Лишение рабочего всяких узаконенных свобод

До первого пятилетнего плана рабочие могли свободно менять место работы по своему собственному усмотрению. Их право работать, где им нравится, действительно гарантировалось Кодексом законов о труде 1922 г.: «Перевод нанявшегося с одного предприятия в другое или перемещение из одной местности в другую, хотя бы и вместе с предприятием или учреждением, может последовать лишь с согласия рабочего или служащего» (47). Рабочие могли также беспрепятственно переселяться из одной части страны в другую. Даже еще в 1930 г. в Малой Советской Энциклопедии говорилось, что «… обычай внутренних паспортов, установленный автократией в качестве инструмента полицейского подавления трудящихся масс, был отменен Октябрьской революцией» (48).

Тем не менее с 1931 г. ни одному рабочему не разрешалось оставлять Ленинград без специального разрешения. С 27 декабря 1932 г. по всей России была введена система внутренних паспортов, гораздо более жесткая, чем царская, с целью воспрепятствовать кому бы то ни было менять местожительство без разрешения (49).

Уже 15 декабря 1930 г. всем промышленным предприятиям было запрещено нанимать тех, кто оставил свое прежнее место работы без разрешения (50). Статья 37 Кодекса законов о труде 1922 г., на которую сделана ссылка выше, была отменена 1 июля 1932 г. (51).

Трудовые книжки были введены для промышленных и транспортных рабочих 11 февраля 1931 г. (52) и 20 декабря 1938 г. для всех других рабочих (53). Эти книжки нужно предъявлять директору предприятия при поступлении на работу. Директора обязаны указывать в книжке причину увольнения рабочего. Ни один рабочий не может быть принят на новую работу до тех пор, пока он не предъявит своей трудовой книжки. К какой порочной практике приводила подобная система, показывает Виктор Серж, приводя следующие факты: «Паспорт визируется по месту работы. При каждой перемене места работы причина перехода вносится в паспорт. Я знаю факты, когда рабочим, уволенным за неявку в выходной день для участия в «добровольной» (и, естественно, не оплачиваемой) работе, в паспортах делалась отметка: «Уволен за срыв производственного плана» (54).

По закону от 15 ноября 1932 г. рабочий, отсутствовавший на работе в течение одного дня без уважительной причины, подлежит увольнению и — что является значительно более серьезной угрозой в русских условиях — подлежит выселению из квартиры, если он проживает в ведомственном доме (55), а это, как правило, обычно для промышленных рабочих, шахтеров и т. д.

4 декабря 1932 г. Совет Народных Комиссаров и Центральный Комитет партии издали другой указ, направленный против прогулов. На этот раз обеспечение продуктами питания и другими предметами первой необходимости было поставлено под контроль директоров заводов (56).

Указ от 28 декабря 1938 г. (57) был направлен против всех опаздывающих на работу, уходящих с работы раньше срока, растягивающих обеденный перерыв больше положенного или бездельничающих во время работы. Нарушители подлежали понижению в должности, а в том случае, если они совершили три нарушения в течение одного месяца или четыре в течение двух месяцев, — увольнению. Официально этот указ толковался таким образом, что взыскания, более мягкие, чем увольнение, должны налагаться только в том случае, если рабочий опоздал или отлучался с работы не более чем на двадцать минут, если же нарушение превышало двадцать минут в любом случае, то рабочий подлежал немедленному увольнению. Кроме потери жилплощади, если она была ведомственная, уволенному рабочему грозили и другие неприятности. Так, например, от непрерывного стажа работы на одном предприятии зависят не только пенсии по нетрудоспособности, старости, и иждивенческие, но также и размеры страховых пособий по болезни. Для того чтобы обеспечить выполнение этого нового указа, было обусловлено, что директора предприятий и начальники цехов, не налагающие этих взысканий, подлежат увольнению и судебному наказанию. Однако менее чем через два года стало ясно, что вследствие недостатка рабочей силы угроза увольнения не дает желаемых результатов, и наказания были пересмотрены (58). С 26 июня 1940 г. вместо увольнения рабочий, отсутствовавший на работе хотя бы в течение одного дня по неуважительной с точки зрения властей, причине, присуждался к принудительным работам без тюремного заключения сроком до шести месяцев по месту своей обычной работы и сокращению заработной платы на сумму до 25%. По этому пересмотренному закону ни один рабочий не может оставить работу; уйти с работы могут только те, кто физически непригоден к ней, либо принят в учебное заведение, либо получил специальное разрешение начальства.

