Краткий очерк основных этапов и направлений развития сексопатологии

Нельзя не согласиться с тем, что «в развитии любой научной дисциплины можно выделить определенные этапы: наблюдение,, систематика, объяснение, прогнозирование, управление» [91]. В ходе развития сексопатологии выявляется условность подоб­ного деления. Прежде всего условным оказывается сам термин «этап», так как с наступлением каждого последующего этапа основные тенденции предыдущего отнюдь не снимаются. Сказы­вается порождаемая диалектичностью процесса познания ус­ловность выделения этапов научного развития и их взаимное влияние, то, что «...последующий этап не только базируется на предыдущем, но и оказывает на него определенное влияние. Так, например, сбор информации в известной мере подчинен: господствующим принципам систематики, теория (объяснение) влияет на систематику, но сама зависит от правильности про­гнозирования поведения исследуемого объекта (системы),, и т. д.» [91]. Поэтому правильнее говорить не об этапах, а о направлениях. Поскольку, однако, рождение новых направле­ний имеет определенные временные ориентиры, наиболее чет­кие как раз в начале новых этапов, в ряде случаев оказывается возможным употребление терминов «этап» и «направление» как отчасти синонимичных.

Если истоки сексологии (как системы знаний о половых проявлениях в широком плане) теряются во мгле столетий, то рождение научной сексопатологии можно обозначить датой опубликования в Париже в 1836 г. трактата Клода Лаллемана «О непроизвольных потерях семени» [427]. В истории становле­ния сексопатологии Лаллеман сыграл крайне противоречивую^ роль. С одной стороны, применив специальный инструментарий,, позволивший производить прижигания задней уретры, он сумелг добиться улучшения при некоторых расстройствах эякуляции. Однако этот вклад отнюдь не уравновешивается тем отрица­тельным влиянием, которое он оказал на последующее развитие сексопатологии. Прежде всего, не разграничивая крайне разно­образные симптомы расстройств эякуляции, он объединил и возвел их в ранг нозологии, обозначив термином «спермато­рея» не только соответствующий симптом в современном по­нимании, но и весь очень широкий спектр как патологических, так и нормальных феноменов, связанных с эякуляцией, вплоть до викарного защитного механизма ночных поллюций. Один из учеников и последователей Лаллемана, английский врач Драйздейл, своим трактатом, выдержавшим 35 изданий [347] и переведенным на десять иностранных языков [320], способст­вовал широчайшему распространению суждения своего учителя о поллюциях как о «самом ужасном заболевании» (most dread­ful disease). Как выразился Фюрбрингер: «талантливый Лалле-ман своими классическими описаниями „непроизвольных по­терь семени"... создал фантастическое учение, которое увлекло всех и составило новую эру в истории данного вопроса» [361]. Еще более отрицательное влияние на современников оказали практические успехи Лаллемана, привлекшие широкий круг последователей, некоторые из которых крайне преувеличивали его тезис о роли заднего отрезка уретры как исходном пункте сексуальных расстройств. В конечном счете оформилось на­правление, которое можно обозначить как локализацио-нистское, или наивно механистическое. Сторон­ники этого направления в качестве решающего критерия нали­чия сексуальной патологии избрали наличие грубых анатомиче­ских изменений в наружных половых органах и простате с прилегающими к ней образованиями. Яркой иллюстрацией это­го направления является клинический «анализ», представлен­ный Орловским [471]:

«Дело касалось одного австрийского ротмистра, который счастли­во женился, но оказался импотентным по отношению к своей жене. По отношению к проститутке он был зполне потен-тен и регулярно и нормально два раза в неделю совершал половой акт. В качестве адекватного раздражения для этого необходимо было одно за другим: перетягивание шнурком члена и мошонки с одновре­менной флагелляцией и cunnilingus.

Тут не было ни импотенции, ни извращепия... Само со­бой понятно, что никаких объективных данных, в частно­сти, гипертрофии семенного бугорка, при однократной консультации нельзя было установить» (разрядка авторов).

Далее Орловский, следуя установкам Драйздейла, объявляет, что «поллюции бывают только у людей, занимающихся онаниз­мом», что любая поллюция, даже однократная,—- явление пато­логическое, свидетельствующее о наличии гипертрофии семен­ного бугорка (там же). При ознакомлении с книгой Орловского «Половая слабость мужчины» нельзя не отметить характерного и для других представителей этого направления несоответствия широты теоретических обобщений по ряду основных вопросов

сексологии той чрезвычайно узкой концепции, которой он при­держивался.

