Будем р а довиться паде ж до/і п не предядим '>ягпнчіш* того, чем уже можс-м гордиться; не оставим п мргигПрг^*,

IIии тех драгоцеиностей, кякими уже НЛЯДССМ МЛИ МГ»КЄМ овладеть, если не будем равподупіпьі и донерчигш к Пймяти народной.

Но чем можем ми гордиться? кякими дрягоценностями

И.і.'їдеем? ЗТИ попроси ОСТЯЮТСЯ ДО соле НЄрЄІИЄИПЬГМИ, л;іже нетронутими. Впрочем, дя не иодумает читятель, что я ос» мелилея пр йняться за зтот труд. Нет, ->то еще ряно. Моє намерение укялять только ия йяжиейшес, еделять не Гюль- ше, как общин очерк памятииков народной словссности украинской; и очень рад, если упущу из виду не все, что заслуживает особенное вннмание любителей.

ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ ЗНАЧЕНИМ РУССКОЙ НАРОДНОЙ ПОЗЗИИ

Рец. На Сочинение Николая Костомарова, Харьков. 1845

У нас теперь уже не редкость усльїшать слово о народ­ной поззии, не странность посвящать ее изучению месяцьі и годьт и писать о ней статьи и книги: шаг вперед и тем более утешительний, что мн его перешагнули не на помочах на­ших западньїх пестунов, а сами собою, управляемьіе своєю собственною сознательною волею. Не без того, чтоб слова знатоков не мешались тут со словами невежд; но зато и в числе знатоков можем указать на таких, каких немного в нслой Европє, Доказательством служит между прочим и книга Костомарова, которой заглавие виставлено в начале *той статьи, книга драгоценная не для одних русских лю­бителей народности, но для Грим мов и Тальви столько же, как и для Сахарових и Снегиревих, Караджичей и Колла- ров. Бзгляди сочинителя у нас новость: но на западе они еще более новость: у нас били по крайней мере намеки на некото- рне из них, а там... просмотрите сочинение Тальви «СЬагак- іегіяіік <1ег Уо1кз1іе<іег», лучшее изо всего, что до сих пор било об угом написано, и увидите разницу по крайней мере на столько же, на сколько єсть разница между изучаюіцим народности из книг, и тем, кто им и народу посвящаєт свою жизнь, или между народом, отдаливишмея от своего народ­ного, и тем, котормй иесмотря на влияние чужини, бережет свою народності» как драгоденное наследие предков. Кос­томаров висказал в своей книге не все, что би должен бил висказать, оставил многое на доделки; но и в таком виде,

Ік

и киком книги ШІЇШіГ, он я драгоні іншії тлврт дл*

рИГО(ЮМ И У'М'ММЯ И ОДНИМЯР? ОДНО Я і ИИ/ІНМ/ М"-( Г ¹*^! <*<*/

книгами о няродиой ио-яии, ямінядиіими и іичмяМЛ »(г*МА,

Книги нечигились и иебоямном чнсл* ькУїмнлмрЩ И ПОТОМУ не ЛННІИИМ буДЄ7 НСреДЯг*, ХОМ. Я ііИ/їіО?>•'/ мок**

СО. ООДСрЖИНИе И НО'ніИКОМИ'Н,, /ОМ. <■ ИОЖ^ПОМІК Я

С0ЧИИИТЄЛИ ТЄХ й:-і ЧИ'І«ТЄЛЄЙ, КО?'>рМЄ И< б/;І/Г ИМ*"»Ь ' «У' мни ирочєсть сммую книгу, Кстяти я гіроіп/ ии'*ля и с;лоя#И О'І себя О том, ЧТО, по моєму МИТНИК», ДОЛЖМО Лм>і'< рассмотрено автором ииаче.

