Джордж Нельсон Современное убранство квартир48

1957

"Фанерно-фикусовая школа дизайна" – так назвал этот стиль один сердитый читатель журнала "Interiors". Сомне­ваюсь, чтобы он это выдумал сам, ибо такое название явно давно уже напрашивалось. Тому каких-нибудь два десятка лет Ирвин С. Кобб определил "модерн"⁴⁹ как "стиль для лю­бителей жить в аквариуме". Но люди уже не так боятся стеклянных стен. Я читал в газетах, что в каждом из десяти тысяч (а может быть, ста тысяч?) одинаковых домов в Левиттауне, Лонг-Айленд, имеются одинаковые большие ве­нецианские окна, а это означает победу современного стиля⁵⁰. Наблюдение это целиком и полностью подтверждается лю­бым номером любого из 35-центовых журналов по домовод­ству.

Времена меняются, и меняются быстро. Всего восемь-де­вять лет назад один мой знакомый архитектор приобрел фургон. Дело в том, что упомянутый архитектор создал проекты нескольких современных домов и добивался, что­бы они были опубликованы. Но у его клиентов не было ни современной мебели, ни прочих аксессуаров. Поэтому, что­бы получить необходимые ему снимки интерьера, он по­грузил в фургон фотографа с фотоаппаратами и лампами, большой фикус (фанерные стены уже существовали в до­мах), два-три стула и кресла Аалто, кофейный столик со­временного типа и несколько черепков доисторического вида. Я узнал об этой радикальной процедуре, просматривая фотоснимки с изображениями домов. Его заказчики проявили поразительное сходство вкусов в меблировке, аксес­суарах и выборе растений. Именно тогда все это и вышло наружу.

Решительность, с какой архитектор разрешил проблему современного убранства квартир (по меньшей мере для це­лей фотографирования), произвела на меня сильное впе­чатление.

Оказывается, чтобы попасть на страницы одного из наибо­лее передовых изданий по вопросам архитектуры, достаточ­но было иметь фургон, кое-какую мебель и другую бутафо­рию, хорошего фотографа и фикус, способный выдержать связанные с переездами передряги.

Из чувства справедливости к приятелю добавлю, что осо­бого выбора у него не было. Еще в 1941 году представля­лось совсем не легким делом найти хорошую современную мебель, а что до тканей и прочего, то их фактически не­возможно было достать.

Необыкновенная легкость, с какой были произведены все эти превращения интерьера, не перестает меня удивлять. Это чувство разделяет и упомянутый в начале статьи сер­дитый читатель (очевидно, декоратор по профессии). "Если рекламируемые вами интерьеры станут правилом,– пишет он,– то огромному большинству из нас придется просто закрыть лавочку. Изготовление нейлоновых сеток для зеркального окна в 30 футов не занятие для драпиро­вочных ателье. Мало кому нужен декоратор, чтобы раз­местить два-три имзовских стула⁵¹ у встроенной тахты и по­ставить в угол фикус...".

Я никогда не думал, что настанет день, когда я хоть в чем-нибудь соглашусь с декоратором, а ведь мне не приходится считаться с экономической стороной проблемы убранства квартиры. Но факт тот, что современный интерьер вызы­вает у меня нисколько не меньшее отвращение, умеряемое только скукой. В довершение бед не так уж приятно ока­заться на положении не только критика, но еще и одного из виновников. Не припомню точно, когда это чувство начало зарождаться во мне, но в один прекрасный момент (также перед войной) я понял одну из главных особенностей со­временного убранства квартир. В конце 30-х годов группа студентов предприняла издание архитектурного журналь­чика. Мне довелось недолгое время сотрудничать в нем и присутствовать в этой связи на заседаниях редакции, со­биравшихся в различных квартирах. Любопытно, что, в сущности, то была одна и та же квартира: белые оштукатуренные стены, закрытая грубым сукном кушетка кустар­ной работы, неизменная радиола "Энсли" ("Энсли" была единственной радиолой в светлом футляре и без всяких украшений); над камином, с нарочитым пренебрежением к симметрии, – одно из произведений Миро (или что-нибудь в этом духе), возле камина – обязательное кресло послед­ней модели. При третьем знакомстве с одной и той же квар­тирой с разными адресами вам становилось не по себе. То был не стиль, в границах которого человек свободно выра­жал себя, а униформа. Так некоторые женщины носят юве­лирные изделия Кальдера, чтобы афишировать свою лю­бовь к современному искусству. Или же (это тревожило меня пуще всего) это походило на подделку под стиль эпо­хи Георгов или французский провинциальный стиль, пред­лагаемую некоторыми декораторами зажиточным обитате­лям пригородов. Если современный стиль открывал возмож­ности для большей свободы и гибкости, тогда почему же наиболее шумливые его представители регламентировали себя так же сурово, как те декораторы, которые просто не могут взглянуть на камин, не почувствовав неодолимого желания поставить по бокам его два кресла, два одинако­вых столика, две лампы и две крошечные серебряные пе­пельницы?⁵² Десяток лет назад подобные мысли были прямо-таки еретическими и быстро подавлялись. Но по мере того как шло время и нашему бюро периодически приходилось заниматься домами, проблема современного интерьера ста­ла нас раздражать. Мы также воевали с декораторами, ко­торых наши клиенты нанимали "делать" комнаты. Обычно это были дамы, пребывавшие в счастливом заблуждении, что современный стиль попросту новый приятный вариант ампира или бидермейера. Кроме того, время от времени мы принимались искать несуществующий товар. Один раз я выписал из Финляндии чуть ли не целый пароход мебели, но мои друзья расхватали ее, прежде чем нам представил­ся случай предложить ее нашим заказчикам, как это сде­лал мой приятель – владелец фургона. Оно, собственно, и к лучшему, так как стоявшая перед нами проблема имела очень мало отношения к тому или другому предмету меб­лировки, но в то время мне это было невдомек. Что же до интерьеров, то сомневаюсь, что вы когда-либо создали или сотрудничали в создании интерьера с начала и до конца. С войной и вынужденным прекращением гражданского строительства у нас нашлось время поразмыслить о старых профессиональных грехах и снова обратиться к литературе.

