родителей»). Предпола-

424

гается, что такое поведение не связано с ожиданием вознаграждения или наказания, что оно самоценно. Иными словами, на символическом уровне моральный кодекс заключает в себе претензии на то, чтобы остановить конкуренцию за распределение преимуществ, разрешить неопределенность между действием и бездействием, помочь преодолеть внутренний конфликт при принятии решения.

Но именно это обусловливает и заключенную в нем неопределенность, поскольку всегда существуют пункты, в которых проявляется напряжение между следованием ему и вознаграждением. Каждый моральный кодекс содержит негласные обещания, из которых одни члены общества извлекают больше выводы, чем другие, и следовательно, подчиняются им охотнее. Однако в целом все и всегда готовы к тому, чтобы делать меньше, чем подразумевают и даже требуют нормы. И это не из-за плохой социализации. Такова природа самого кодекса как системы негласных взаимных обещаний.

Кроме того, относительная важность моральных и неморальных вознаграждений за солидарность в обществе варьируется в различных условиях. В частности, она зависит от уровня развития технологии: чем ниже этот уровень, тем сильнее мораль.

Развитие технологии ослабляет традиционные нормы, поскольку предполагает изменение сложившихся форм социальных организации и контроля. В частности, солидарность поддерживается повышением вознаграждения, обеспечиваемым сокращением дефицита благ за счет внедрения новых технологий. Однако преимущества от этого не составляют постоянную величину. Существуют короткие циклы и длинные тренды, при которых люди ощущают уменьшение такого вознаграждения. В эти периоды апелляция к моральным нормам усиливается.

Поскольку различные группы получают неодинаковые преимущества от технологических изменений, они по-разному относятся к нормам. Привилегированные группы считают сложившийся порядок моральным. Группы, не имеющие достаточных благ, обеспечиваемых технологиями, считают его несправедливым.

425

Таким образом, обе группы апеллируют к одному кодексу, но с различными целями, и извлекают из него те компоненты, которые оправдывают их претензии. Ущемленные подчеркивают значимость справедливости, равенства и той свободы, которая позволяет им увеличить свои преимущества. Привилегированные имеют тенденцию подчеркивать значимость порядка. Первые ставят акцент на своем праве расширенного доступа к материальным благам. Вторые призывают их к духовному совершенствованию.

В этих условиях моральный кодекс не обеспечивает достаточных оснований для удержания социальной солидарности даже при условии, что он принимается обеими сторонами. Взаимные переговоры не являются тем механизмом, который снимает напряжение. Соответственно возникает необходимость в посреднике, регулирующем конфликтные ситуации, и им становится власть. При этом она может быть либо репрессивной, либо связанной со стимулированием технологического развития. Но в любом случае ее значимость сохраняется, а не убывает.

Отклонения от нормы и власть.

Отклонения от нормы и власть. В современной культуре с ее расширенной зоной массовых процессов и аномии главными объектами надзора и интереса со стороны всех уровней власти стали те, чье поведение не соответствует легитимной (узаконенной) морали. При этом отклонения подробно описаны, классифицированы и негативно оцениваются по сравнению с «нормой». Различение нормального и девиантного при ценностном предпочтении нормы без ее внутренней дифференцированности представляет собой, согласно М. Фуко, оправдание широкого спектра репрессий, осуществляемых теми, кто относит себя к защитникам нормы, по отношению к тем, кого они считают носителями отклонений. Однако они не существуют сами по себе, но являются продуктом власти признанных норм. Девиантность в культуре не просто запрещена или репрессирована; она всегда еще и вызывается, и репродуцируется апелляцией к норме, то есть норма как бы сама порождает (или подразумевает) отклонение от нее.

426

В рамках постмодернистской интерпретации социокультурных процессов проявляется особый интерес к способам категоризации и социального контролирования различных классов социальных девиантов: больных, психически неуравновешенных, преступников. Эти группы людей рассматриваются как неотъемлемая составляющая общества. Однако представление о поведении, которое считается отклоняющимся и, следовательно, подвергаемым необходимому социальному контролю, является исторически изменчивым. Соответственно некоторые из таких групп со временем могут перейти в категорию социально приемлемых.