Були три причини, говори? сониии'геЛі», пр'/б/дишяях

ЛІобоВЬ К ПрОИЧМРДСНИЯМ НЯрОДНОЙ ІІОі’.ИИ, І) ЛИТерЯТу^»

ПНЯ -—СЛЄДСТИйе уийДКЯ КЛ8С.СИНИЧМИ, крижлуюиі[иеі'-ігфбшм КЛЙССИНЙЗМа И рОМЯИГИЗМа ПОМИЛИЛИСЬ ЦЯ ИДДО иарод кости; 2) иолитическая, нроисіпедиіии и» опіоінсниЙ яр»#*- тельств и народов; о) историко 'Смиеиіифйядеяяя Нмчи'м в а ю несколько слов о носледией: «Помстяуя о собмтии яли ОПНСМВаЯ ЙСТОрЙЧЄСКОЄ ЛИПО, ИСТОрИК ДОЛЖСЯ П^ре/ШЬ

изображение своего предмета так, тгобм читятелі» мог от* ЛИНИТЬ его ОТ Других И ПОНЯТЬ. /їли '/ШГО ОЙ ЛОЛЖЄЙ И*У' чать все то, что в мире ч&лойечес ком кладе? на раяумиві существо печать различия, месло и Ярема, на рол и яех, «Зто йзучается всего лучіне из народиой литературм, іщ родной поззйй». Если кто хоче? и ;учи?ь и узнать яежяиіи», то должен следить за ним в те минути, когда ой деЙШгуел не думая, как ему виступить, каким показаться, когда іт вовсе не замечает, что за ним присматрияак/т: я прї/іншмом случае он старается показаться таким, шкш ему бмть хо- чется. Для узнаний народного характера надобно посту- пать так же; надобно искать таких источнйкоя, » которш би народ висказьтал себя бессознательно,— и к ‘ішш то источникам прииадлежит литература: она єсть виражай¹- общєства, особенно литература народная, особенно народ­ная поззия, особенно народная песия, «виражай чувсїва не вьіученнне, движения души нсггритяорнмс, понятий ие занятне, вьїказьтвая народ, каким он єсть, н прииадл'жл народу как єдиному лицу».

С зтим, кажется, нельзя не согласйться; тем не исям • странно, и жаль, что говоря о народиой поззии русской, сочинитель говорил только о песиях и как будто с у маси лом забьіл сказки, нередко отличающисся от песен только внєшним складом.

«Вообще, продолжает сочинитель, в значений важносля для дееписатєля, песни могут бить рассматряьасмь» я слє-- дующих отношениях: 1. как летописи собьгтйй, йсточйййй для внешней истории; 2. как «зображення народного бмта,

т

источники для внутренней истории; 3. как предмет ф_ИЛо логического исследования; 4. как памятники воззрения народа самого на себя и на все окружающее». «Сочинитель обращает внимание на зто последнее отношение, видя | нем самое важнейшее и непреложное достоинство песен | в книге своей рассмотрел песни русского народа 1 з_Т0^ точки зрения, т. е. «как народ нам вьісказал в своих произ- ведениях свою собственную жизнь — духовную, историчес- кую и общественную». Под именем первой он разумеет взгляд на отношения человека к вьісшему существу и при- роде; под второю — его прошедшую политическую жизнь; под третьею — как прошедшую, так и настоящую жизнь его', рассматриваемую іп зіаіиз дао, ®зятую как бьі в один мо­мент его существования».

Просмотрим содержание всех трех отделов сочинения. Не напрасньїм считаю впрочем прежде заметать, что сочи­нитель понимал под названием «русского народа» не одних великоруссов, а оба его отдела — северньїй и южньїй. Кому покажется зто странньїм, тот пусть подумает, не страннее ли де лить его на два народа, не более ли разницьі между се- верннми и южньїми немдами, или между северними и юж- ньіми французами, нежели между северньїми и южньїми русскими, и между тем єсть ли хоть какая возможность де- лить немцев или французов на два народа? (Ни слова о белорусах: зто часть великорусского отдела).

