Синтез двух крайностей развития

В России мы имеем дело с синтезом формы собственности, порожденной пролетарской революцией, и производственных отношении, являющихся результатом воздействия отсталых производительных сил и давления мирового капитализма. По своему содержанию этот синтез обнаруживает историческую преемственность с дореволюционным периодом, по форме же — историческую преемственность с революционным периодом. При отступлении от революции форма не возвращается к своей исходной точке. Хотя она и подчинена содержанию, она все же играет весьма важную роль.

История часто совершает скачки вперед или назад. Когда она делает скачок назад, она не возвращается прямо к прежнему положению, а совершает нисхождение по спирали, сочетая элементы обеих систем — той, от которой общество шло, и той, к которой оно пришло. Так, например, мы не должны делать тот вывод, что если при государственном капитализме, возникшем в результате органического, постепенного развития капитализма, господствующей формой частной собственности является владение акциями и облигациями, то и при государственном   капитализме, возникшем постепенно на развалинах пролетарской революции, будет то же самое. При  государственном капитализме, развившемся из монополистического капитализма, историческая преемственность проявляется в существовании частной собственности (облигаций). При государственном капитализме, развившемся из выродившегося и умершего рабочего государства, историческая преемственность проявляется в отсутствии частной собственности.

В результате такого спирального развития в России осуществляется синтез двух крайностей капиталистического развития — синтез наивысшей стадии развития, какой вообще способен достигнуть капитализм и какая, по всей вероятности никогда не будет достигнута ни в одной другой стране, и столь низкой стадии развития, что она еще требует создания материальных предпосылок социализма. Поражение Октябрьской революции послужило трамплином для русского капитализма, который, однако, значительно отстает от мирового капитализма.

Этот синтез проявляется в чрезвычайно высокой концентрации капитала, исключительно высоком органическом строении капитала, а с другой стороны, если принять во внимание уровень техники, — в низкой производительности труда и низком культурном уровне. Он объясняет быстрые темпы развития производительных сил в России, которые намного опередили те, что были свойственны молодому капитализму, и совершенно чужды загнивающему, застойному капитализму.

Молодой капитализм проявлял  бесчеловечную  жестокость по отношению к трудящимся, о чем свидетельствуют борьба с «бродяжничеством», законы о бедных, принуждение женщин и детей работать по 15—18 часов в день и т. д.; стареющий капитализм повторяет многие жестокости поры своего детства, с той лишь разницей, что теперь он может, как это показал фашизм, проделывать все это с еще большим успехом. Для обоих периодов характерно применение принуждения дополнительно к автоматическому воздействию экономических законов. Синтез государственного капитализма с задачами молодого капитализма порождает у русской бюрократии безграничное стремление к получению прибавочной стоимости и способность проявлять бесчеловечную жестокость и в то же время позволяет ей весьма эффективно осуществлять угнетение народа.

Когда Энгельс говорил, что «…человек, бывший вначале зверем, нуждался для своего развития в варварских, почти зверских средствах, чтобы вырваться из варварского состояния» 5, он, конечно, имел в виду не социалистическую революцию, когда история «познает самое себя». Но он хорошо охарактеризовал предысторию человечества. Петр Великий войдет в историю как один из борцов против варварства, пользовавшихся в этой борьбе варварскими методами. Герцен писал, что Петр «насаждал цивилизацию с кнутом в руке». Сталин войдет в историю как угнетатель рабочего класса, как властитель, который мог бы содействовать развитию производительных сил и культуры человечества без помощи кнута, ибо мир достаточно для этого созрел, но который, тем не менее, развивал их «с кнутом в руке», подвергая одновременно все человечество угрозе гибели в результате империалистических войн.

Пролетарская революция смела все препятствия на пути развития производительных сил и упразднила множество пережитков старого варварства. Но так как она была изолированной и произошла в отсталой стране, она потерпела поражение, уступив поле битвы тем, кто повел борьбу против варварства варварскими методами.