Глава 12

Когда Стась схватил Сотникова и поволок его на крыльцо, Рыбак подумал, что следом погонят их с Демчихой, но для них полицаи открыли дверь в подвал. Прежде чем затолкать их туда, ему развязали руки, вынули ремень из брюк. Сначала они очутились в темном сыром коридорчике, потом полицай загремел дверью и подтолкнул Рыбака в темноту какой-то каморки. Демчиху повели дальше.

Несколько пообвыкнув в темноте, Рыбак рассмотрел в углу человека.

—Садись. Чего стоять. Стоять уж нечего.

Рыбак удивился и даже вроде обрадовался — голос старика показался знакомым, и он тут же вспомнил: староста! Так и есть, в углу устраивался лесиновский староста Петр.

—И ты тут? — недоуменно вырвалось у Рыбака.

—Да вот попал. Из-за овцы…

—А при чем тут ты? Мы же забрали силой, — удивился Рыбак.

—Как сказать… Ежели силой забрали, надо было доложить. А я… стар уже по ночам ходить. Шестьдесят семь лет имею.

—Да-а, — вздохнул Рыбак. — Значит, кокнут теперь. Это у них просто: пособничество партизанам.

—Ну что ж, значит, судьба. Куда денешься…

"Какая покорность!" — подумал Рыбак. Впрочем, шестьдесят семь лет — свое уже прожил. А тут всего двадцать шесть.

Какой-нибудь вины или даже неловкости по отношению к Петру Рыбак не чувствовал — разве впервые ему таким способом приходилось добывать продукты? Да и взяли всего только овцу, и не у какой-нибудь бабы с детьми, а у самого старосты. Было о чем заботиться. Он не понимал только, почему староста не свалил всей вины на них и позволил засадить себя в этот вонючий подвал.

Прошел час или больше, Сотников не возвращался. Рыбак чувствовал, что вот-вот должны прийти за ним, и он старался найти какую-нибудь возможность перехитрить полицию, вывернуться или хотя бы оттянуть приговор.

Дверь с грохотом распахнулась:

—Ну, где тут цвай бандит? К следователю!

За столом сидел щуплый человек в пиджаке, ждал. Рыбак остановился у порога…

—Фамилия! — крикнул человек. Он был явно рассержен чем-то.

—Рыбак, — подумав, ответил арестант.

—Год рождения?

—Девятьсот шестнадцатый.

—Где родился?

—Под Гомелем.

—Садись.

Рыбак шагнул от порога и осторожно опустился на стул.

—Жить хочешь?

Странный этот вопрос своей неожиданностью несколько снял напряжение.

—Ну кому жить не хочется. Конечно…

—Так. Куда шли? — продолжал следователь в том же энергичном темпе.

Рыбак, соображая, несколько медлил.

—Шли за продуктами. Надо было пополнить припасы, — сказал он и подумал: "Черт с ним! Кто не знает, что партизаны тоже едят. Какая тут может быть тайна?"

—Так. Поверим. Куда шли?

Следователь пристально вглядывался в лицо пленника.

—Так это… На хутор шли, а он оказался спаленный. Ну… пошли куда глаза глядят.

—Какой хутор сожжен?

—Ну тот, Кульгаев или как его? Который у леса…

—Верно. Кульгаев сожжен. Немцы сожгли. А Кульгай и все кульганята расстреляны.

"Слава богу, не придется этот грех взять на душу", — подумал Рыбак.

—Как оказались в Лесинах?

—Просто набрели ночью, ну и… зашли к старосте.

—Так, так, понятно. Значит, шли к старосте?

—Нет, почему? Шли на хутор, я же сказал.

—На хутор. Понятно. А кто командир банды? — вдруг спросил следователь.

Рыбак подумал, что тут можно солгать — пусть попробуют проверить. Разве только Сотников…

—Командир? Ну этот …Дубовой.

—Где отряд?

—В лесу.

—В Борковском?

(Дураки они, что ли, сидеть в Борковском лесу, который после взрыва на Ислянке обложен с четырех сторон. Хватит того, что там осталась группа Дубового, остатки же их отряда перебрались на Горелое болото.)

—Сколько человек в отряде?

—Тридцать.

—Врешь. У нас сведения, что больше.

Рыбак почувствовал надобность продемонстрировать легкое пренебрежение к неосведомленности следователя.

—Было больше. Но знаете, бои, потери…

Следователь довольно поерзал в кресле:

—Что, пощипали вас наши ребята? То-то же! Скоро пух-перо полетит от всех вас.

Рыбаку показалось, что следователь начал добреть в своем отношении к нему.

—Так! А теперь скажи, кто из вас стрелял ночью? Наши видели, что один побежал, а другой начал стрелять. Ты?

—Нет, не я, — сказал Рыбак как-то нерешительно. Но что ему сказать? Брать вину на себя?

—Значит, тот? Как его фамилия?

Фамилия! Зачем она ему нужна, эта фамилия? Но если Сотников не назвал себя, то, видно, и ему не следует называть его фамилию. Он медлил.

—Не знаю, — наконец сказал он. — Я недавно в этом отряде.

—Не знаешь? — с легким упреком переспросил Портнов. — А староста этот, говоришь, Сыч? Так он у вас значится?

Рыбак не слышал ни фамилии, ни клички старосты.

—Не знаю, слышал, в деревне его зовут Петр.

—Так, так. Значит, родом откуда? Из Могилева?

—Из-под Гомеля.

—Фамилия?

—Чья?

—Твоя.

—Рыбак.

—Где остальная банда?

—На… В Борковском лесу.

—Сколько до него километров?

—Не знаю точно. Километров восемнадцать будет.

—Правильно, будет. А какие деревни рядом?

—Деревни? Дегтярня… Ульяновка. Ну и эта… Драгуны.

—А какие у вас связи с этой… Окунь Авгиньей?

—Демчихой? Ей-богу, никаких. Просто зашли перепрятаться, поесть. А тут ваши ребята…

А ребята и нагрянули! Молодцы ребята! Так, говоришь, никаких?

—Точно никаких. Авгинья тут ни при чем.

—Не виновата? А вас принимала? На чердаке прятала? Что, не знала, кого прятала? Отлично знала. А по законам военного времени что за это полагается?

Рыбак знал, что за это полагается по законам военного времени, и подумал, что придется отказаться от намерения выгородить Демчиху. До нее ли тут, когда неизвестно, как выкарабкаться самому.

—Так. Хорошо! Парень ты с головой. Возможно, мы сохраним тебе жизнь. Что, не веришь? Мы можем. Это Советы ничего не могли, а мы можем и казнить и миловать. Смотря кого. Понял?

Улыбаясь, он подошел к Рыбаку, и тот, почувствовав, что допрос кончается, почтительно поднялся со стула.

—Так вот! Ты расскажешь нам все. Мы проверим. Не наврешь — сохраним тебе жизнь, вступишь в полицию, будешь служить великой Германии.

—Я? — не поверил Рыбак.

—Да, ты. Что, не согласен? Можешь сразу не отвечать. Иди подумай. Но помни: или пан, или пропал. Гаманюк!

Прежде чем Рыбак успел понять, что будет дальше, на пороге появился Стась.

—Отвести в подвал!

Стась дурашливо уставился на следователя:

—Так это… Будила ждет.

—В подвал! — крикнул следователь. — Ты что, оглох?

—Яволь! Биттэ, в подвал!

Выходя, Рыбак был в растерянности, но почувствовал остро и радостно — будет жить! Появилась возможность жить — это главное. Все остальное — потом. У него появился защитник…