Тони Клифф. Государственный капитализм в России

Россия при Горбачеве, как и при Сталине, провозглашает себя социалистической. Однако при Сталине миллионы рабочих и крестьян погибли в чистках и концлагерях; в 1956 году русские танки подавили восстание венгерских рабочих; очевидно, рука Кремля стояла за запрещением “Солидарности” — массового движения польских рабочих в 1981. Если социализм означает освобождение рабочих, то Россия не отвечает этому требованию.

Какое же общество создано в России?

Сегодня Россия—центр именно капиталистической эксплуатации— центр такой же мощный, как и Соединенные Штаты.

Что такое государственный капитализм? Как он возник? Подвержен ли экономическим кризисам? Действует ли закон стоимости? Угрожает ли государственному капитализму классовая борьба?

Тони Клифф ответил на эти и другие вопросы 40 лет назад, когда он написал эту книгу.

Выдержавшая 4 издания на английском языке и много раз переводившаяся, она стала марксистской классикой. Сделанный в этой книге анализ подтвердился событиями нашего времени. Мы печатаем ее с новым введением и послесловием, которое охватывает годы между Сталиным и Горбачевым.

Предисловие русскому изданию

События в Советском Союзе и Восточной Европе развиваются такими темпами, что любые попытки фиксировать или подытоживать современное их развитие в этом предисловии устареют раньше, чем оно поступит в печать. Вместо этого, здесь будет уместно сказать несколько слов о теории бюрократического государственного капитализма, которую я начал разрабатывать в 1948 году.

Теории о природе Советского Союза, более или менее широко распространенные сегодня, могут быть разделены на три группы: теория «перерожденного рабочего государства» ортодоксальных троцкистов; различные теории «пост-капиталистического общества»; и, конечно, теории, рассматривающие СССР как социалистическое общество.

Здесь излишне говорить очень много о третьей группе теорий. Нет никого, кроме правящего класса в России или коммунистических партий других стран, кто бы с какой-либо серьезностью защищал эти взгляды. Как они могут! Как можно утверждать, что лидер, подобный Чаушеску, имеет что-то общее с социализмом! Как можно совместить секуритате и диктатуру пролетариата! Как может быть объяснено существование неистового национализма на восьмом десятилетии строительства социализма! Как понять эмиграцию десятков тысяч квалифицированных рабочих из социалистической страны в капиталистическую при первой возможности, как только была разрушена стена, разделявшая эти две страны!

Официальные коммунистические партии не могут объяснить эти изменения с помощью своих собственных теоретических построений. Они не только не в состоянии понять мир, но подвергнуты деморализации и пессимизму. Отказавшись несколько десятилетий назад от сущности марксизма, теперь они отказываются даже от своей риторики. Все это неизбежно для движения, которое считало Румынию Чаушеску социалистической. Если Румыния была социалистической, тогда верно то, что социализм ничего не значит в освобождении человечества. Коммунистические партии поступают соответствующим своему пониманию социализма образом: теперь они пытаются стать открыто социал-демократическими партиями.

Ортодоксальная троцкистская теория перерожденного рабочего государства также неспособна объяснить события в Советском Союзе и Восточной Европе. Подобно теориям, согласно которым в России социалистический строй, теория перерожденного рабочего государства также объявляет превосходство советской экономии над капиталистической, ее невосприимчивость к экономическим кризисам и ее быстрый и непрерывный рост. Например, Эрнест Мандель, ведущий теоретик Четвертого Интернационала, написал в 1956 году следующее: «Советский Союз план за планом, десятилетие за десятилетием сохраняет более или менее постоянный ритм экономического роста, без отягощающего влияния прошлого прогресса над возможностями будущего. ….Все законы развития капиталистической экономики, вызывающие замедление темпов производства исключены» (Quatrieme International, 14, 1—3). В 1978 году в более поздней книге Мандель писал, что темпы роста, достигнутые народными хозяйствами стран Восточной Европы доказывает их «некапиталистическую природу» и их «качественное» превосходство «над капиталистической рыночной экономикой». В этой же книге Мандель писал о способности этих экономик «избегать, среди прочих вещей, падения производства и крупных колебаний экономики, безработицы». (Lа Сrisе, 1978, 161—65]. Так же она не способна объяснить глубокий экономический кризис, который испытывает советская экономика в последнее десятилетие, теория перерожденного рабочего государства не в состоянии объяснить синхронность кризиса.

Теперь Мандель утверждает, что «экономике в целом» недостает «каких-либо форм экономической целесообразности», потому что «бюрократия не способна основывать свои материальные привилегии на постоянном функционировании (т.е. воспроизведении) экономической системы, своей роли в процессе производства». Совершенно ясно, что невозможно объяснить и предсказать ситуацию в экономике, лишенной «каких-либо форм экономической целесообразности». При подобной экономике, должно быть, невозможно сказать многое о ходе классовой борьбы и как участвовать в ней.

Приблизительно до 1979 г. сторонники различных теорий «посткапиталистического общества» (будь то Мандель, Бруно Рицци, Хиллель Тиктин, Рудольф Барро или Борис Кагарлицкий) выделяли непрерывный рост советской экономики. Теперь те же люди подчеркивают ее стагнацию, расточительность и иррациональность. Но даже по данным ЦРУ, темпы роста в экономике двух наиболее отсталых стран Восточного блока, Болгарии и Румынии, между 1948 и 1968 гг., ежегодно были в среднем 6-7%. Даже в 70 годы советская экономика росла ежегодно в среднем на 2,6 %, соответствуя экономике Западной Европы. Это не может быть объяснено с точки зрения «экономической иррациональности». Теория, которая способна объяснить события в Советском Союзе, также должна быть в состоянии показать как быстрый рост советской экономики до конца 70 годов, так и глубокий кризис, который начался в эти годы. Теория бюрократического, государственного капитализма определяет необходимые рамки, в которых предусмотрено объяснение и быстрого развития, и кризиса советской экономики.

Я считаю что политически теория государственного капитализма является даже более важной. Со смертью Сталинизма интернациональное социалистическое движение, которое в течение последних 60 лет смотрело на марксизм сквозь очки сталинизма, погрузилось в путаницу и замешательство. «Смерть марксизма» провозглашается как официальными коммунистическими партиями, так и представителями правящего класса. Не только буржуазная пресса заявляет, что социализм был «исторической ошибкой», но и лидеры коммунистических партий. Действительно, верно, что социализм мертв для тех, кто принимал его как диктатуру бюрократии. Но мы не можем ожидать, что после смерти сталинизма рабочие всего мира непосредственно устремятся за знаменем марксизма-ленинизма. Во время рождения новой революционной эпохи в Восточной Европе мировой рабочий класс отождествляет социализм с Чаушеску.

В этой ситуации перед социалистами всего мира стоит весьма серьезная задача. Мы должны представить систематическую критику сталинизма, мы должны детально объяснить контрреволюцию, которая разрушила революцию 1917 года, мы должны вновь и вновь подчеркивать основные принципы марксизма, забытые в течение долгой, темной ночи сталинизма.

Успешно выполняя эту задачу, мы должны быть в состоянии с предельной ясностью объяснить советскую революцию, сталинистскую контрреволюцию и все ее последствия. Именно это и позволяет нам сделать теория государственного капитализма. Вооруженные этой теорией, мы можем показать, что в 1917 году была пролетарская революция, что эта революция была разбита во второй половине 20 годов, что власть у рабочих забрал новый правящий класс.

Для тех из нас, кто хочет доказать что освобождение рабочего класса есть дело самого рабочего класса, теория государственного капитализма — совершенно незаменимое оружие.

Тони Клифф