шиєм и естественностию, которой нимало не противоречат беспрерьівньїе сравнения. Дух, не находя еще в себе самом особенньїх форм для полного вираження в его глубине зарождающихся чувств, невольно обращается к природе, с которою он, по своєму младенчеству, еще дружен, и в ее предметах видит, чувствует подобне своего гораздо явст- веннее и вернее. Посему-то находите столь частне сравне­ния с окружающею безукрашенною природою, столь час­тне беседн с буйним ветром, дрібним дождем, чергама тучами. Унилая, вещая зозуля, одинокий явор, плакучие ивн и гибкие лози, печальная калина, крещатнй барвинок— син змблеми отдельннх состояний духа невольно ему на- поминают его самого, и он внражается ими как би потому, что не может иначе *; когда, напротив, в метафорах рус- ских песен замечаем больше искусственности, некоторого рода произвол и желание прикрас. Если сравнения отри- цательньїе составляют, по мнению г.г. Глаголева ** и Гне- дича ***, отличительное свойство народной поззни русской, то малороссийские будут отличаться положительностию своих сравнений...

О стихотворениях червонорусских

С легкой руки Котляревского — сочннителя перелнцо- ванной «Знеидн», «Наталки-Полтавки* и прекрасной пес- ни: «Віють вітри, віють буйні», давно сделавшейся народ­ною,— наш малороссийский или южнорусский язик пошел успешно в литературное дело; а князь Цертелев в добрий час проложил первнй путь малоросснйским народним пес- ням для дальнейшего хода их по славянскому миру. У нас,, особенно в истекшее десятнлетие, появилось значнтельное количество литературних пронзведеннй в стихах и прозе на язике малороссийском. Между ними первое место за- нимают повести Грицька Основ’яненка, превосходньїе по своєму составу и по своєму вираженню живому, вполне на­родному.

Впоследствии ми представим нашим читателям обозре- ние всего, что вншло у нас, пренмущественно из Харькова. на язике малороссийском: а теперь известим их о начат-

* В примере малороссийского изречения, сильного своим бессилиеч виразиться, можно привести следующее уверенне или божбу: «Коли я теє або отеє, так нехай мені абнще, Бог зна що, от що, а не тільки що!»

** О русских народньїх песнях. «Труди Общества любнтелеі рос- сийской словесности», ч. XI, 1818, с. 38.

*** «Простонародние песни нинешних греков» Н. Гнедича. СЛб.. 1825, с. XXXIII.

115

клх лнтературной деятельностн на том же язьіке. но возіщк- шнх на другом, протнвоположном конце Южной Руси, от- деленном от нас раз лучним Днестром. Я разумею стихо- творения, которие в последнне пять лет (1835—1839) на­писань* галицкнми русинами н напечатанм во Львове, Пере ми шле, Вене н Будиме.

Червоная нлн Галндкая Русь, несмотря на ее пятивеко- вое полнтнческое отчуждение от великого русского мира, все близка для русского сердца н особенно для Києва. Она близка для Кнева не одними историческими воспоминанн- ями о той тесной государственнои связн, в какон били они за пять веков, когда Карпатские гори подперти еще бьілн ж е л е з н ьі м н її о д к а м н русских князен ¹ — о том церковном единстве, в котором пребивалн они долго, и по утрате Галичем государственнорусской жизни,— о том взаимном общенни по делам верьі и просвещення, которое велось между ними, когда и Кнев бил под короною поль- скою — н о той горькой чаше верогонення, которую Кнев заодно с Червоною и всею Западною Русью нспнл под вла- дичеством Польши. Зта чаша истощнлась только с разде- лом польских владений: тогда большая часть Западной Ру­си возвратилась нз-под корони польской опять под царст- венний венец Мономаха,— и только Червоная Русь доста­лась на долю Австрин, в составе которой поконтся н теперь, вместе со многими другими землями славянскнмн. Но и те­перь она близка для Києва по нх народному, кровному единству: ибо коренной народ Червоной Руси н теперь тот же, что и прежде бил: та же русская речь звучнт за Днест­ром, что и на Днепре; — на том же язике народная песнь оглашает Карпатские гори и раздается по Украинскнм сте- пям и берегам черноморским. В Киеве, наконец, об нмени Галича напоминает непрестанно и служение церковное — молитвенним возглашением к творцу о митрополите К н- евском и Галицком. Потому-то для Києва особен­но прнятно возобновление и лнтературной деятельностн на русском язике у нашей заднестрянской братин. Стихотвор- ние опити нх не такого еще достоинства, чтоби подвер- гать нх строгому суду критики:

«Они без ПЬІШНОГО сияния ЯВ|ш~^л -~, Едва приметай красотой...»