Подобные крайности постепенно вызвали возражения, на­правленные прежде всего против немотивированной веры во всемогущество вмешательств на заднем отрезке уретры, кото­рые применялись некоторыми локализационистами буквально при всех видах сексологических нарушений, вплоть до первер-зий. Так, Гэммонд (Hammond, 1885), признавая, что он в про­шлом «причинил много боли и принес мало пользы», совершен­но отказывается от прижиганий как лечебного метода. На за­щиту «печальных жертв неумелого и жестокого вмешательства фанатиков местной терапии, которые, несмотря ни на что, на­брасывались на невинную уретру», выступают Фюрбрингер [361] и ряд других видных ученых.

Абсурд, до которого довели сексопатологию представители локализационализма, позволяя себе на основании ректального и уретрального обследования высказывать суждения о функ­циональном состоянии чисто нервных механизмов, имел, одна­ко, ту положительную сторону, что помог осознать необходи­мость для сексопатолога обладать известным кругозором, опре­деленным уровнем общей культуры. В результате оформилось иторое направление, представители которого отличались широ­той взглядов. Появились авторы, от Фореля (Forel, 1905) до Хэвлока Эллиса, которые в своих работах сочетали биологиче­ский (в том числе эволюционный), психологический, антропо­логический и этнографический аспекты, учитывали данные по истории культуры, религии и т. п. Самым знаменательным в становлении этого направления, которое с полным правом мож­но обозначить как энциклопедическое, явилась публи­кация семитомного труда «Исследования по психологии отно­шения полов» [352] английского врача, естествоиспытателя, педагога и эссеиста Эллиса, самого яркого и талантливого пред­ставителя этого направления [см. также 353 и 354].

Однако по этому пути, опиравшемусй на материалистические изгляды, пошла только часть сексологов, другая же свернула ли путь идеалистических истолкований— на путь п с и х о а н а-л и з а, примкнув к фрейдизму.

Если представителям энциклопедического направления был свойствен лишь некоторый налет дилетантизма, то те сексопа­тологи, которые пошли за Фрейдом, постепенно скатились в беспочвенную вербалистику, типичной иллюстрацией которой может служить работа американца Берглера «Преждевремен­ная эякуляция» [311], в которой механизм преждевременной ••игкуляции объясняется следующим образом: ранняя эякуляция лишает женщину оргазма, и этим мужчина наказывает ее, что лиляется реализацией желания, скрытого от сознания больного; при этом в конечном счете он стремится наказать свою мать, которую данная женщина только символически замещает; в

Общая сексопатология

17

свою очередь стремление к наказанию матери обусловлено мо­тивом мести за то, что она изменила ему, вступив в половую связь с его отцом (элементы эдипова комплекса); и, наконец, непосредственную радость от этого садо-ма­зохистского деяния больной испытывает якобы потому, что он, как и все другие пациенты, страдающие преждевременной эякуляцией, принадлежит к особой психологической группе, именуемой ловцами несправедливостей (injustice col­lectors).

Так, идеалистическая сексопатология окончательно вырожда­ется в оторванную от жизни, жонглирующую словами, псевдо­науку, а весь лечебный арсенал сексопатолога-психоаналитика исчерпывается бесконечным потоком слов, толкованием впечат­лений раннего детства и символики сновидений.

Подобно тому, как в свое время чрезвычайная узость локали-зационистов сыграла определенную побудительную роль в воз­никновении энциклопедического направления в сексологии, явившегося реакцией на крайности предыдущего направления,, на новом этапе также должна была рано или поздно наступить реакция на необузданный спекулятивизм психоанализа/

Однако чисто словесные перепалки, которые велись со сто­ронниками психоанализа на протяжении десятилетий, не дава­ли ощутимого результата— психоанализ не только не терял сто­ронников, но даже умножал свои ряды. Необходимо было более действенное оружие, которое и было найдено.

