Примечания к главе II

' Человекомсвоображениемможно в действительности называть только того, кто умеет облекать идеи в образы. Правда, в разговоре почти всегда смешивают воображение с измышленном и со

==499

страстью. Однако нетрудно отличить человека с сильными страстями от человека с воображением, и почти всегда на недостаток воображения указывает тот факт, что талантливый в трагическом или комическом жанре поэт бывает посредственным лирическим или эпическим поэтом.

²Следует помнить, что на этой картине изображен Людовик XIV.

³Вот рассказ об этом, созданный воображением, опиравшимся на некоторые темные и нелепые традиции: некий тонкинский царь, будучи великим волшебником, выковал себе лук из чистого золота; каждая стрела, пущенная из этого лука, наносила смертельный удар; вооруженный им, царь один мог обратить в бегство целое войско. Случилось, что соседний царь напал на него с многочисленной армией: он испытал на себе могущество лука и, побежденный, заключил договор, по которому в жены своему сыну получил дочь царя-победителя. В опьянении первых ночей супруг стал заклинать жену подменить волшебный лук своего отца другим луком, совершенно схожим с первым. Неосторожная влюбленная женщина дала обещание и выполнила его, не подозревая преступления. Но едва зять получил чудесный лук, как он выступил против тестя, победил его и принудил бежать на необитаемое побережье моря. Там тонкинскому царю явился некий демон и открыл ему виновника его несчастья. Возмущенный отец схватил дочь и вынул свою кривую саблю; напрасно уверяла она отца в своей невинности: он был неумолим; тогда она предсказала ему, что капли ее крови превратятся в жемчужины, белизна которых будет свидетельствовать во все века о ее неосторожности и невинности. Она умолкла. Отец поразил ее. Заструилась кровь, и началось превращение ее. И вот на побережье, запятнанном этим убийством, еще доныне находят прекраснейшие жемчужины.

⁴Руководствуясь воображением, в царстве Лао утверждают, что земля и небо существуют от века. Нашему миру подчинены шестнадцать земных миров, и самые высокие суть самые очаровательные. Пламя, каждые тридцать шесть тысяч лет вырывающееся из небесных бездн, охватывает землю, как кора охватывает древесный ствол, и превращает ее в воду. Природа, приведенная па некоторое время в такое состояние, возрождается гением первого неба. Он спускается, несомый на крыльях ветров, их веяние разгоняет воды, влажная почва осушается, равнины и леса покрываются зеленью, и земля принимает свой прежний вид.

Во время последнего мирового пожара, который предшествовал, по словам жителей Лао, веку Ксака, один мандарин, по имени Понтабобами-суап, спустился па поверхность вод. Над безбрежной гладью всплыл цветок; мандарин заметил его и разрубил ударом своей кривой сабли. Цветок, отделенный от стебля, превратился в девушку; никогда природа не производила ничего более прекрасного. Мандарин, охваченный к ней сильной страстью, стал объясняться ей в любви. Но девственность сделала девушку бесчувственной к слезам влюбленного. Мандарин преклонился перед ее добродетелью, но, не будучи в состоянии совершенно лишиться ее лицезрения, он остановился в некотором расстоянии от нее; отсюда они стали пронзать друг друга пламенными взорами, действие которых было таково, что девушка зачала и родила, не утратив девственности. Чтобы доставить пищу новым обитателям

==500

земли, мандарин отвел воды, вырыл долины, воздвиг горы и жнл среди людей, пока, наконец, утомленный пребыванием на земле, не вознесся на небо. Но небесные врата были закрыты для него и раскрылись лишь после того, как он совершил на земле долгое и суровое покаяние. Такова в царстве Лао та поэтическая картина происхождения вещей, которую нам рисует воображение; содержание этой картины менялось у различных народов то в великую, то в смешную сторону, но всегда исходило из воображения.

⁵ См. Saudi. Gulist.an ou 1'Empire des roses.

⁶В театральных произведениях нет ничего более обычного, чем изображение чувств при помощи ума. Если автор хочет изобразить добродетель, то он заставляет своего героя совершать поступки, которые не вытекают из мотивов, ведущих его к добродетели. Немногие драматические писатели свободны от этого недостатка.