¹ Вираженне из песни о полку Игореве. где древнее величне Га­лича нзображено в лице Галнцкого князя Ярослава Осмомьісла: «ви­соко сндит на своем престоле златокованном; ти подпер гори Угорския своими полками железними, заградив путь королю, затворна ворота Дунаю, кндая громади через облака,— суди рядя до Дунан. Грози твон по землях текут; отворяешь ворота Києву: с золотого отцовского престола стреляешь ти Салтанов за землями дальші ми Ь

116

Но з аго зтн первоцветк» червонорусской музи так же ра- дуют собою кневляшіва, как весінняя мурава ва протали­нах,— как первие подснежннкн. когда засннеют она ва го­рах кневскнх.

Образованний класе червонорусекого народа состава ет духовенство: нбо дворянство н там, еще за поаьспх ко­ролем, отстало от своей народности н от верн своих орел- ков. Юное поколение галіщкого духовенства получает своє образованне в семннарни львовской п в особо ддя него уч- режденном венском конвикте. Потому и ствхотворевня. о которих ми говорим, написани мпомцамн снх двух заве­дений. Зти стихотворения сочинени бодьшею часпио ва разние случаи, более или менее торжественние, н вапеча- тани отдельнимн брошюрами. Те из них, которие жздави в Галншга (во Львове—«в заведеннн Ставропнтшйском> и Перемишле «в друкарні руського єпископа») напечатани славяноцерковними буквами, что иридает им ирнятний вид родной старини, воспоминанием о которой оживляюся ■ самие песнопення. К числу зтих червоворусских и?заний прннадлежат стихотвориие брошюри: Левицкого, Уствво- вича н Могильннцкого.

И о с и ф Л е в и ц к и й, парох или священник Шкодь- скин, известний своєю грамматикою малороссийского язи­ка (нзданного на немецком во Львове 1834 года), с не мень- шим успехом подвизается и на лирнческом поприще.

Левицкий в своих песнопениях часто прибегает к своєї отечественнон мифологии; почему, например, его стих зо честь Снегурскому начинается так:

Русалочки, що в Карпатах.

Всюди роєм видно вас!

Люди кажуть по всіх хатах.

Же нічний вам милий час.

Вследствие того же стремдения к родной мяфологйИ. Левицкий переделал на свою стать Гетева «Лесного царя» и напечатал под следующнм заглавием:

«ЕрлькенІг» Гетого, переведен на малорусскнй «зкк і назван «Богинею» Іоснфом Левицьким зо III кд а.— В Пе­ремишлі. 1838, в 8».

Но зта «Богиня» не удалась Левицкому: видно, не по­ра еще передавать немецких позтов малороссмйеким язк- ком...

Зато прнятно нам било увндеть самоцветний позгаче- ский проблеск — в стихах Никольї Установ*** *Слеза гробі... Михаїла... Гарасевнча», в Львіграді, 1^36. Зта «Сж* за» до снх пор єсть лучшее перло червонорусской

ПІ

кой музьі и подает значительную надежду на позтическое дарование Устиановича.

[...] Желая Лисенецкому и всем товаришам его воз- можньїх успехов на поприще стихотворном, ми заметим одно: зачем на его «Воззрении» надписано, будто оно изо- бражено язьїком малорусским? Ни один малороссиянин не назовет зтого язьїка своим; да зто и не великорусский, и не белорусский язик: зто искусственное словяно- русское словосочинение, которьім лет за сто писали наша русские стихотворцьі, и оттого их произведения состари- лись преждевременно; оттого в наше время не читаются или читаются с трудом даже такие писатели, как Сумаро- ков и Кантемир. Любопьітно взглянуть в атом отношенни. на «Песенник», изданньїй Новиковьім. Каждая часть оно- го начинается современньїми романсами, оканчивается на- родньїми русскими песнями: теперь тех искусственньїх ро- мансов и читать нельзя; а безискусственное, простое ви- ражение народних песен и теперь прекрасно. Иная песня живет уже в народе два, три и более века; но ее вьіражение не состарилось и цветет такою свежестью, как будто она сложена в наше время одним из лучших позтов. Достоин- ство народних песен вполне признано только в наш век, когда и литературннй или письменний язьік наш так усо- вершенствовался чрез приближение к живому, естествен- ному народному язику русскому, от которого так далек бьіл книжний язьік русских писателей прошлого века. Тредья- ковский, которого стихи так непрекрасньї, народньїе песни назнвал подльїми; между тем, как Пушкин лучшим щегольством для своих несравненньїх стихов почитал в ьі- ражение народное и очень любил свои пьеси, на- писанньїе в народном вкусе; а Мерзляков и барон Дельвиг приобрели себе славу, подражая народним песням в своих песнях, из которьіх некоторьіе в свою очередь сделались на­родними.