Еще Галилей сказал, что книга природы написана на мате­матическом языке. Азбукой этого языка являются цифры, и судьбу психоанализа в сексологии решила работа, состоящая из цифр, сведенных в таблицы и графики. Переломным годом, знаменующим торжество следующего, параметрического этапа развития сексологии, явился 1948 год, когда вышел в свет первый том коллективного труда под редакцией известного американского биолога Альфреда Кинзи «Половое поведение мужчины» [415]. Этот труд, получивший всемирную известность как «Отчет Кинзи», может слуядагь образцом беззаветного слу­жения науке: первый том явился результатом изучения собран­ных на протяжении девяти предшествующих лет 5300 индиви­дуальных интервью, каждое из которых проводилось по стан­дартизованной матрице, включавшей 521 пункт, а первые два тома, опубликованные при жизни Кинзи, основывались на 20 тысячах такого рода статистических обследований, из кото­рых было отобрано 11 240, безусловно отвечающих требованиям научной достоверности.

Два первых тома «Отчета» [415, 416] явились лишь началь­ным этапом реализации обширного проекта, предусматривав­шего проведение не менее 100 000 индивидуальных интервыо_г на основе которых предполагалось опубликовать новые моно­графические труды по вопросам детородной функции женщины,.

легально-правовым аспектам поло­вого поведения, взаимной сек­суальной адаптации в условиях брака, гомосексуализму, прости­туции, половому воспитанию и др. При этом Кинзи предполагал со­брать не мнения, а достовер­ные факты о том, как ведут себя люди при половом общении, причем собрать их совершенно объективно, отрешившись от ре­лигиозных и моральных оценок.

Для сбора материала рабочие группы выезжали в самые отда­ленные районы, с тем чтобы обес­печить достаточную репрезента­тивность. Как в городах, так и в особенности в сельской местности исследователи нередко встречали враждебность со стороны невеже­ственной и клерикально настроенной администрации.

После публикации двух первых томов «Отчета» препятствия переросли сначала в активное противодействие, а затем и в политическую травлю — Кинзи и его сотрудники стали объек­том гонений. Остроту создавшейся ситуации может иллюстри­ровать следующая выдержка из документа 1[398], опубликован­ного в 1970 г. к 150-летнему юбилею Индианского универси­тета:

«Сенатор Джозеф МакКарти начал кампанию против Рок­феллеровского фонда на том основании, что он предоставляет финансовые средства лицам и организациям, симпатизирую­щим коммунистическим взглядам и тем самым способствующим достижению коммунистических целей. В этой кампании сена­тор и его помощники не стеснялись в средствах... Один из чле­нов Палаты представителей потребовал запрещения пересылки экземпляров „Отчета Кинзи" по почте и изъятия их из военных библиотек. Был найден сервильный профессор, поставивший подпись на документе, выставлявшем Сексологический инсти­тут и вышедшие из его стен труды в самом неблагоприятном свете. Вооруженная этой бумагой, специально созданная экс­пертная комиссия оказала давление на Рокфеллеровский фонд. В результате, без привлечения других экспертов и не считаясь с опубликованными в научной прессе отзывами, экспертная комиссия вынесла решение, объявляющее продукцию сотрудни­ков института не имеющей научного значения, оскорбляющей национальную гордость американского народа, подрывающей его моральные устои и тем самым способствующей захвату власти коммунистами».

2*

19

Обскурантистская кампания привела к тому, что институт в 1954 г. был снят Рокфеллеровским фондом с финансового обеспечения, таможенные власти начали систематически задер­живать поступающие в адрес института из многих стран мира материалы, объявив их «порнографическими», а самому Кинзи был предложен выбор — либо отказаться от педагогической ак­тивности, сохранив право продолжать собирание научно-иссле­довательского материала, либо сохранить право на преподава­ние ценой отказа от научных исследований [330].

После смерти Кинзи в 1956 г. реализацию его проекта про­должают его ученики, и из стен основанного им Блумингтон-ского научно-исследовательского института (Institute for Sex Research), возглавляемого антропологом Гебхардом, продолжа­ют выходить новые труды [364, 363, 446 и др.].

, Вклад Кинзи в развитие сексологии можно определить сле­дующим образом: 1) он показал, насколько велик диапазон ин­дивидуальных проявлений сексуальности человека, и предста­вил основанные па огромном обследовании цифры, характери­зующие эти проявления; 2) охарактеризовал динамику возрастных проявлений сексуальности; 3) вскрыл коррелятив­ные связи между основными сексуальными проявлениями и рядом социальных факторов (от степени экономической обес­печенности и образовательного уровня до принадлежности к различным религиозным группам).

