§ 8. Вопросы причинного объяснения

Попробуем на основании анализа имеющихся у нас вопросов про­верить результаты, полученные от изучения соответствующих «поче­му»: артифициализм (агйЛааМзте) и финализм (ттаПзте) вопросов, относящихся к предметам природы, отсутствие связей чистой при­чинности и т. д.

Среди вопросов о предметах неживой природы кажутся наименее двусмысленными следующие:

(Дэль видит, как катится шар по наклонной террасе): «Что заставляет его двигаться? — Это потому, что земля не плоская; она наклонная, и он катится вниз». (Минуту спустя о шаре, катящемся по направлению к воспитательнице В.): «Он знает, что вы там?» (Несколько секунд спустя): «Это наклонно — неправда ли?» (Последний вопрос нужно было бы отнести к вопросам действительности, если бы не был ясно виден его причинный смысл.)

«Кто заставляет Рону так быстро двигаться?»; «Но что заставляет течь озеро?»; «[Несколько месяцев спустя:] Смешно, земля [здесь] такая плоская, и как это [вода] может стекать?»

«Как из этого строят такой [источник]?»; «Разве для того, чтобы сделать источник, нужна лопата?»; «Но как это дождь — он делается на небе? Сущес­твуют ли трубы и горные потоки, которые текут?»; «[После объяснения:) Когда она отклеивается? Тогда, когда она падает,—это дождь?»; «Затем она [река] становится ледником?»; «Но он [ледник] тает — вдруг его не будет видно?»; «.Тогда часто падают облака [на горы]?»

«[Говоря о магните:] Мне бы очень хотелось знать, как это делается?»; «вы видите, это его [ключ] притягивает. Что заставляет его двигаться вперед?»

«Но как он делает снег, когда, вместо того чтобы таять, он остается приплюснутым ? »

Из приведенного видно, что единственные вопросы причинно­сти в собственном смысле слова это те, которые относятся к явле­ниям, объясненным Дэлю при помощи механики (роль спуска и т. д.)-Дэль объяснял себе эти явления совсем иначе, как это показывают

162

вопросы, заданные им до объяснения. Кроме того, два последних вопроса можно сблизить с механической причинностью, но со сле­дующими оговорками. Прежде всего заметна вербальная форма «де­лать» («как он делает» и т. д.), которая часто поражала психологов. Бюлер, например, отметил частое употребление глагола «тасЛеп» в разговоре о вещах; отсюда он заключает, что ребенок придает пред­метам антропоморфную активность¹². Но это явление может быть про­сто остатком от предшествующих стадий, так как словесные формы развиваются медленнее, чем понимание. Большего внимания за­служивает то, что в обоих случаях (вопросы о магните и о снеге) ре­бенок ищет объяснение не в механической связи, а во внутренней (по отношению к предмету) силе. Хотя Дэль и говорит, что магнит притягивает ключ, но это его не удовлетворяет. Точно так же, веро­ятно, есть скрытая идея силы в факте, что снег не тает. Если дан­ные объяснения причинны, то эта причинность, скажем мы, более динамического, чем механического, порядка (через неопределен­ную связь).

Такой динамизм поразительно ярко выступает в вопросе о шаре: «Он знает, что вы там?» Гипотеза-минимум, так сказать, что это во-прос, вызванный наклонностью ребенка к выдумыванию, к фанта­зированию (фабуляции). Дэль одушевил шар ради игры, как в игре он одушевил бы камешек, кусочек дерева. Но словом «фабуля-ция» далеко не все сказано: ибо ребенок мог бы ведь сделать что-либо другое, а не выдумывать. Отсюда гипотеза-максимум: не •приписывает ли Дэль шару силу живого существа? Любопытный вопрос Дэля о мертвых листьях нам сейчас покажет, что жизнь и произвольное движение для Дэля еще смешаны¹³. В связи с этим дат ничего^удивительного в том, что такая проблема ставится и по отношению к шару, «причины» движения которого Дэль не пони­мает. Даже если бы он выдумал все то, что касается шара, самый факт постановки вопроса в этой форме и с серьезным видом является признаком отсутствия интереса к механической при­чинности и того, что ребенок не удовлетворяется механической причинностью. Подобный факт обнаруживает самые корни предпри-чинного объяснения: двигающая причина и мотив смешаны ребен­ком, потому что явления одушевлены жизнью или динамизмом, ко-*!ррый идет от жизни.

Другие вопросы приписывают людям и богам умение делать ис­точники, дождь и т. п. при помощи тех же способов, которыми поль-1|ртся люди. Представляет ли эта искусственность («артифициализм», **М«азывает это явление Брюнсвик), по своему происхождению, яв-***«ие более раннее или более позднее по отношению к предыдуще-

11»

163

му типу предпричинности? Мы не намерены здесь решать этот во­прос, он вне нашей темы. Достаточно отметить, что Дэль вообще не старается точно определить, кто создатель того или иного явления окружающего мира (за исключением источников и Роны). Следова­тельно, надо истолковывать большинство вопросов «почему» как отыскивающих намерения в явлениях, причем эти намерения не при­писываются определенному существу. Отсюда и предпричинное объ­яснение, смешивающее мотив и механическую причину. С этой точ­ки зрения, чистое одухотворение (анимизм) предшествует искусствен­ности как у ребенка, так и у рода.

