Глава XXV о честности по отношению ко всему миру

Если бы существовала честность по отношению ко всему миру, то это была бы привычка к поступкам, полезным для всех народов; однако нет таких поступков, которые могли бы непосредственно влиять на счастье или несчастье всех народов. Самый великодушный поступок производит как благодетельный пример не больший эффект на моральный мир, чем камень, брошенный в океан, производит действие на все моря, поверхность которых он необходимо заставляет подняться.

Следовательно, по отношению ко всему миру не существует практической честности. Что же касается честности намерений, которая сводится к постоянному и привычному желанию счастья для всех людей и, следовательно, к простому и смутному пожеланию всемирного благоденствия, то этого рода честность я считаю только платонической химерой. В самом деле, если противоположность интересов различных народов держит их в постоянном состоянии войны, если мир, заключаемый ими, есть в сущности перемирие, подобное тем, которые после продолжительной битвы заключают два корабля, чтобы произвести ремонт и затем снова вступить в бой; если государства не могут расширять своих владений и своей торговли иначе как только в ущерб своим соседям; наконец, если благоденствие и усиление одного народа почти всегда связано с несчастьем и ослаблением другого, то очевидно, что чувство патриотизма, чувство столь желательное, столь доблестное и почтенное в гражданине, как это показывает пример греков и римлян, абсолютно несовместимо с любовью ко всему миру.

==319

Чтобы подобного рода честность могла существовать, нужно было бы, чтобы государства посредством законов и взаимных договоров объединились так, как объединяются семьи, составляющие государство, чтобы частный интерес отдельных государств подчинялся более общему интересу и, наконец, чтобы любовь к родине, угасая, зажгла в сердцах людей любовь ко всему миру; по это предположение осуществится еще очень не скоро. Отсюда я заключаю, что не может быть честности ни на практике, ни даже в намерении по отношению ко всему миру, и именно в этом пункте ум отличается от честности.

В самом деле, если поступки частного лица не могут ни в чем способствовать всемирному счастью и если влияние его добродетели не может заметным образом распространяться за пределы отдельного государства, то не так обстоит дело с его идеями; такие произведения ума, как, например, открытие верного медицинского средства или изобретение машины вроде ветряной мельницы, могут сделать человека благодетелем всего мира¹.

К тому же в области ума — в отличие от честности — любовь к отечеству совместима с любовью ко всему миру. Народ, приобретая свет знания, не наносит тем ущерба своим соседям. Напротив, чем государства просвещеннее, тем больше они сообщают друг другу идей и тем больше увеличиваются сила и деятельность всемирного ума. Отсюда я заключаю, что хотя и не существует честности по отношению ко всему миру, но существуют некоторые виды ума, которые можно рассматривать с этой точки зрения.