Самая сжатая формулировка значения исследований Кинзн принадлежит Бречеру [320]: «...подвел под изучение сексуаль­ности человека надежный квантифицированный фундамент».

Следует также отметить, что, хотя работы Кинзи и его со­трудников и вызывают ряд самых серьезных возражений обще­методического, статистического и физиологического плана (ко-торые будут высказаны ниже), их изыскания способствуют прогрессу науки даже своими недостатками, обнажая пробелы, которые без этого попросту были бы не видны. Так, исследова­ния Кинзи не решили проблемы установления нормы половых проявлений, поскольку основным методом исследований был метод статистический, а проблема нормы половых проявлений только статистически решена быть не может. Основной крите­рий дистрибутивной статистики, за рамки которой не выходил Кинзи, — частотность, а частотность и нормативность—понятия отнюдь не идентичные. В самом деле, если полагаться только* на критерий статистической частоты, то такое явление, как насморк, ввиду его распространенности пришлось бы зачислить, в норму человеческого существования. Но хотя работы Кинзи и не решили проблемы нормативности в сексологии, именно они четко обозначили недостаточность чисто физиологической изу­ченности половых функций.

Выявившийся пробел был восполнен американскими иссле­дователями Уильямом Мастерсом и Вирджинией Джонсон.

В специально оборудованной лаборатории в течение 11 лет, применяя новейшие регистрационные методики, они записали у 694 человек (312 мужчин и 382 женщины) в возрасте 15— 89 лет более десяти тысяч полных половых циклов, при кото­рых фиксировались все основные физиологические параметры, от пространственного расположения и степени кровенаполне­ния отдельных анатомических образований до записи тойов действия. Кроме того, для более детального наблюдения и фик­сации иптравагинальпых половых реакций, а также для оценки иптравагинальных механических и химических противозачаточ­ных средств исследовались половые реакции при искусственном половом акте. Оборудование для искусственного коитуса было сконструировано радиофизиками, специальная оптика и осве­щение холодным светом позволяли производить как наружную, так и интравагинальную цветную киносъемку, конструкция манипулятора давала женщине возможность регулировать амп­литуду и частоту фрикций.

Всем участвовавшим в программе подробно излагались цели и задачи исследования и гарантировалась полная анонимность. Отобранных кандидатов .сначала опрашивали, причем опрос проводился со значительным промежуточным интервалом двумя специалистами: сексологом-женщиной и сексологом-мужчиной, а затем данные сопоставлялись. Это делалось для того, чтобы из числа аппликантов выбрать наиболее подходящих, и, если расхождения между обоими протоколами были значительны, делался вывод, что у данного кандидата страдают либо память, либо способность самонаблюдения, либо способность передавать словесно свои субъективные переживания, и данный аппликапт отсеивался. Там, где отклонения между двумя протоколами были минимальны, кандидат проходил во второй круг, получая воз­можность провести несколько пробных половых актов в усло­виях лаборатории. Если при этом у женщины исчезал оргэзм, а у мужчины не вызывалась эрекция или отмечались сущест­венные отклонения от того прошлого опыта, которым распола­гали исследуемые, и адаптация к осуществлению половой ак­тивности в лабораторных условиях не удавалась, то такие ап-пликанты также отсеивались.

Результаты этого этапа исследований Мастерса и Джонсон, опубликованные в 1966 г. в их первой монографии [449], допол­нили наблюдения Кинзи прямыми физиологическими данными. Теперь сексология располагала фундаментальными сведениями как о статистических вариантах, так и о физиологии половой функции человека. Вместо односторонних субъективных само­наблюдений и словесных описаний, на которые приходилось по­лагаться до этого, были получены точные данные, закреплен­ные в графиках, отражающих количественные параметры, по­казывающие, что, как и в какой последовательности происхо­дит при половом акте.

