Глава V о честности по отношению к отдельному сообществу

С этой точки зрения я утверждаю, что честность есть только более или менее сильная привычка к поступкам, особенно полезным для данного небольшого сообщества. Случается, что некоторые добродетельные сообщества отказываются, по-видимому, от собственного интереса и высказывают о поступках людей мнения, согласные с общественным интересом; но в этом случае они удовлетворяют только страсть, которую их просвещенная гордость изображает им как добродетель, и, следовательно, повинуются, как и всякое другое общество, закону личного интереса. Какой иной мотив может побудить человека к великодушным поступкам? Для него так же невозможно любить добро ради добра, как и любить зло ради зла '.

Брут '* пожертвовал своим сыном для спасения Рима только потому, что родительская любовь в нем менее могущественна, чем любовь к родине; он только уступил более сильной страсти; она указала ему, в чем заключается

==201

общественный интерес, и он увидел, что единственное средство спасти Рим и помешать ему подпасть под тиранию Тарквиниев — это великодушная жертва сыном, которая может оживить любовь к свободе. В том критическом положении, в котором в то время находился Рим, необходим был такой поступок как основа того огромного могущества, которого он впоследствии достиг благодаря любви к общественному благу и к свободе.

Но так как Брутов и обществ, составленных из подобных людей, мало, то я приведу примеры из обычной жизни для доказательства того, что в каждом сообществе частный интерес является единственным источником уважения к поступкам людей.

Чтобы убедиться в этом, представим себе человека, который жертвует всем своим состоянием, чтобы спасти от строгости закона своего родственника, убийцу; конечно, семья будет считать этого человека высокодобродетельным, тогда как в действительности он чрезвычайно несправедлив. Я говорю, несправедлив, ибо если надежда на безнаказанность увеличивает число преступлений, если уверенность, что проступок будет наказан, необходима для того, чтобы поддерживать в государстве порядок, то очевидно, что снисхождение, оказанное преступнику, есть по отношению к обществу несправедливый поступок и сообщником его становится тот, кто добивается этого снисхождения².

Пусть какой-нибудь министр откажется выслушивать просьбы своих родственников и друзей, решив, что он обязан приглашать на высшие места только наилучших людей; этого справедливого министра в его кругу будут, конечно, считать человеком бесполезным, недружелюбным и даже, может быть, непорядочным. Приходится признать, к стыду нашего времени, что человек, занимающий высокое положение, должен совершать несправедливости, чтобы заслужить в обществе людей, среди которых он живет, репутацию доброго друга, хорошего родственника, человека добродетельного и доброжелательного.

Пусть путем интриг отец добьется для своего сына, неспособного командовать, должности военачальника; семья будет считать этого отца порядочным и доброжелательным человеком, а между тем, что может быть отвратительнее такого поступка, который подвергает государство или по крайней мере некоторые его провинции опустошению, все-

==202

гда следующему запоражением, единственно для того, чтобы удовлетворить честолюбие какой-то семьи?³

Как достойны наказания назойливые ходатайства, от которых государь не в состоянии постоянно себя ограждать! Эти ходатайства, неоднократно повергавшие государства в величайшие бедствия, являются неистощимым источником последних, и избавить народ от этих бедствий может, пожалуй, только одно средство — это разорвать все узы родства между людьми и объявить всех граждан детьми государства. Это — единственное средство уничтожить пороки, принимающие вид добродетели, помешать народу распасться на бесконечное число семей и мелких сообществ, интересы которых, почти всегда противоположные интересам государственным, могут в конце концов заглушить в душах всякую любовь к родине.

Сказанное мной достаточно доказывает, что перед судом небольшого сообщества единственным критерием поступков человека является интерес; и я ничего не прибавил бы к сказанному, если бы единственной целью этого труда не была общественная польза. Но я понимаю, что даже доброжелательный человек справедливо может опасаться быть, без своего ведома, сбитым с пути добродетели под влиянием взглядов круга людей, среди которых он живет.

Поэтому, прежде чем покончить с этим вопросом, я укажу на средства, позволяющие избегнуть соблазна и ловушек, которые интересы отдельных сообществ ставят честности самых порядочных люден и в которые люди часто попадают.