Короче, эти вопросы о предметах неживой природы (из которых лишь очень немногие могут быть истолкованы как собственно при­чинные) дополняют и подтверждают нашу гипотезу о предпричин­ности и роднят это понятие с хорошо известным анимизмом малень­ких детей. Несомненно, скажут, что мы слишком быстро проходим мимо этих связей и мимо различных типов детских объяснений и что эти связи и типы требуют более глубокого анализа и сравне­ния с материалами других источников; но, повторяем, нашей целью здесь является не анализ причинности у ребенка, а изучение дет­ской логики; а в этом аспекте нам достаточно знать, что логическое включение и физическая причинность здесь еще не отличаются от простой мотивировки, откуда и происходит понятие о «предпри­чинности».

Детская концепция, согласно которой двигающиеся предметы на­делены собственной активностью, делает особенно важными вопросы Дэля о жизни и смерти. Вспомним результат, к которому нас приве­ло изучение «почему» Дэля, относящихся к животным и растениям. Поскольку для ребенка случайности не существует и в^е явления кажутся установленными согласно известному порядку, то жизнь ему представляется нормальным явлением, и в ней нет ничего удивитель­ного до тех пор, пока ребенок не осознает разницы между жизнью и смертью. С этого момента смерть вызывает особое любопытство ре­бенка именно потому, что если за каждым явлением скрывается мо­тив, то смерть требует особого объяснения.

Следовательно, ребенок будет искать критерий для различения жизни и смерти; эти поиски приводят его к подстановке в части пред-причинного объяснения и к отысканию мотивов причинного объясне­ния и даже иногда к осознанию случайного. Вот примеры:

«Они умерли [листья]? — Да. — Но они же движутся вместе с ветром», «Он [листок, который Дэль только что отрезал] еще живет сейчас?.. [Он кладет его снова на ветку:] А теперь он живет?»; «А если положить его в воду? — Он проживет дольше. — Еще один день, а потом?—Он засохнет. — Он умрет? —

164

да. — Бедный листочек!»; «Если это [листок] посадить в кровь, он умрет {тоже]?»

«Посадили ли это [дерево] или это само растет?»; «Кто заставляет летом расти цветы?»; «Папа мне сказал, что глициния растет два сезона — - весну и лето. Тогда она растет два раза?»

В первом из этих вопросов видно смешение понятий движения и жизни — смешение, которое является, однако, основой для понима­ния предпричинности, так как оно позволяет нам увидеть, что ребе­нок всякое движение истолковывает как жизнь. Вследствие этого упоминание о какой-либо причине движения равносильно упомина­нию о причине жизни, то есть если не о намеренности, то по край­ней мере произвольности. Поэтому понятно, как в противовес тако-, му пониманию жизни зарождается любопытство к смерти, поскольку смерть препятствует привычке Детей мыслить, и, наконец, любопыт-ство к жизни (последние вопросы), поскольку жизнь может быть раз­рушена смертью.

_г, Вопросы о животных свидетельствуют о той же озабоченности, а также о намерениях и возможностях каждого:

*% «Если ударить его [голубя] в этот кончик крыла — он умрет?»; «Она [гусени­ца], знает, что она должна умереть, чтобы стать бабочкой?» (ср.: «Она не

*Щает, что она должна очень скоро умереть?») и т.д.

•?••* «[Олени тащат сани:] Эти животные — существа, которые слышат, что им Кворят?»; «[Через минуту:] Как ведут лошадей?»; «Для чего служит борзая

, вебака?» и т. д.

^Человеческое тело побуждает к ряду аналогичных вопросов:

«Разве умирают [оттого, что съедают каштаны]?»; «Если вдохнуть яд, умира-7?» и т.д.; «Как, кто делает точки [веснушки на руках]?»

*\ Нет необходимости множить примеры: из всех этих вопросов оче-

Шно, насколько порядок причинности, предполагаемый ребенком, юмеханичен и насколько он антропоморфен или включает идею и.

* Наконец, здесь следует поместить группу вопросов по отношению

Ш»ещам, сделанным руками человека, то есть к продуктам произ-дства, группу, аналогичную группе соответствующих «почему», «вГплДля чего служат рельсы?»; «Та машина [просеивающая песок] не служит ли Ъэтой [для журавля]?»; «Если у меня есть лодка, если ее намочить, и когда положить на солнце — она снова склеится?»; «Если выстрелить из пушки в

граната пройдет через огонь и это разорвется, не правда ли?» Ф& заключение надо сказать, что материал этого параграфа поз-рряет проверить гипотезы, допущенные- в отношении «почему» ного объяснения, в частности в том, что касается редкого ия чисто причинных вопросов.

165