В своей первой книге Мастере и Джонсон избегали высказы­ваться о систематике патологических проявлений половой сферы, а тем более о лечебных приемах, и ограничились опи­сательной характеристикой тех физиологических проявле­ний, которые развертываются на протяжении копулятивного (или, по их выражению, полового) цикла. Однако это свиде­тельство методологической последовательности не всеми было оценено по достоинству, и некоторые критики не удержались от поспешных обвинений в чрезмерной физиологизации поло­вых проявлений у человека, а также в недооценке или даже игнорировании роли психики, специфически человеческих эмо­ций и других личностных параметров, возвышающих половой инстинкт до степени качественно новой категории — любви. Ответом на эти обвинения явилась вторая книга Мастерса и Джонсон — «Половая неадекватность человека» '[450], излагаю­щая систему клинических взглядов авторов и основанные на этих взглядах терапевтические приемы [56].

Как в первой, физиологической, так и во второй, клиниче­ской, монографии Мастере и Джонсон на основе наблюдений, определенным образом их группируя, строят систематику, кото­рая, однако, отнюдь не отличается принципиальной новизной, и предлагают крайне сдержанные объяснения, не выходящие ва пределы частных механизмов. Тот факт, что исследователи даже не пытались построить единую теорию, так же как колос­сальный разрыв между первой и второй монографиями, выра­зившийся в диаметральном расхождении акцентуаций (сомати­ческих проявлений — в первой монографии и крайней психоло­гизации — во второй), по-видимому, носит преходящий характер и отражает определенную фазу их внутреннего раз­вития, когда после оперирования в пространстве огромного множества очень рыхло между собой связанных физиологи­ческих феноменов проявилось стремление свести клиниче­ские аспекты сексуальности к минимуму, выделив какую-то одну определяющую детерминанту. На этом пути, стремясь, придать своим клиническим взглядам максимальную стройность и простоту, исследователи впадают в чрезмерное упрощение, выражающееся в абсолютизации психогенных факторов в ущерб соматическим.

Так, патогенез ускоренной эякуляции сводится авторами к единому, чисто психогенному механизму, с ограниченным чис­лом вариантов (опять же чисто психогенных): очень многие молодые американцы, говорят авторы, приобретают первый сек­суальный опыт при общении с профессиональной проституткой, для которой быстрая эякуляция есть явление положительное: чем скорее освободит ее первый клиент, тем быстрее она смо­жет принять следующего и тем больше, в конечном счете, зара­ботает. Других же молодых американцев, приобретающих пер­вый сексуальный опыт при общении со случайными знакомыми, в случайной и чаще всего неблагоприятной обстановке (в пар­ке, в автомобиле и т. п.), опять же «подгоняют» как опасаю­щиеся невольных свидетелей подруги, так и сами неблагопри­ятные обстоятельства. Все и всё торопят молодого американца, и привычка заканчивать половой акт как можно быстрее пре­вращается в стойко фиксированный условный рефлекс, от ко­торого он, женившись, не всегда может избавиться ([4,50]. Без­условно, что советские сексопатологи, знакомые с полным регистром начальных и промежуточных патогенетических меха­низмов ускоренной эякуляции (от хронического простатита до синдрома парацентральных долек), подобную упрощенную схе­му в качестве универсальной принять не могут.

Столь же односторонне трактуются этиология и патогенез первичной (по терминологии авторов) импотенции; к этио­логическим факторам отнесены психо-сексуальная травматиза-ция при первых попытках начала половой жизни, религиозное воспитание, несбалансированное материнское влияние в детские годы и случайные гомосексуальные контакты, т. е. только фак­торы, воздействующие на психическую составляющую. Доста­точно сопоставить соответствующий раздел книги [450] с анали­зом дебютантных форм импотенции, рассматриваемых совет­скими сексопатологами [67, 152], чтобы убедиться в полном игнорировании американскими авторами столь важных для рас­сматриваемой формы конституционального и нейрогуморально­го аспектов. Нельзя понять и отсутствие в длиннейшем списке рекомендуемых лабораторных методов исследования таких простых и обязательных в нашем понимании ингредиентов па­раклинической части обследования, как сперматограмма, опре­деление уровня 17-кортикостеровдов в моче и анализ секрета простаты.

