Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru

преобразование, пожалуй, получает особенное, еще более императивное объяснение. Суть Моды совпадает с ее тиранической властью, но в конечном счете это просто особое страстное переживание

307

времени. Как только означаемое Мода находит себе некоторое означающее (ту или иную вещь), этот знак становится Модой текущего года, но тем самым эта Мода догматически отрицает ту, что ей предшествовала, то есть свое собственное прошлое1; каждая новая Мода — это отказ от наследия, восстание против гнета старой Моды; Мода переживает себя как Право — естественное право настоящего по отношению к прошлому; определяясь своей неверностью, она, однако, живет в таком мире, который она желает видеть и действительно видит идеально стабильным, сплошь пронизанным конформистскими взглядами2. Разрешить такое противоречие позволяет риторика, особенно рационализация знака: именно потому, что присущее Моде мстительное настоящее трудно признать и нелегко защищать, она старается выработать себе фиктивную, внешне более диалектичную темпоральность, включающую в себя моменты упорядоченности, устойчивости, зрелости - эмпирические в плане функций, институциональные в плане Закона, органические в плане факта; тем самым агрессивность Моды, живущей в ритме вендетты, обезвреживается образом более терпеливого времени; в том абсолютном, мстительно-догматическом настоящем, где изрекается Мода, риторическая система расставляет свои рациональные оправдания, чтобы внешне связать ее с более гибким, более далеким временем; все это учтивые манеры (или же соболезнования), которыми Мода обставляет совершаемое ею убийство собственного прошлого; она словно слышит властный голос мертвого прошлого года: вчера я был как ты, завтра ты будешь как я3.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1Мы уже видели, что по закону эвфемии Мода очень мало говорит о старомодном; если она это и делает, то лишь во имя настоящего, как об отрицательной ценности; то, что вчера было четко прорисованными лини-

ями, она беззастенчиво называет углами и изломами. Она говорит: в нынешнем году костюмы будут юношески-мягкими; что же, разве в прошлом году они были старчески-жесткими?

2Теперь мы можем уточнить, что такое легковесность Моды: это неверность, вызывающая сильное чувство вины.

3Надгробная надпись.

20.ОБЩЕЕ УСТРОЙСТВО СИСТЕМЫ

I. СВОЕОБРАЗИЕ СИСТЕМЫ МОДЫ

20.1. Язык - страж смысла и окно в мир

Нам уже не раз приходилось говорить о том, как изменился феномен Моды и как сместился его социологический смысл благодаря массовому распространению модных журналов - можно сказать, теперь это настоящие народные журналы. Попав в сферу письменной коммуникации, Мода становится самостоятельным культурным объектом, обладающим своеобразной структурой и, вероятно, новыми целями; социальные функции, обыкновенно признаваемые за вестиментарной Модой1, заменяются или дополняются другими, аналогичными функциям всей литературы; формулируя их вкратце, можно сказать, что благодаря языку, который отныне поддерживает Моду, она становится повествованием. Язык действует на двух уровнях - денотации и коннотации. В плане денотации язык работает одновременно как создатель и страж смысла; своими дискретными номенклатурами он делает нагляднее семантическую структуру Моды, создавая множество знаков там, где реальность, располагая лишь континуальным материалом2, не может вырабатывать тонких значений; такое умножение смыслов хорошо заметно в видовом утверждении - делая значимым полотно, Мода(-описание) идет гораздо дальше семантических возможностей реальной одежды; в реальной одежде смысл фактически может приписываться только легким тканям в отличие от тяжелых тканей; в языке же эта зачаточная структура разбивается на множество значимых видовых категорий, и тем самым образуется новая система,

1Диалектика новации и имитации, анализируемая Социологией начиная со Спенсера.

2Это, в частности, касается фотографии.