[...] Есть еще нравственньїе думьі, в которьіх показнва- ются отношения детей к родителям, братьев, супругов, дру- зей между собою, и пр.» От всех зтих песен должно отде- лить вирши, создания большею частию студентов семинарий | академий: язьік в них «письменний», изложение отзьі- вается педантизмом. В песнях обьїкновенннх есть тоже чертн религиозние, и главная, по мнению сочинителя, без- условная преданность воле божьей. «Когда Украйна страда- ла от притеснений ляха, народ со смирением искал причини своих бедствий в несправедливих судьбах божиих: «Тільки бог святий знав, що він думав, гадав, як на українську землю недолю посилав». «И теперь бедньїй берлак-горемн- ка с таким же смирением переносит своє горе: «Такая, боже, твоя воля, то несчастная моя доля». «Притом несчастье, по народному понятию, есть следствие грехов наших: «за що, говориться в одной думе, став нас господь видимо карати, хліба-солі збавляти? За те, що не стали ми бога почитати, отця-неньки шанувати, ближніх сусідів стали безневинне зобижати,— тим у нас і порядку не стало ставати». «С та­кими понятиями малорусс равнодушно переносит горести и бедствия земной жизни. Одна только надежда, одна от-

рада для страдальца в вере. Страдая оно молится, молясь надеется, надеясь верит».

Прочитав зту главу, нельзя не пожалеть, что сочини- тель не имел средств обрисовать релнгиозность великорус* сов: отличие их от малоруссов вьісказалось би тут в ярких красках.

Отделивши в главу о религии одни христианские верова- ния народа, сочинитель соединил все другие понятия и суе- верия во второй главе — о природе. Тут, заметя, что в пес* нях народних рисуется природа, среди которой живет на­род, он продолжает: «В предметах природи народ ищет жизни, а не. призраков, хочет с ними сообщаться, не только телесно, но и духовно. В природе есть для человека смисл, применительний к его общественному существу. Человек видит в окружающих его предметах не одну грубую без- жизненную материю: напротив того в нем есть тайное око, которое видит, что и грубая материя имеет связь с духов­ним существом,— есть тайний голос, которнй указивает, в чем состоит зта связь. Народ мало того, что вносит в свои произведения образци физической природи,— он оживляет ее; природа получает в глазах его разумное бнтие. Таким образом предмет телесньїй, входя в произведения народной поззии, получает в ней духовное значение, которое являет- ся в форме применения к биту нравственного существа: зто назнвается в обширном смисле символом. Народньїе сим­воли, расположенние в системе, составляют символику на­рода, которая служит нам важним источником для уразу- меиия его духовной жизни. В общем смисле символика природи есть продолжение естественной религии. Переходя к символике русского народа, сочинитель находит, что она «имеет три рода оснований: 1. некоторие символи имеют своє основание прямо в природе и совершенно ясни; 2. дру­гие основаньї на историческом употреблении известного предмета в жизни предков народа; 3. наконец есть такие символи, которьіе основаньї на старинних мифических или традициональньїх сказаннях и верованиях, составляющих достояние народного баснословия». По предметам же сочи­нитель делйт русские символи на пять разрядов: 1. символи стихий небесних и стихий с их феноменами, 2. символи местности, 3. символьї царства ископаемого, 4. раститель- ного, 5. животного. В рассмотрении символов сочинитель ограничивается только теми, которие представляются ему в царствах растительном (цветьі и травьг, деревья) и отчас- ти животном (птицьі), и тут вьісказьівает много замечанни и сближений, которьіе делают честь его наблюдательности и знанню народной русской поззии.

Как ни любопьітна впрочем зта глава, взгляд сочините- ля тем не менее кажется односторонним. Ограничивать одною символикой весь круг позтического взгляда народа на природу нельзя. Символ есть только образ, представи- тель идеи, телесное на'ЇГб'мйнание о ней, ее условная форма; а народ, как и всякий человек, идет и находит в природе не одни только образи своих идей, не одни только формьі, которьіми может обусловить свои идеи, но и идеи, в ней самой живущие, не ему подвластньїе, а им владеющие, идеи сильї, правящей всем миром, частньїе сильї, на которьіе глядит он, как на лучи всемирной сильї. Сознание сил в при­роде одно только и может одушевить его позтический взгляд на природу: все другое служит только прикрасой ви­раження его позтических дум. Зтим сознанием сил в природе творит он для себя мифьі о том, где какую силу увидел он в природе, как она им владеет, как может над ним тяготеть или ему помогать,— и в зтих-то мифах вьіражается взгляд его на природу.