Вот тут-то мне и пришло в голову, что будет небесполезно ознакомиться, как решают проблему интерьера мастера со­временной архитектуры.

Первым подвернувшимся для обозрения домом была знаме­нитая вилла Савуа⁵³, построенная Корбюзье в сельской мест­ности неподалеку от Парижа. Сам дом – это коробка на сваях, поставленных посреди лужайки (не слишком удач­ное описание одного из восхитительнейших архитектурных проектов нашего времени!). Однако в отношении интерьера дом, казалось, ничего не мог нам дать. В полупустых ком­натах стояло по нескольку металлических стульев и столов. Складывалось впечатление, что после возведения каркаса Корбюзье устранился от всякого дальнейшего участия. Зато мастерская и квартира самого Корбюзье в Париже выгля­дели чудесно, хотя и казались несколько пустоватыми, но между тем. что сделал он, и мучившими меня проблемами, видимо, не было ни малейшей связи.

Потерпев неудачу, я не прекратил своих исследований. Имелся еще великолепный дом Тугендхата, построенный Мис ван дер Роэ – дом, где в гостиной у облицованной ониксом стены были красиво расставлены четыре мисовских барселонских кресла. В этом доме архитектор явно контролировал работы до тех пор, пока не был вбит по­следний гвоздь, но, насколько я мог тогда судить, в целом здание больше походило на музей, чем на жилой дом. Оно никак не отвечало привычкам и потребностям семей, с ко­торыми мне доводилось встречаться. Не намного лучше обстояло и с домами Райта. Его комнаты казались меблиро­ванными еще до того, как туда поставили мебель, и вызы­вали чувство, что всякая попытка в этом направлении была бы неоправданным посягательством. Думается, что сам Райт также это ощущал, ибо его стулья, столы и даже кро­вати лишь повторяли квадратные, шестиугольные или круглые очертания самих домов⁵⁴. Когда впоследствии мне представилась возможность расспросить его лично, он не проявил интереса к мебели (в смысле отдельных декора­тивных предметов), и его нисколько не заботили функцио­нальные проблемы, связанные с конструированием стульев, ибо сидячее положение он считал нефункциональным. Он также не любил картин и не находил им применения как настенным украшениям. Это обескураживало челове­ка, погрязшего в пустоте современного убранства домов. Теперь-то нам ясно, что работа каждого из названных ар­хитекторов имела самое прямое отношение к современному интерьеру, но прежде, чем я понял это, утекло немало воды. Невозможно постичь принцип, если вы озабочены только отысканием формул и приёмов для подражания. […]

Мне также кажется возможным, что, когда комната полна в смысле описанного выше убранства, пустота может прояв­ляться в жизни ее обитателей. Как сделать "кабинет для занятий" для людей, которые ничем не занимаются? Как со­здать восхитительную комнату для скучных людей? Как от­разить в проекте комнаты мысли и занятия ваших клиен­тов, если их занятия заключаются в созерцании телевизи­онного экрана, а мысли вообще отсутствуют? Конечно, это можно было бы сделать. То была бы комната с выкрашен­ными в один цвет полом, стенами и потолком, с ломбер­ным столом (инкрустированным плутонием, если эти люди впрямь богаты) в одном конце и скамеечками в другом, на которые каждый преклонял бы колени во время передач с Мильтоном Берли.

К счастью, проблема редко предстает перед дизайнером в столь грозно обнаженном виде, а от пустоты, о которой я говорил, страдаем все мы. К тому же дизайнер ничего не добьется, если станет винить в собственных недостатках своих клиентов. Никто не заставит его работать на них, ес­ли он считает, что овчинка не стоит выделки. Беда, любез­ный Брут, не в наших заказчиках. Если на то пошло, то я еще не встречал клиента, хотевшего бы фанеры и фикусов.