Приложение №2 критика теории бюрократического коллективизма Введение

По вполне понятным причинам дискуссия о природе советского общества являлась центральной для размышлений большинства социалистов последнего поколения.

Концепция сталинской России как социалистического общества или общества с деформированным социализмом («деформированное рабочее государство», если пользоваться языком догматичных ортодоксальных троцкистов), подвергалась со стороны марксистов критике по двум направлениям. Первое, к которому присоединяется автор настоящей статьи, определяет сталинский режим как государственный капитализм. Второе направление не считает его ни социализмом в разных его ипостасях, ни капитализмом. Эта последняя теоретическая школа ввела специальный термин для сталинского режима — бюрократический коллективизм. Первым автором, использовавшим этот термин, стал итальянский марксист Бруно Р. в своей работе «Бюрократизация мира» (Париж, 1939 г.). Этот же термин был принят, и эта идея была развита американским социалистом Максом Шахтманом (который не был знаком с работой Бруно Р.).

Предметом настоящей статьи является оценка и критика этих взглядов.

Трудно критиковать теорию бюрократического коллективизма, так как указанные авторы никогда не публиковали развернутое изложение своей теории. Правда, Шахтману принадлежат сотни границ критических заметок, в соответствии с которыми сталинская Россия была социалистической страной или рабочим государством какого-либо типа (теория гос. капитализма была отвергнута им в двух словах). Но при этом Шахтман едва ли параграф написал о законах развития экономики бюрократического коллективизма, не давая никакого анализа специфического характера классовой борьбы в ней. Не очень четко определялось автором и место бюрократического коллективизма в цепи исторического развития (во всяком случае, в оценках Шахтман часто непоследователен).

Центральным тезисом настоящей статьи является то, что теоретическая бедность теории бюрократического коллективизма не случайна. Мы попытаемся показать, что теория бюрократического коллективизма только отрицательна, и потому — пуста, абстрактна, и потому — необоснованна.

Критика теории предлагает определение некоторых общих — по крайней мере подразумеваемых черт других концепций сталинизма, начиная с тех, которые были даны апологетами сталинизма, и заканчивая «1984 г.» Дж. Оруэла. В критике теории проявится сила или слабость альтернативной теории сталинской России как общества государственного капитализма.

Место бюрократического коллективизма в истории

С первого взгляда, что может быть вернее, чем характеристика сталинской России как не капиталистического, но и не рабочего государства? Но это упрощение малоценно, так как оно мало что говорит о строе: феодализм также не был ни капитализмом, ни социализмом, как и рабовладельческое общество и любой другой строй, не существовавший, но созданный нашим воображением. Спиноза был прав, говоря, что «определение есть отрицание», но не всякие отрицания являются определениями. Утверждение, что сталинский режим — это не капитализм, но и не социализм, оставляет без ответа вопрос, чем же он является на самом деле. Поэтому Шахтман получает возможность сказать сначала, что БК является более прогрессивным, чем капитализм (каким бы регрессивным он ни был по отношению к социализму), а затем, несколько лет спустя, — что он более реакционен, чем капитализм.

Шахтман впервые назвал Россию государством БК в 1941 г. В резолюции по российскому вопросу, принятой на съезде его сейчас уже несуществующей партии, говорится:

«С точки зрения социализма, государство БК является реакционным социальным порядком, в отношении к капиталистическому миру оно исторически более прогрессивно».

Опираясь на это, была принята «Политика условной поддержки». Резолюция гласит:

«Революционный пролетариат (как критический, полностью независимый класс) может занимать по отношению к сталинскому режиму позицию революционного оборончества только при условии, что ключевой вопрос в войне является попыткой враждебных сил восстановить капитализм в России, когда эта цель не подчинена другим и преобладающим целям. Таким образом, в случае гражданской войны, в которой одна часть бюрократии хочет восстановить капиталистическую частную собственность, революционный авангард может сражаться вместе с армией сталинского режима против армии капиталистической реставрации. Так, в случае войны, в которой мировой империализм желает подчинить Советский Союз и приобрести новую силу путем пре­вращения России в колонию, пролетариат может занять позицию революционного оборончества в России. Так, в случае гражданской войны, организованной против существующего режима армией, базирующейся на «народном недовольстве», но на самом деле — на капиталистических и полукапиталистических элементах, до сих пор существующих в стране и желающих восстановления капитализма, пролетариат может опять сражаться вместе с армией Сталина против армии капиталистической реакции. Во всех этих или подобных случаях пролетариат может оказать решающую поддержку Сталину, если только еще не готов свергнуть сталинский режим».