Вековой опит нашего русского стихотворства должен послужить в урок для писателей червонорусских. Пусть они избегают искусственного словосочинения и стихосложенияі Живая литература у них может процвести. только на их народном, живом язьіке; пусть они все изучают его в на­родних пословицах, поговорках, сказках и еще более в песнях малороссийских, особенно украинских, где народное внражение процвело с наибольшею силою и красотою. Тем более зто прилично червонорусской музе, которая возрож- дается в средоточии славянского мира, и в ту именно пору, когда почти все славяне сознали цену своей народности и так горячо за нее ухватились.

118

Между стихотворениями червонорусскими, зтим обще- славянским направлением к своенародности отличается особенно «Русалка Дністровая. У Будимі. Письмом коро­лівського всеучилища Пештанского. 1837. в. 8, стр. \33».

Известннй на Москве И. В. Попов, пиша некогда о нервом издании позм малороссийских песен, виразился так: «если отечества І дим нам сладок и приятен, то еще сладостнее для нас благоухание дветов отечественньїхі»

Зти слова можно применить к Дністровой русалке», кото- рая и дьішет и благоухает своенародностию, и представля- ет собою уже не брошюрку, а делую книжку стихов и прози на язике Южнорусском. В составленни «Русалки» участ- вовали своими статьями три галичанина: Далибор В а- г и л е в и ч, Ярослав Головадкий и Руслан Шашкевич.

Вначале зтого первого червонорусекого альманаха по- мещеньї туземньїе народи ьіе песни, числом 21. К ним приложено небольшое рассуждение о песнях, написаиное Вагилевичем с теплою любовью к своєму предмету и зна- нием дела.

Затем следуют складання, т. е. сочинения упомя- .нутьіх трех галичан. Нам приятно било узнать отсюда, что Вагилевич, известннй своими разнсканиями отечественнон народної! старини, обладает и дарованием стихотворннм: в «Русалке» напечатана его стихотворная сказка «Жулин и Калина» и стихи про горного удальца старого Мадея. [...]

Головадкий поместил очень милую песню, во вкусе на- родном, под названием «Два віночки...»

[...] Из сочинений ПІашкевича помещенн здесь «Оле­на» — сказка в прозе, и шесть стихотворений; из них более других нам понравилась «Веснівка»...

Третье отделение «Русалки» составляют переводи. Здесь помещеньї шесть сербских и четнре чешских народ- ньіе песни из «Краледворской рукописи», переведенние Шашкевичем, и две сербские песни, переведенние Голо- вацким.

В последнем отделении «Русалки», названном «Стари­ною», помещенн: «Передговор» Шашкевича к старине; три малороссийские песни из старой рукописи; межевой лист 1424 г.; «Коротка відомость» о рукописях славянских и рус- ских, находящихся в книжнице монастиря св. Василия Ве­ликого во Львове,— составленная Головадким. В заключе- ние предложена библиографическая мисль о книге «Руськоє весілля», описанное через І. Лозинского, в Пере- мьішли; 1835; Зта книжка на малороссийском язике на-

119

печатана латинопольскими буквами: и «Русалка» не хочет а почти плачется на Лозинского за такое отступничество от славянорусской грамоти.

Чтоби показать, как «Дністровая русалка» вьіражает- ся прозою, вьіпишєм половину ее предисловия.

Не журися, «Русалочко з-над Дністра», що-сь непри­брана,— в наряді, якій вод природи и простодушного в простосердного народа своего пріймила-сь,— стаєш перед твоими сестридами. Они добри, воддачят ти, пріймут тя и прикрасят».