310

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru

основанная не на утилитарных (когда легкое и тяжелое противопоставляются как прохладное и теплое), а исключительно на семантических факторах; тем самым смысл становится настоящим пиршеством ума. А с другой стороны, сделав знаки такими множественными, язык вступает в дело вновь - на сей раз чтобы придать структуре устойчивость; самой стабильностью своих названий (пусть и относительной, поскольку названия тоже проходят) он противится подвижности реальных вещей; это ясно проявляется в логике системы; табу, мешающие такому-то роду встретиться с таким-то вариантом, на самом деле сугубо относительны, ни одно из них не вечно; однако же запреты Моды абсолютны, а потому и смысл ее императивен1 - не только на уровне синхронии, но и глубже, на уровне номенклатуры: нет ничего особенно невозможного в том, чтобы носить одновременно две блузки, надо лишь иметь право назвать вторую блузку иначе; но поскольку язык не дает такого права (по крайней мере, в масштабе его собственной синхронии), то у Моды появляется логика или, если угодно, строгая система. Таким образом, в плане денотации язык играет регулирующую роль, всецело подчиненную задачам смыслообразования; Мода, так сказать, говорит лишь постольку, поскольку хочет быть знаковой системой. А в плане коннотации роль языка оказывается совсем иной: благодаря риторике Мода открывается во внешний мир; через посредство риторики мир присутствует в ней не только как власть человека создавать абстрактный смысл, но и как комплекс «оправданий», то есть как идеология; посредством риторического языка Мода сообщается с миром, принимает известное участие в отчуждении и рациональном мышлении людей; но, как мы видели, в этом своем движении к миру, в котором и заключается ее процесс коннотации, Мода также в значительной мере и утрачивает свою семантичность (знаки превращаются в рациональные оправдания, означающее теряет свою тонкую дискретность, а означаемое делается неопределенно-латентным), то есть язык, действуя в денотативном или коннотативном плане системы, выполняет две почти противоположных функции; и, конечно, именно в этом расхождении двух его ролей (будь то

1 Мы помним, что смысл - это подконтрольная свобода, для которой ограничение столь же конститутивно, как и выбор.

311

чистая противоположность или зачаток диалектического процесса) заключается общее устройство системы, как мы это увидим чуть ниже.

20.2. Классификаторная деятельность

Хотя риторика некоторым образом и расформировывает знаковую систему, выработанную вне ее, на уровне денотации, и хотя можно поэтому сказать, что мир начинается там, где кончается смысл, - тем не менее именно реальность (хотя, правда, не «внешний мир») служит основой значения, при том что полагает ему свои пределы: реальность значима постольку, поскольку она конечна, как это показывает классификаторное устройство денотативной системы. Это устройство зиждется на последовательном удалении субстанции (в ельмслевовском смысле слова). Сначала реальность, можно сказать, отказывает некоторым объектам в некоторых значениях, не давая им варьироваться или, наоборот, принуждая их к бесконечной вариации. В результате этих исходных исключений возникает обширный dispatching смысла, проходящего через объекты и качества, родовые категории и суппорты, в формах то закрытых (исключенное), то широко открытых (типовые сочетания). Благодаря такому просеиванию и образуется смысл на уровне высказывания: единый смысл возникает из смысловой пыли, фильтруемой через новые и новые матрицы, так что в конечном счете для каждого высказывания, как бы ни сплетались в нем цепочки единиц, остается лишь один объект значения. Такая томографическая композиция позволяет установить некоторую иерархию предметов одежды, которая, однако, никак не зависит от их материальной величины; смысловая конструкция действует как настоящая анти-природа; для нее ведущую роль получают мельчайшие элементы, а самые крупные оттесняются на задний план -интеллигибельность как бы призвана компенсировать данность материи; таким образом, смысл распределяется словно какая-то революционная благодать; его власть достигает такой независимости, что может действовать на расстоянии и в конечном счете полностью выпаривает субстанцию: значима не накидка, а утверждение о ней, смысл не признает за субстанциями никакой внутренней значимости. Такое отрицание — возможно, глубочайшая функция системы Моды; действительно, в противоположность языку, эта система вынуждена, с одной стороны, работать с субстанциями (одеждой), тяжело нагру-

312

женными внесемантическими применениями, а с другой стороны, ей нет и необходимости в