Глава 19

Четверо повешенных раскачивались на длинных веревках. Один из полицаев повесил каждому на грудь по фанерке с надписями. Рыбак старался не глядеть — пятая, пустая, петля пугала его. Он ждал, что кто-нибудь из полицаев отвяжет, уберет ее с этой виселицы. Он стоял, не зная, куда податься. К нему подошел Стась.

—Однако молодец! Способный, падла! — с издевкой похвалил он и с такой силой хлопнул по плечу Рыбака, что тот едва устоял на ногах, подумав про себя: "Чтоб ты околел, сволочь!" Но, взглянув в его настороженно-холодное лицо, ответил:

—А ты думал!

—Правильно! Подумаешь: бандита жалеть!

"О ком это он? — не понял Рыбак. — О Сотникове?" Неприятный холодок виновности коснулся его сознания, но он еще не хотел верить в свою причастность к этой расправе. При чем тут он? Он только помогал, выдернул из-под ног Сотникова подставку по приказу полиции.

Возле повешенных поставили часового, молодого полицая в черной шинели. Остальных начали строить. Рыбак стоял в нерешительности, в мыслях его была путаница, радость спасения он уже не чувствовал. Опять возникло упрямое желание дать деру, прорваться в лес. Но для этого надо было найти момент.

Полицаи привычно строились в колонну по три. Старший повел по рядам свирепым строевым взглядом.

—Смирно!

Полицаи в колонне встрепенулись и снова замерли.

—А ты что? Стать в строй!

Рыбак на минуту опешил. Но размышлять было некогда, и он стал в хвост колонны, рядом с каким-то высоким полицаем.

-- Шагом марш!

Они пошли по той самой улице, по которой пришли сюда, посмеиваясь, переговариваясь, и никто ни разу не оглянулся назад. Зато на них оглядывались те, что брели вдоль обшарпанных стен и заборов, с упреком, страхом, а то и с нескрываемой ненавистью в покрасневших от слез глазах провожали местечковую шайку предателей. И Рыбак вдруг понял: удирать некуда. После этой ликвидации — некуда. Из этого строя дороги к побегу уже не было. И хотя его оставили в живых, но в некотором отношении тоже ликвидировали. Как это произошло и кто в этом повинен? Немцы? Война? Полиция? Очень не хотелось оказаться виноватым самому. Да и в самом деле, в чем виноват он сам? Разве он не боролся? Даже больше и упорнее, чем этот Сотников. Впрочем, в его несчастье больше других был виноват именно Сотников. Если бы он не заболел, не подлез под пулю, не вынудил столько возиться с собой, Рыбак, наверное, уже давно был бы в лесу. А теперь вот тому уже все безразлично в петле, а каково ему, живому!..

В полном смятении, с туманной пеленой в сознании Рыбак пришагал с колонной во двор полиции. Старший полицай громогласно доложил о прибытии, начальник крикнул: "Вольно!", остановил пристальные глаза на Рыбаке:

—Ты зайдешь ко мне.

—Есть! — промолвил Рыбак.

Полицаи во дворе заговорили, принялись закуривать, некоторые пошли в помещение, а один в угол двора к дощатой уборной. Рыбак направился туда же.

—Эй, ты куда?

Сзади с чуткой настороженностью в глазах стоял Стась.

—Сейчас. На минутку.

Кажется, он произнес это довольно спокойно, и Стась отвернулся. Да, к чертям! Всех и все! Рыбак заперся на крючок, взглянул вверх. Потолок был невысоко, но для него высоты, видимо, хватит. Со злобной решимостью он схватился за ремень и вдруг застыл, пораженный — ремня не было, его вчера сняли с него полицаи. Руки его заметались по одежде в поисках чего-нибудь подходящего, но ничего подходящего не было. Исчезла последняя возможность свести счеты с жизнью. Хоть бросайся вниз головой! Непреодолимое отчаяние охватило его, он застонал, едва подавляя внезапное желание завыть, как собака.

—Ну, ты долго там? — прокричал снаружи Стась. — Начальство зовет!

Конечно, к начальству надо являться бегом, начальство не терпит медлительности, тем более если решено сделать тебя полицаем. Еще вчера он думал об этом как о спасении. Сегодня это стало для него катастрофой. Наверно, ничего не поделаешь — такова судьба. Коварная судьба заплутавшего на войне человека. Не в состоянии что-либо придумать сейчас, он вышел из уборной.

На пороге, нетерпеливо выглядывая его, стоял начальник полиции.