Орлова Э А. Культурная (социальная) антропология: Учебное пособие для вузов. — М.: Академический Проект, 2004. — 480 с.

В этой связи показательной становится тема смены власти, связанная с порождением и организацией нового динамического социокультурного нормативного пространства. Структурирование пространства вокруг меняющейся власти строится на дихотомиях «доминирующий — подчиняющийся» и «большинство — меньшинство». Новая власть, признанная большинством, согласно логике постмодерна, не является на самом деле властью большинства. Такие властные группы обычно формируются как некоторое неудовлетворенное, маргинальное по отношению к имеющемуся режиму, по сути дела «отклоняющееся», меньшинство, путем борьбы присваивающее себе высокое общественное положение и начинающее представлять себя в качестве выразителя интересов большинства. Так на этом уровне осуществляется трансформация отклонений в норму.

Механизмами удержания и реализации власти, согласно М. Фуко, являются дисциплина и знание. Дисциплина действует как морально санкционированный способ формирования подчиняющихся и отклоняющихся в соответствии с требованием доминирующих. Она с необходимостью предполагает узаконивание инспекции, надзора, контроля над телом и поведением тех, кого дисциплинируют. И чем более индивидуализирован субъект, тем более он подвергается контролю. В этой связи девиация оказывается производной от представления о законной необходимости подводить

427

под нормативные рамки вариации и многообразие проявлений индивидуальной активности. Власть производит дисциплинированных индивидов, не только действующих согласно предписанным и морально санкционированным правилам, но и приученных осуждать тех, кто выходит за их пределы.

Другим важным механизмом реализации власти является знание. Это не только средство, используемое людьми для установления своего господства, но и властное отношение знающего к тому, кого он познает, обеспечивающее удержание этого господства.

Однако власти необходимо лишь такое знание, которое помогает воспроизведению установленного ею порядка. Отсюда напряжения, возникающие между интеллектуалами и представителями властных структур в обществе. Согласно М. Фуко, процесс производства знания

— это процесс инновационный. Участием в этом процессе и определяется особое положение интеллектуалов в обществе. Их опыт ин-новативен, то есть маргинален сам по себе; он является «частичным», «промежуточным» и в качестве такового не может быть вписанным внутрь институциональных стратегий. Властные же структуры поощряют лишь тех интеллектуалов, которые помогают с помощью знаний, переведенных в технологии, поддерживать и расширять границы существующей власти. Знания другого рода вытесняются на периферию господствующей культурной парадигмы; их порождение и распространение по меньшей мере не поощряется, если не подавляется. Таким образом, и здесь власть устанавливает свои нормы, мораль, представления о девиации.

Власть и мораль.

Власть и мораль. Если моральные нормы кажутся соответствующими власти, то это происходит не только потому, что власть с помощью дисциплины регулирует на всех доступных ей уровнях соответствие поведения подчиненных требованиям морального кодекса. Но еще и потому, что сила позволяет ей достаточно произвольно определять, что есть следование, а что отклонение по отношению к нормам. В обществе, особенно при ситуации неопределенности, соответствие

428

морали в каждом конкретном случае является неопределенным, оспариваемым. И потому арбитром часто становится власть: более могущественные выбирают определение того, какое правило следует применить, и что оно означает в данной ситуации.

Из сказанного следует, что в логике постмодерна разделяемый моральный кодекс более не рассматривается как средство предотвращения социокультурных напряжений и конфликтов. Считается, что в лучшем случае он ограничивает присущие системе напряжения, обеспечивая в проблемных и неопределенных ситуациях основания для их первоначального определения. По меньшей мере он обеспечивает язык, в котором напряжение получает публичное выражение. В худшем случае его элементы становятся фокусами социальных конфликтов. А вообще он используется различными индивидами в своих целях и в тех ситуациях, где им это выгодно. Ни одна социальная система, согласно логике постмодерна, не подчиняется всем требованиям официального морального кодекса хотя бы потому, что это всего лишь часть ее культурного универсума. Как уже говорилось, члены общества никогда полностью не интегрированы ни в одну социальную роль или культурную идентичность, в том числе и в те, что нормативно предписаны.

Орлова Э А. Культурная (социальная) антропология: Учебное пособие для вузов. — М.: Академический Проект, 2004. — 480 с.