Глава 5. Базовое понятие: «человек общественный»

Эта жесточайшая, зачастую нечеловеческая гонка напоминает нам о рассказанной как-то Люсьеном Матра любопытной исто­рии, которую имеет смысл процитировать.

Однажды в самом сердце Африки белый путешественник уви­дел, что его чернокожие носильщики, мчавшиеся со всех ног, вдруг неожиданно остановились, не дождавшись намеченного времени привала. Когда он спросил старшего носильщика, почему они это сделали, тот дал ответ, над которым стоит поразмыслить, потому что он и поэтичен, и разумен одновременно: «Мы бежали так быстро, — сказал старший, — что обогнали нашу душу. Теперь мы постоим и подождем, чтобы она могла догнать нас. Если бы мы сейчас не остановились, потом могло быть слишком поздно».

Как нам кажется, эта история вполне применима к современ­ному миру. В течение многих лет инженеры и руководящие работ­ники, создатели компаний и индустриальных городов бежали так быстро, что возник вопрос, не обогнали ли они свою душу. Нам всем, несомненно, тоже пора остановиться, сделать паузу, если мы хотим, чтобы душа снова к нам вернулась.

Действительно, события последних 50 лет вовлекли людей в бешеную гонку. Техника менялась в пугающем темпе. Человек шел от открытия к открытию. Он вырывал у природы ее тайны, уста­навливал свое господство над ней, покорял ее все быстрее и быстрее.

К тому же эти годы были также пятью самыми кровавыми десятилетиями истории: никогда еще мир не видел стольких лю­дей, убитых и замученных другими людьми.

Несомненно, мы бежали слишком быстро, и наша душа оста­лась позади, не последовав за нами.

Прогресс был только в технике. Люди забыли о Человеке.

Тем не менее в своей работе «Восемнадцать уроков индустри­ального общества» Раймон Арон {Raymond Аrоп) пишет: «Человек, будучи животным, конечно, должен удовлетворять некоторые эле­ментарные нужды, чтобы выжить, но, став человеком с момента

65

Паблик рилейшнз, или стратегия доверия

Глава 5. Базовое понятие: «человек общественный»

зарождения общества, он знаком и с нуждами не биологического свойства, которые не менее неотложны и не менее насущны, чем нужды элементарные».

В противоположность потребностям категории «иметь» (иметь еду, ночлег, одежду), потребности не биологические социологи подразделяют на категорию «быть» (быть информированным, оцениваемым по достоинству, уважаемым и т. д.) и категорию «казаться» (утвердить себя в собственных глазах и в глазах окру­жающих, достичь определенного социального статуса и т. д.).

Эти потребности всегда развиваются в одном темпе с ростом экономических показателей и становятся доминирующими в инду­стриальном обществе. К сожалению, из-за сложности его струк­тур это общество не позволяет человеку общественному столь же естественным образом удовлетворять свои специфические потреб­ности в знании, понимании, коммуникации и соучастии. Именно с этими потребностями связаны серьезные проблемы наших так называемых развитых обществ.

Какие потребности человек стремится удовлетворить посред­ством своей работы? Иными словами, зачем человек работает?

Однажды, в давние времена, один человек встретил на дороге трех каменотесов и всем троим задал один и тот же вопрос: «За­чем ты работаешь?».

Первый сказал: «Чтобы есть».

Второй ответил: «Чтобы обеспечить мою семью».

А третий объяснил: «Чтобы построить храм».

Нам могут возразить, что это было в те времена, когда воз­двигали храмы.

Конечно, это так. Однако потребности, сформулированные в трех ответах, и сегодня совпадают с теми, ради удовлетворения которых человек работает.

Он хочет, чтобы работа позволила жить ему и обеспечила тех, кто от него зависит. Он хочет также, чтобы она позволила ему возвести свой храм.

66

И неважно, будет ли это маленький след, оставленный челове­ком, или шедевр, продлевающий жизнь его автору, будет ли это храм грандиозного свершения или простого, сугубо личного дос­тижения: такой храм — собственный храм человека — может быть возведен только из веры, любви и радости .

Вот почему человек когда-то ждал от своей работы ремеслен­ника веры, любви и радости, и его ремесло, его работа человека, который что-то создает, приносила их ему.

Позднее, начиная с конца XIX в., человек продолжал ожидать от своего труда рабочего на заводе или служащего в офисе веры, любви и радости. Но работа на заводе или в офисе отказывала в них и рабочему, и служащему.

Его ли вина в том, что сегодня, как справедливо заметил профессор Жан Лассер {Jean Lasserre), «отсутствие веры не в меньшей степени, чем уровень жизни, делает подчас атмосферу промышленного предприятия такой тяжелой, напряженной и взрывоопасной»?

И его ли вина в том, что любовь и радость ушли из его сердца и что, согласно удачному выражению Ван дер Мерша (Van der Meersh), «радость работы сегодня заключается в радости ее окон­чания»? Разве он виноват в том, что, как убедился на собствен­ном опыте писатель-рабочий Жорж Навель (Georges Navelle), «есть такая тоска рабочего, исцелиться от которой можно, только приняв участие в политике»?

Каким ярким светом эта фраза освещает нашу проблему: тос­ка, от которой излечивает лишь участие в политике!

Ответственность тех, кто не понял, что, разрушая естествен­ную жизненную среду, они лишают человека корней, вполне ре­альна. Каковы же тогда обязанности тех, кто пока еще не сумел вернуть ему корни?

И прежде всего, как можно рассчитывать на то, что без кор­ней он будет держаться прямо?

Matrat L. Le cadre, sa formation humaine et sociale. Bordeaux. Imp. Biere. 1957.

67

Паблик рилейшнз, или стратегия доверия

Когда из куста делают посох, все хорошо знают, что он уже никогда не вырастет и не принесет плодов. И сколько бы его ни вкапывали в землю, ему не вернуть ту жизнь, которой он обязан своим корням.

Вот почему в этом мире труда, в мире работников, лишенных корней, которым работа не дает ни веры, ни любви, ни радости, возникло спонтанное чувство эмоциональной фрустрации.

По значительно менее стихийным причинам, в результате экс­плуатации чувство фрустрации породило то, что можно назвать индивидуальным комплексом «экономической и социальной каст­рации».

Сам по себе человек не мог больше ничего, он стал ничем.

Чтобы быть и мочь, он был вынужден становиться чьим-то приверженцем, членом какой-то организации, если уж он не мог стать партнером.

И постепенно он вынужден был отказаться от своей индивиду­альности. Его инстинкт самосохранения (как мы видели, один из рычагов пропаганды) принуждал его подчиняться только лозунгам тех, кого он назначил себе в вожди, потому что они утверждали, будто защищают его.

Человек возвращался в свою раковину, замыкался в себе, и наступил тот тягостный период, когда он стал «человеком мас­сы». И это было началом упадка, который, поразив человека, пе­решел вскоре и в профессиональную сферу, в сферу его работы.

Для него стало характерно состояние апатии, покорности или бунта, из которого время от времени выходят, чтобы критиковать или требовать.

Работа делается без энтузиазма и лишь потому, что ее вынуж­дены делать, но, по народному выражению, «душа к ней не ле­жит» и «веры больше нет».

А ту веру, любовь и радость, которых человек ожидал от сво­ей работы и которые она ему не обеспечивала, он стал искать в