Мольер-актер

Мольер мог стать академиком - как Корнель или Расин, если бы бросил «позорное ремесло» акте­ра. Но он был, по свидетельству современников, «актером с головы до ног. Казалось, у него несколько голосов. Все в нем говорило. Одним шагом, улыбкой, взглядом, кивком головы он сообщал больше, чем величайший в мире актер мог рассказать за целый час»19. Даже самые злостные клеветники не могли оспорить актерский талант Мольера. Его новейшие биографы считают, что неудачи, постигавшие Мольера в трагедии, не что иное, как заблуждение, — ведь десятилетие в провинции он играл героические роли, наряду с комедийными. На одном из прижизненных портретов перед нами лицо римлянина — Цеза­ря. Это идеализированный Мольер. Достоверное изображение сделано в 1670 г. — в групповой композиции Мольер находится среди великих лицедеев своей эпохи, рядом с Жодле, Гро-Гийомом, Готье-Гаргилем, Тюрлепеном, Скарамушем. Крайний слева — Мольер в роли Арнольфа («Школа жен»).

В карикатуре на фронтисписе «Эломира» (1670), скан­дальной сатиры против Мольера, он зеркально отражает позу своего учителя Скарамуша (в этом пасквиле с презрением го­ворилось, что Мольер — «великий ученик великого шута»). Иконография Мольера невелика. К счастью, остались еще опи­сания. По ним мы представляем, что Мольер был довольно высокого роста и среднего телосложения. При этом у него бла­городная осанка. Однако лицо не соответствовало представле­ниям о трагике: толстый нос, мясистые губы, смуглый оттенок кожи, черные и слишком густые брови, маленькие глаза. Нема­ло неприятностей ему причинял глуховатый голос, торопли­вость речи, кашель, мучивший его в годы болезни.

Мольер был, что теперь называется, синтетическим актером: танцевал, в том числе в балетах, пел куплеты и песен­ки. Зрителей покоряло сочетание комизма и изящества в танцах Журдена («Мещанин во дворянстве») — во время примерки нового платья или разучивания менуэта; или танец Аргана с клистирами («Мнимый больной»). Список ролей, которые Мольер сыграл на сцене, поражает разнообразием и последо­вательностью — переходом от простых фарсов к характерам, от типа к обобщенному образу. Он играл слуг — Маскариля, Сганареля, Скапена; крестьян — Дандена, Сганареля в «Лекаре поневоле»; отцов семейства, буржуа — Арнольфа в «Школе жен», Оргона в «Тартюфе», Гарпагона в «Скупом», Аргана в «Мнимом больном». Наконец, пришел черед программного героя «высокой» комедии — им стал Альцест в «Мизантропе». Усвоив уроки итальянской актерской школы, Мольер блестяще импровизировал, играл по несколько ролей в одном спектакле. Например, в «Докучных», где один за другим на сцену выво­дятся сатирические типы, Мольер играл пятерых. У него была замечательная мимика, он был мастером пантомимы. В одной из сцен «Мнимого рогоносца», изображая ревность Сганареля, который стоял за спиной своей жены, Мольер не менее два­дцати раз менял выражение лица, как бы показывая оттенки чувства. Чтобы описать его в этой сцене, признавался один из зрителей, нужна кисть Пуссена или Миньяра.

В молодости, осознав, что во многих отношениях он уступает актерам Бургундского отеля, Мольер начинает бороть­ся с собственными недостатками. Скороговорку он в конце кон­цов превратил в особые приемы сценической речи, смягчил жесткие интонации голоса, научился правильно артикулиро­вать. Наблюдательность и способность к подражанию (за кото­рую его иногда дразнили обезьяной) привносили в его игру множество неожиданных и точных деталей, взятых из жизни. Некоторые из его пьес имели успех только в его исполнении. Мольер актерски их обогащал так, как не удавалось его преем­никам по сцене.