На зту милую оговорку «Дністровой русалки» можно отвечать только стихом нашего земляка Богдановича:

«Во всех ти, душенька, нарядах хороша!»

Представив читателям «Киевлянина» юбозрение первьіх явлений червонорусской музьі, ми приветствуем ее і ее воз- рождением и желаем ей успешного, непрерьіваемого воз- растания и процветания; желаем ей вдохновений своена- родннх, песнопений на самобьітннй лад, и в заключеНие скажем ее же словами:

«Заспівай світу тими голосами Що-сь переймала од красной природн...

Покажи світу, счо ті ні Татари З білого личка красоньки не стерли,

Ні бусурмани поганської пари,

Ні ляхи чорної душиці не вперли!»

О ПРАВОПИСАНИИ МАЛОРОССИЙСКОГО ЯЗЬЇКА Письмо к Основьяненку

Давно уже сбираюсь я, по вашему вьізову, изложить вам мой мьісли о правописании нашего малороссийского язьїка... и вот я отвечаю вам, на печатное печатно. Кстати- же у меня теперь под рукою множество рукописей стари­ни из разньїх кондов Южной Руси, из разньїх веков. И те­перь еще рябит у меня в глазах от зтой пестрой, поблеклой старини; но зато свежа в памяти правопись наших предков. Замечая оную в собственноручном универсале гетманской, и в писаннях духовних особ, и в бумаге судейской, и в гра­мотне едва-грамотного простолюдина, я имел случай за­пастись вновь сведениями о том, как писали у нас встари- ну, поверить вновь и кой-в чем усовершить правописание, которое начал я употреблять еще с первого моего издания малороссийских песен, в Москве, 1827 года.— В то время не бьіло еще повестей Основьяненка; главньїм и почти един-

120

ственним печатньїм кодексом малороссийского язика би­ла «Знеида» Котляревского; украинские думи, изданние князем Цертелевьім, не находили себе сочувствия у наших панов-земляков, которьіе, привьікши в народе своем видеть только рабочего мужика или горького пьяницу, не подозре- вали и в песнях народних ничего достойного внимания. Правда, била уже тогда и грамматика Павловского; но в лей предложено такое не-малороссийское правописание, что лучше б его и совсем не било. В последние годи до­вольно много издано прозаических и стихотворннх книжек и брошюр на малороссийском язике у нас в России и в Австрии; но к сожалению все оне умьішленно и произволь- но рознятся в правописании, 1 потому все оне своим пра- вописанием одна хуже другой. Но ни одна из них зтим ;качеством не превзошла еще грамматики Павловского, ко- торьій начал употреблять русские букви для малороссий- ской речи так произвольно, как будто до него не било гра­моти на нашей православной Украинской Руси.

Правописание каждого язьїка, хотя и много зависит от личноґо произвола, но тем не менее полагает в основание себе прежнюю письменность своего народа, и должно сохра- нить в себе то, что освящено уже привичннм, вековим упо- треблением. Зта историческая стихия письменности народ- ной іне позволяет вьідумивать правописание вновь; и вслед- ствие з той 'Нсторической стихии — как би ни било просто удобно п, по видимому, даже народно новоизобретенное правописание, оно не приймется. ...Таким же образом и на­шей малороссийской правописи не должно, да и нельзя уже бить простою, внешнею копировкою звуков язика буквами. Оно должно необходимо, кроме нсторической своей стихии, виражать более или менее внутренние, зтимологические закони и свойства нашего язьїка. Без зтого не может бить п правописание нашего язьїка, долженствующее прости­раться на все его видоизменения, какие существуют в ус­тах говорящего им народа — от Карпатских гор до степей Задонских и берегов Кубани.

[ПОЛЕМИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ МАЛОРОССИЙСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ]

НІ Дело обьїкновенное, что с наступлением нового пе- риода в жизни народа являются новие стремления и в его словесности, при которьіх она, не удовлетворяясь прежними своими формами, является в нових. Но когда же зто било у нас в Малороссии, чтобьі вдруг пришлось не по вкусу все,