Однако, несмотря на все отмечаемые у Мастерса и Джонсон и Кинзи с сотр. недостатки, обусловленные трудностями ста­новления интегральной клинической специальности — сексопа­тологии, проведенные ими исследования нанесли сокрушающие удары по господствующему положению, которое вплоть до се­редины века занимали в общей и клинической сексологии пред­ставители фрейдизма. По признанию Marmor (1973), начало 70-х годов знаменует конец классического психоанализа, ищу­щего спасения в ассимиляции идей информационной теории, кибернетики и даже общей теории систем Берталанфи. В одной из последних программных сексологических публикаций психо­аналитиков Кунцлер [425] все еще пытается развенчать значе­ние объективных симптомов в диагностике расстройств потен­ции, выявляемых «органологами» Heinke, Doempfer (1960) у обследованных ими сексологических больных с частотой 5— 20% в противоположность психоаналитику Bergler (1937), об­наруживавшему ее у своих пациентов только в 1°/оо (промил­ле!). Спекулятивность и умозрительность психоаналитических построений объясняют враждебность психоаналитиков по от­ношению к любым попыткам параметрирования.

Представленная характеристика основных направлений в сек­сопатологии была бы неполной без упоминания так называемо­го викторианизма, уходящего своими корнями в христи­анскую мораль. Однако данный термин ![320] нельзя признать удачным, так как он сужает истинные временные рамки этого направления и маскирует его религиозные истоки. Поэтому в данной работе это направление будет обозначаться как п у р и-т а и с к о-а скетическое.

Широкое распространение термина «викторианизм» объясня­ется не только желанием избежать конфликта с церковью в странах с сильным ее влиянием, но и тем фактом, что именно в эпоху царствования английской королевы Виктории (1837— 1901) были наиболее распространены ограничения, связанные с сексуальной этикой, и прежде всего так называемая двой­ная м о р а л ь, т. е. различия в кодексах сексуального поведе­ния мужчины и женщины. Одно из проявлений викторианских установок — лозунг Ladies don't move (благовоспитанные дамы не шевелятся) предписывает женщине отдаваться пассивно и сохранять полную двигательную и эмоциональную заторможен­ность при половом акте, вплоть до диссимуляции оргазма и каких бы то ни было иных положительных чувственных прояв­лений, если они имели место. Религиозная мораль противопо­ставляла духовное плотскому, осуждая любое сексуальное про­явление, не связанное с прокреацией. В течение столетий идеа­лы аскетизма утверждались авторитетом церкви, стремившейся подавить сексуальные проявления и добивавшейся этого мето­дами устрашения. Однако по мере распространения научных знаний становилось все труднее поддерживать этот страх. Авторитет религии начинал шататься, и на смену ему прихо­дил авторитет науки.

В этот критический момент церковь получила неожиданную поддержку в лице профессора барона Рихарда фон Крафт-Эбин-га [421], который в серии работ, регулярно публиковавшихся как при его жизни, так и после его смерти, представил сексу­альные проявления как паноптикум постыдных, нелепых и, наконец, трагичных по своим последствиям поведенческих актов.

Согласно викторианскому идеалу, благовоспитанный молодой человек в надлежащее время влюбляется, делает предложение руки и сердца, сочетается браком, а затем во имя прокреации время от времени совершает половой акт со своей супругой, сохраняющей при этом полную неподвижность и абсолютную невозмутимость. Педантичные описания бесчисленных отклоне­ний от этого викторианского стандарта Крафт-Эбинг сопровож­дает рассуждениями о «моральном вырождении» и об онанизме как причине сексуальных отклонений, от фетишизма и гомосек­суализма до Lustmord (убийство, стоящее в непосредственной связи с половым возбуждением).

Несмотря на то что научно-историческое значение исследова­ний Крафт-Эбинга не выходит за рамки наблюдений и началь­ной фазы систематики,- влияние его продолжает сказы­ваться и поныне в виде издания его трудов и всяческих науко­образных произведений, по форме оригинальных, по сути же целиком инспирированных идеями и установками Крафт-Эбин­га. Когда уважаемый профессор публикует на страницах выхо­дящего огромным тиражом массового журнала «научно-попу­лярную» статью, весь смысл которой сводится к доказательству того, что половая функция, в отличие от всех других функций (в частности, дыхательной и кровоснабжения), не является обязательной, что от полового воздержания еще никто не умер и что вообще всякий секс, даже совершаемый с законной я^еной, все равно предосудителен— такая статья не может не вызвать восторга у чиновника, служащего по департаменту обществен­ных нравов.

В наши дни все завершается тем, что уважаемый профессор попадает в рекламные буклеты в один ряд с поставщиками бульварного чтива.