[...] Историческую поззию малорусскую «можно на­звать исключительно народною летописью важнейших про- исшествий гетманщиньї». Сочинитель делит ее на три цик- ла, которьіе впрочем скорее можно назвать периодами народной жизни: И Турецко-татарский. 2. Польский и

3. Русский. В песнях турецко-татарского дикла описьівают- ся «подвиги козаков на берегах Дуная, морские походьі козаков, татарские набеги и степная война с татарами». Герой — Байда, Свирговский, Серпяга, Кушка, Богуславец, Коновченко, Голота, Азовские братья и пр. «Второй цикл относится к периоду войньї козаков с поляками». Герой — Наливайко, Тетеренко, Полтора-Кожуха, Хмельницкий и его полковники и пр. К третьему циклу причисляет сочи­нитель все песни, относящиеся к собьітиям после 1654 года. Герой — Виговский, Пушкарь, Юрий Хмельницкий, Палий, Мазепа и пр. Неясно представляет сочинитель содержание песен о гайдамаках XVIII века, а из них бьі стоило соста- вить особенньїй цикл, равно как из песен о падении Сечи. Как бьі то ни било, страницьі об исторических песнях ма- лорусских одни из самьіх лучших в целой книге.

В главах пятой и шестой сочинитель изображает об- щественную жизнь русского народа, как она является в народних песнях. В жизни великорусской он вьібрал типи царя, боярина, удалого доброго молодца, разбойника, ко­зака, солдата; а в жизни малорусской — типи козака, чу­мака, бурлака, поселянина, парубка, мужа, рекрута, дев- чиньї, молодицьі, матери, сестри, знахорки, пана, жида, цигана, поляка, москаля, неверного. Нельзя сказать, что

вьібор неудачен; но многое пропущено: так между типами великорусскими недостает вовсе женщиньї, нет бусурмана и немца, нет дурака и пр., и пр., а между малорусскими нет гайдамака. Главьі зти, впрочем, самьіе лучшие, самне за- нимательньїе в целой книге.

До О. М. Бодянського

(17.9.1846)

Почтеннейший Иосиф Максимович!

Я замедлил несколько времени зтим письмом в ожи- дании получения отдельньїх зкземпляров статей, иапеча- танньїх в «Журнале Министерства». Посилаю вам на суд и прошу, чтобьі Вьі мне не отказали в откровенном мнении вашем: ценя вас столько, я не могу не желать от вас сове- тов и поправок, и чем строже и внимательнее будете к моим ошибкам, тем зто будєт для меня лучше, тем более вьїкажете ваше дружеское расположенне. Прежние статьи, вьіходившие в Петербурге, подвергал я цензуре Прейса: но последняя должна бьіла зтого лишиться и следовательно вьішла как би вчерне. Теперь мне надобно обращаться к вам, от вас желать той дружби, которою одолжал меня Прейс. Дайте мне надежду на зто — и если не хотите отказать мне в зтом, начните строгостию суда и откровенностию. Посилаю вам еще малороссийскую летопись, Вам для пользования, Обществу древностей во владение. Я сравни- вал зтот список с двумя другими и не нашел ничего, что б можно било заметить, как вариант, годний в рукописи XVII—‘XVIII в. Можно заметить разве только то, что в одном из списков єсть общее название летописи такое: «История о начале і происхождении Малороссийского на­рода и Казаков до подклонения их под державу Российс- кого Скипетра», и кроме того в обоих списках помещено оглавление 25 сказаний и двух грамот. В подданной обоз- начено место, где оканчиваются оба списка. Из летописей, сколько-нибудь подробньїх, зта єсть самая старая, сколько мне случалось их видеть. Другая летопись, которую сообщу вам со временем, єсть летописец, в котором виражено о на- чатии войни с окрестними царствами, королем польским, султаном турским и ханом крьімским и т. д. Она, кроме кратного предисловия на 4-х страницах, заключает в себе собьітия от 1648 до 1702 г., а величини, такой же как посьі- лаемая теперь. Не посилаю ее теперь потому, что должен сличить с университетским списком. Все другие летописи