Глава 13

Сотникова спасла его немощность: как только Будила начинал пытку, он быстро терял сознание. Его отливали, но не надолго, его тело не реагировало ни на удары ремнями, ни на щипцы, которыми Будила выдирал ногти. Напрасно провозившись с ним некоторое время, полицейские бросили его в камеру к старосте.

Когда в камеру вернулся Рыбак, Сотников, как труп, лежал в углу. Откинув полы шинели, Рыбак увидел, что он мокрый, в крови, на руках поломаны пальцы. Он ужаснулся, подумав, что то же самое могли сделать и с ним. Похоже, что Сотников не выживет, и тогда его, Рыбака, шансы выжить улучшаются: других свидетелей нет.

Он понимал, конечно, всю бесчеловечность этих мыслей, но, сколько ни думал, неизменно приходил к выводу, что так будет лучше. Сотникову все равно уже не жить. А Рыбак, может, еще и вывернется и тогда уж после рассчитается с этими сволочами за его жизнь и за свои страхи. Он вовсе не собирался выдавать партизанских секретов, ни тем более поступать в полицию, хотя уклониться от нее, видно, будет не просто. Но ему важно было выиграть время…

По коридору застучали шаги, и на пороге вырос все тот же Стась:

—На воды. Живо! И чтоб этот бандюга к завтраму был как штык! А ты, старый хрен, марш к Будиле!

Старик тяжело поднялся, подобрал с пола тулупчик и, нагнув голову, вышел из камеры.

Встав на колени, Рыбак начал тормошить Сотникова. Тот, однако, только стонал. Рыбак приподнял его голову и влил ему в рот воды. Сотников вздрогнул и тут же несколько раз сдавленно глотнул.

—Кто здесь?

—Это я, Рыбак.

—Рыбак? Дай еще.

—Что, мучили здорово?

—Да, досталось… А ты? Били?

Рыбак растерялся, он не знал, как теперь объяснить, почему его не пытали.

—Слушай, я вроде их обхитрю, — зашептал он, наклонившись к товарищу. — Только нам надо говорить одинаково: шли за продуктами, хутор сожжен, потопали к Лесинам, ну и…

—Ничего я им не скажу, — проговорил Сотников.

—Ты брось, не дури. Надо кое-что сказать. Так слушай дальше: мы из группы Дубового, он сейчас в Борковском лесу…

—Но Дубовой действительно там.

Рыбак начинал злиться: вот ведь несговорчивый человек. Да, Дубовой в Борковском лесу, но оттого, что они назовут его месторасположение, тому хуже не станет — полицаям до него не добраться. А остатки их отряда вовсе на Горелом болоте.

—Ты послушай меня! Если мы их не проведем, не схитрим, то через день-два нам каюк. Понял?

Сотников притих, кажется, он что-то обдумывал.

—Ничего не выйдет, — наконец сказал он.

Рыбак не ожидал такого неразумного упрямства.

—Ты послушай. Нам надо их обмануть, прикинуться смирными. Знаешь, он мне предложил в полицию, — как-то неожиданно для себя сказал Рыбак.

—Вот как! Ну и что, побежишь?

—Не побегу, не бойся. Я с ними поторгуюсь.

—Смотри, проторгуешься.

—Так что же, пропадать? — в сердцах крикнул Рыбак, выругавшись про себя. Впрочем, черт с ним! Не хочет — его дело, Рыбак же будет бороться за себя до конца.

Сотников стал мучительно кашлять, потом как-то шумно дышать, и Рыбак испугался: не помирает ли. Но он не умирал и вскоре тихо, но твердо заговорил:

—Напрасно лезешь в дерьмо! Позоришь армейскую честь. Живыми они нас не выпустят. И не в карты же играть они тебя зовут в полицию…

—Не бойсь, — сказал он.—Я тоже не лыком шитый.

Сотников засмеялся неестественно коротеньким смехом.

—Чудак! С кем ты вздумал тягаться? Это же машина! Или ты будешь служить ей, или она сотрет тебя в порошок! — задыхаясь, просипел он.

"Нет , видно, с ним не сговоришься", — подумал Рыбак. Как в жизни, так и перед смертью у него на первом месте твердолобое упрямство, какие-то принципы, а вообще все дело в характере, так понимал Рыбак.