После издания этого указа ряд рабочих был очень строго наказан за необоснованные попытки получить справку врач освобождающую их от работы. Так, например, «Известия» от 27 августа 1940 г. сообщали: «Тимонин И. В., 1915 г. рождения. 23 августа [обвиняемый] явился в больницу, добиваясь получения освобождения от работы, и, будучи недоволен тем, что термометр показал нормальную температуру, учинил в больнице дебош, выражался нецензурными словами. 23 августа осужден к 3 годам тюремного заключения с запрещением после отбытия наказания проживать в 9 городах Советского Союза».

Несколько месяцев спустя после опубликования этого закона некоторые женщины обратились в печать с предложением, чтобы действие закона было распространено на домашних работниц (59). Любопытным комментарием к внутреннему развитию СССР является тот факт, что газета «Известия» хотя и не согласилась с этим предложением, однако не выразила никакой удивления, что оно было сделано в период якобы «перехода от социализма к коммунизму»!

От закона против прогулов всего только один шаг до заявления, которое было сделано в органе отдела агитации и пропаганды Московского комитета партии: «Не соблюдает дисциплину и тот, кто не использует все 480 минут на производительный труд» (60). Можно быть уверенным, что за пределами России ни один рабочий в мире не соблюдает этой обязательной «социалистической» нормы!

19 октября 1940 г. был издан указ, позволяющий руководящим органам промышленности производить «…перевод инженеров, техников, мастеров, служащих и квалифицированных рабочих с одних предприятий и учреждении в другие» (61).

Дальнейшее жесткое урезывание свободы рабочего класс, было произведено указом от 26 декабря 1941 г. Этот указ устанавливал наказания в размере от 5 до 8 лет тюремного заключения для рабочих, без разрешения оставивших предприятия военной промышленности (Нарушители подлежали суду военного трибунала) (62).

Согласно другому указу, изданному 15 апреля 1943 г., для железнодорожных рабочих вводилась военная дисциплина по всей форме. Их можно было по приказу начальников, на совершенно законном основании, держать под арестом сроком до 20 дней без следствия и без предоставления возможности обратиться к суду (63). Подобная же система была распространена на работников морского и речного флота (64), служащих почты, телеграфа и радио, работников электростанций и др.

Нарушения, как, например, самовольный уход с работы, с этого времени наказывались весьма сурово (65). Ясно, что эти положения военного времени продолжали оставаться в силе и после войны.

Вскоре после того как восторжествовала сталинская бюрократия, в конце двадцатых годов, забастовки были запрещены и забастовщикам угрожал смертный приговор. Со времени отмены смертной казни высшей мерой наказания стало присуждение к двадцати годам принудительных работ. Ясно, конечно, что о забастовках прямо не говорилось; следующая статья закона, принятая 6 июня 1927 г., является единственной в Собрании узаконений, которая может быть истолкована судом как имеющая отношение к забастовкам: «Контрреволюционный саботаж, т. е. сознательное неисполнение кем-либо определенных обязанностей или умышленное небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата, влечет за собой — лишение свободы на срок не ниже одного года, с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела, с конфискацией имущества» (66).

Значение сталинского трудового законодательства достаточно хорошо определяется следующими словами: «… по сравнению с законодательством периода новой экономической политики, когда допускалось существование частных предприятий, правовое положение трудящихся изменилось к худшему. Все каналы, через которые трудящиеся могут защищать свои интересы в капиталистическом мире — законодательство, суды, административные органы и профессиональные союзы, — являются в Советском Союзе агентурой основного нанимателя промышленных рабочих — правительства. Другой чертой современного советского трудового права являются многочисленные уголовные наказания. Трудовое право в значительной степени является уголовным правом» (67).