таких различающихся групп. Возрастные же пирамиды обо всем этом дают нам столь же схематичное и слабое представление, что и египетские пирамиды о судьбах огромного числа людей, на долю которых выпало их строительство (Хальбвакс, 2000b, с. 335-336).
Следуя принципам анализа Мориса Хальбвакса, сравнивавшего возрастные пирамиды двух стран, можно поставить вопрос об адекватности понятия «демографическое дарение», также покоящегося на делениях, которые, не будучи произвольными, тем не менее, остаются весьма абстрактными, поскольку социальное определение возраста изменяется в зависимости от состава населения, исследовании «Браки во Франции во время и после вой-
[90]
ны» Морис Хальбвакс показывает, как социальное определение возрастов зависит от численного состава поколений: наступившее после войны ощутимое уменьшение мужского населения в возрасте от двадцати трех до тридцати восьми лет привело к тому, «что молодые люди поднялись по возрастной шкале» в той мере, в какой они, вынужденные занять позиции, оставшиеся вакантными после старших, столкнулись с необходимостью выполнять ответственную работу, до тех пор бывшую им «как бы не по возрасту»; этой трансформации сопутствовало переопределение законного возраста вступления в брак и, шире, возраста, в котором «молодые» достигают статуса «взрослых» (Хальбвакс, 2000а, с. 270).
Напротив, «болезнь века» — как называл ее Альфред де Мюссе, — от которой страдала буржуазная и мелкобуржуазная молодежь 1830-х, была обязана в большой мере тому факту, что карьерный рост в свободных профессиях и высшей администрации был заблокирован присутствием относительно молодых мужчин, занявших посты в период Революции и Империи, а также возвращением эмигрантов времен Людовика XVIII. Определение возраста, в котором дозволялся доступ к этим профессиям (и к тому, что с ними было связано, в частности, к браку), было отсроченным, и «молодые» этих социальных категорий, таким образом, оказывались в положении запоздалых подростков. Это приговорило целое поколение к тому, что автор «Исповеди сына века» называл «страшным отчаянием», и объяснило, хотя бы отчасти, форму, которую принял французский романтизм, «богемную жизнь» и ее успех на протяжении этого периода (Bertier de Sauvigny, 1955, p. 320-323).
Таким образом, нельзя трактовать «возраст» индивидов как свойство, не зависящее от отношений, в которых оно обретает смысл, тем более справедливо, что закрепление возраста есть продукт борьбы, которая сталкивает друг с другом разные поколения (Bourdieu, 1980).
[91]