что било написано у нас, качиная с Нестора? Такого кру­того попорота но в кусе не б мло ни в том поколений мало­россиян, в котором я ви лея первопачальиик повой нашей ело- весности Котляревский, ни в поколеииях дсвятнадцатого века. Какой пной дух, какую ипую речь потребовалось нам явить в новой малороссийской словесности? Конечно, тот же народний дух и ту же народную речі., какими лишала и звучала вся каша народная словесності, изустная н от- части письменная — во все время Украйни козацкой. На что же виставлять перед громадою новую нашу словес- ность, как небивалое диво, когда ока есть продолжение прежней. Малороссийский народ издавна вьіражал на сво­ем язике свою душу, свою домашнюю п общественную жнзнь, и оставил в наследие нниешнему столетию, в обра- зец и в науку для ковой словесности, богатий запас своих предаиий, пословиц, сказок и песен. То, что написано на малороссийском язике в нинешкем столетки, потому и мо­жет називаться словесностью, что оно есть гіродолжение прежней малорусской словесности, которая процветала во всю битность Украйни козацкой н, в свою очередь, била продолженнем словесности, существовавшен по времена Украйни княжеской. Новая словесность малороссийская произошла из прежней прямо н непосредственно, так что не било между ними и десятнлетнего промежу гка. В тех же девяностих годах, как прославился Полтавец Котля­ревский своєю Знеидою, являлея и последкий представи- тель староукраинской словесности, запорожец Головатмй. с своєю песнею:

Ой годи нам журитися,

Пора перестати,—

петою на черноморском праздннке 1792 года и тогда же напечатанною. Головатому приписивают в Малороссни и сочинение известной запорожекой вирши на Великдень (Христос воскрес, рад мир увесь!). Но вот что пнеал мне Г. Ф. Квитка в своем письме от 3 октября 1839 года: «Вир­ши, желаемой Вами не нмею, но буду стараться отискать верний список. Кажется, она не Головатого, а точно, во дни слави Таврнческого известна стала, и сколько помию, тогда називали кого-то другого сочиннтелем. Головатий 'же в то время бил уже коротко знаком с отцем монм, н потому все относящееся к нему кас интересовало, и ми, дети, знали би, что вирша им сочинена, а то, несмотря на занимавшую нас и твердимую нами наизусть внршу, ми не относили ее к Головатому». Вот одно из свидетельств, как у нас в старину били по вкусу стихотворения, на малорос-

сийском язике сочиненньїе. То же подтверждаетея и дру- | ги ми свидетельствами, например: тетрадями, кое где уце- левшими от ирошлого столетия. В них списаньї били и на- родньїе песни, и разньїе малороссийские стихотворения, как видно, бьівшие в ходу у современников, но потом совсем позабитие. К числу давних стихотворцев на малороссий­ском язьіке, бивших еще до козака Климовского, принад- лежит и гетман Мазепа, сочинивший известную песню.

Вси покою щиро прагнуть,

А не в один гуж вси тягнуть,—

и львовский єпископ Иосиф Шумлянский, сочинивший пес­ню на Венскую войну 1683 г., в укоре малороссийскому гет- ману:

Жалься, Боже, на гетьмана Самойловнча Йвана.

Сюда же прннадлежат неизвестние сочинители стихов и песен на первие победи гетмана Хмельницкого (1648 г.), в укор коронному гетману Потоцкому, напр.:

Глянь обернися.

Встань подивися!

Сам Богдан Хмельницкин, как говорит предание, сло- жил известную песню «Чайку», которая, по всей вероятнос- ти, била подражанием той народной женской песне (сли- шанной мною от старих козачек надднепровских), в кото- рой осиротелая вдова изображена под видом чайки, стеня- щей о своих детях. И так, у нас давно била словесность на малороссийском язике, не только изустная, но и письмен­ная. Изустная словесность, достигавшая високого совер- шенства, окончила свой песнотворческин век под конец Екатерининского века, когда окончилась прежняя жнзнь Малороссии и настал новий ее период. Тогда же настал новий период и для словесности малороссийской,— пери­од возрастання письменнои или книжиой словесности. ко­торое началось с Знеиди Котляревского, напечатанной 1798 года (...]

(...) Не напрасная лн зто тревога? Смех, возбужденний комическою позмою Котляревского, никак не мог бить па- губньїм для начатой ею новой малороссийской словеснос­ти; напротив, он бил знаком полного успеха позми и за- логом живого сочувствня Малороссиян к своенародному слову в литературе. Смех бил всегда по душе Малороссия- иам, хотя би он бил и сквозь слезьі. Народная малороссий- ская словесность, как видно по множеству ея гулливих и сатнрнческих песен, сказок н побасенок, любила смехотвор-

123