Если следовать такой логике, то, когда через несколько месяцев после названной Конвенции гитлеровская Германия напала на Россию, — Шахтман и его сторонники должны были бы прибыть на защиту России, так как она была более исторически прогрессивна.

Но аргументация, Шахтмана, выдвинутая им теперь, после начала войны, была следующей: хотя Россия и более исторически прогрессивна, чем капиталистическая Германия, ее война была тем не менее лишь частью всеобщей войны, основным характером которой была борьба между двумя империалистическими лагерями. Он писал:

«Характер войны, ход войны и (для настоящего времени) результат войны определены двумя группами империалистических гигантов, соответственно США — Великобритания и Германия — Япония, которые доминируют каждый в своем лагере. (Внутри каждого из них есть старший и младший партнеры!). Все другие страны в обеих коалициях являются вассалами этих гигантов и отличаются в каждом конкретном случае лишь степенью зависимости. Эта зависимость определена экономическим (индустриально-техническим), а следовательно финансовым и политическим, а затем военным господством в войне двух групп великих держав. Италия несколько менее зависима от хозяев коалиции, чем Венгрия, а Венгрия менее, чем Словакия. Но эти факторы не изменяют сам принцип зависимости — они лишь определяют его степень. Сталинская Россия менее зависима от хозяев своей коалиции, чем Китай (мы не будем показывать, в каком смысле она гораздо более зависима от США — Англии, чем Китай), а Китай менее, чем Филиппины; но, однако, эти факты всего лишь определяют степень такой зависимости. Поэтому, кроме непоследовательных чудаков и защитников, в буржуазном мире все понимают характер войны; подлинный характер каждой коалиции; относительные позиции и вес в каждом секторе коалиции; взаимозависимость всех фронтов» (1).

Тем не менее, хотя БК гораздо прогрессивнее, чем капитализм, сторонниками Шахтмана была принята пораженческая позиция — из-за российской зависимости от англо-американского империализма. «Нью Интернэшнл» за сентябрь 1941 г. отмечает:

«Сталин потерял последний признак независимости … Советская дипломатия уже диктуется в Лондоне».

Мы не станем задерживаться на фактических ошибках. Они менее серьезны, чем метод, которым, Шахтман приходит к таким заключениям. Марксизм требует, чтобы мы из социологических определений делали политические выводы. Когда ход войны стал противоречить суждениям Шахтмана о России как вассальном государстве, ему следовало бы отбросить свою прежнюю пораженческую позицию, так как БК, по его мнению, более прогрессивен, чем капитализм. Но вместо этого, он придерживался политического вывода о пораженчестве и видоизменял социологический базис. БК теперь стал называться «новым варварством», «закатом цивилизации» и т. д. Тем не менее, ни в одном документе после Резолюции Конвенции 1941 г. Шахтман не дал нового анализа русской экономики.

Единственными двумя последовательными элементами в его теории были: 1. Заключение, что в любых конкретных условиях не следует защищать сталинскую Россию (не важно, что конкретные условия изменяются все время). 2. Что имя сталинского режима — БК.

Принимая во внимание первый элемент, серьезные марксисты, желающие последовательно придерживаться марксистских же принципов, часто изменяют свою тактику, так как тактика должна меняться сообразно обстоятельствам. Марксисты не должны следовать единственной тактике и придерживаться ее, если она признана ошибочной. Это было бы эклектицизмом, импрессионизмом … Но именно такой подход избрал Шахтман. Он приходит к одному и тому же заключению, исходя из двух различных взаимоисключающих посылок: первой — что БК более прогрессивен, чем капитализм, и второй — что он есть проявление варварства и более реакционен. Пораженчество — тактика. Почему? Сначала — так как Россия не являлась ведущей державой, а всего лишь вассалом англо-американского империализма. Затем — потому, что Россия — главная империалистическая держава, которая угрожает завоевать мир.

Что касается названия, мы могли бы повторить марксову критику Прудона, который изобретал выспренные слова, думая таким образом продвинуть науку вперед. Маркс говорил по этому поводу: «Wo Begriffe felhen Da stellt zur rechten Zeit ein Wort sich ein » «когда нет идей, сойдет пустая фраза».

В анализе капитализма, сделанном Марксом и Энгельсом, основа — место капитализма в истории, его внутренние противоречия и т, д. — остается постоянной, от первоначального подхода к проблеме, до конца их жизни. С годами были внесены лишь поправки и дополнения в основные посылки. Теория же БК в своей короткой истории была менее счастлива. Шахтман сначала расценил БК как строй, более прогрессивный, чем капитализм, а затем как «всеобщее варварство». Другой проповедник этой теории, Бруно Р., в одно и то же время считает БК и рабским обществом, и преддверием мирного перехода к коммунизму.