§ 2. ≪Язык, сознание и культура≫ в современном американском

языкознании

Если для неогумбольдтианцев проблема различия человече-

ских языков —это проблема ≪языковой картины мира≫ как ≪ино-

бытия≫ национального духа, то для современных американских

ученых —это вопрос о том, могут ли эмпирическим путем быть

обнаружены соотносительные связи между категориями языка и

≪неязыковым≫ или ≪культурным≫ поведением людей, т. е. можно

ли установить соотношение между особенностями языка, особенно-

стями жизни и мировоззрением данного человеческого коллектива.

Вопрос о ≪языке, сознании и культуре≫ затрагивался уже в ра-

ботах Ф. Боуэза и Э. Сэпира, но наиболее определенно он был по-

ставлен Б. Уорфом ', склонявшимся к менталистической точке

зрения. Хотя ни Уорф, ни его предшественники, в частности Сэпир,

не считали, что миропонимание данного народа можно просто выво-

дить из наличия или отсутствия в их языках тех или иных языко-

вых категорий, все же в связи с исследованием языка хопи (одного

из туземных языков Америки) 8 Уорфом был высказан ряд поло-

жений, сближающих его понимание вопроса о соотношении языка,

сознания и культуры с изложенными выше построениями идеали-

стической лингвофилософии в Европе. В целом Уорф склонялся

к мысли, что категории родного языка предрасполагают его носи-

телей к тому, чтобы думать об окружающем мире, воспринимать

мироздание именно так, а не иначе.

Развивающееся в настоящее время в США сотрудничество языко-

ведов, психологов и этнографов в целях совместного исследования

сложных и до сих пор мало изученных вопросов взаимодействия

и взаимозависимости языка, сознания (мышления) и культуры

уже дало много ценных и интересных данных 9.

Не имея возможности подробно рассмотреть здесь эти данные,

в целом можно констатировать, что обширные изыскания на мате-

риале разнообразных языков приводят современных американских

исследователей к выводу, что ≪гипотезу Уорфа≫ не только нельзя

принять в качестве общего решения вопроса о соотношении ≪языка,

сознания и культуры≫, но ее нельзя использовать и как основу

для дальнейшего исследования.

Главными недостатками этой теории, по мнению упомянутых

исследователей, являются следующие: 1) основной тезис оказы-

вается замкнутым в порочном кругу: утверждение, что люди,

говорящие на разных языках, по-разному воспринимают мир,

доказывается только тем, что они говорят на разных языках10;

2) эта теория не учитывает коммуникативной функции языка,

сводя вопрос к процессам восприятия и образования понятий и .

Чрезвычайно существенно также то, что до сих пор отсутствует

удовлетворительный метод исследования: чтобы раскрыть ≪осо-

бенности миропонимания≫, таящиеся в разных языках, до сих пор

употребляется почти -исключительно то, что Сэпир совершенно

правильно назвал ≪неуклюжими перефразировками≫ 12, —воль-

ное переложение на родной язык языковеда, с его собственной

специфической ≪схемой распределения понятий≫ тех особенностей

выражения, которые свойственны исследуемому языку. В ре-

зультате именно искомое, т. е. как раз то, что надо установить, —par в какой степени и как тот или иной способ языкового выражения

отражает специфические особенности национального миропони-

мания или даже ≪определяет≫ его, —выступает как исходный те-

зис, как основная аксиома, не требующая доказательств. Так,

например, то содержание мысли, которое на русском языке звучит,

как ≪земледелец убивает утенка≫, на языке куакьютл требует для

своего выражения привлечения ряда дополнительных категорий

и дает нечто, что можно перефразировать на русском языке в виде

≪земледелец, не видимый мне, но стоящий неподалеку от меня

(причем ты сидишь вон там) убивает принадлежащего ему утенка≫.

При использовании упомянутого выше метода перефразировки

факт несовпадения выражения ≪одной и той же мысли≫ на разных

языках выступает якобы сам по себе как свидетельство различия

≪мышлений≫, наличия в мышлении одного народа категорий, чуж-

дых мышлению другого. Думается, что, встретившись с подобными

перефразировками, куакьютлы ≪не узнали бы своего собственного

мышления≫. Не узнали бы своего ≪мышления≫ и русские, если бы

их постарались уверить, что когда они говорят, например, ≪та

белая женщина, которая приходит≫ или ≪те белые мужчины, кото-

рые приходят≫, они ≪мыслят≫ нечто, что на русском же языке можно

перефразировать так: ≪тот —один —женский —деятель один—u8226 .

женский —белый —деятель женский —действующий —один —par женщина —который —один —женский —деятель другой —par один —теперь —приходить≫ и ≪тот —несколько —мужской —par деятель несколько —мужской —белый —деятель мужской —par 39

действующий —несколько —мужчина —который —несколько —par мужской —деятель другой —несколько —теперь —приходить≫ и

т. п. 13.

Что же необходимо, по мнению современных американских

исследователей, чтобы создать научную основу для систематиче-

ских изысканий в этой труднейшей области?

Во-первых, освободиться от предвзятых метафизических идей,

заимствованных в европейской идеалистической философии, и

(особенно) преодолеть влияние идей Леви-Брюля, которые полу-

чили серьезную поддержку в донаучных материалах американских

≪металингвистов XIX века≫, приписавших американским индей-

цам неспособность сказать, например, ≪отец вообще≫, а только

≪мой отец≫, ≪твой отец≫ и т. п., назвать ≪дерево вообще≫, а только

≪дуб≫, ≪вяз≫, ≪клен≫ и т. п. Как показал А. Хилл 14, подобного

рода утверждения нередко оказывается возможным проследить до

их первоначального, совершенно ненадежного источника. Так,

например, сведения об отсутствии якобы в языке могикан слова

или слов, посредством которых можно было бы обозначить не ка-

кой-нибудь особый вид дерева, а дерево вообще, заимствованы Бон-

фанте у Есперсена. Есперсен же, оказывается, заимствовал их в

свою очередь у одного из первых американских миссионеров, не-

коего Хеккевельдера, у которого первоначальные исследователи

туземных американских языков почерпнули немало материалов.

Поскольку материалы Хеккевельдера собирались без какого-либо

понятия о методах языкового обследования, они не могли не при-

вести к различным заблуждениям и недоразумениям. В частности,

заблуждение о ≪конкретном≫ характере туземных языков поро-

ждено неучетом специфики ситуации опроса. Например, когда

Хеккевельдер указывал на то или другое дерево и спрашивал, что

это такое, опрашиваемый, естественно, отвечал: ≪клен≫, ≪дуб≫,

≪береза≫ и т. п., смотря по обстоятельствам. Хеккевельдер не знал,

как поставить вопрос, чтобы узнать общее название для разных

деревьев.

Хилл приводит в развитие своей критики еще следующий инте-

ресный пример. Из работы Уорфа о языке хопи известно, что этот

язык называет одним и тем же словом бабочку, самолет и летчика.

Если стать на точку зрения Есперсена-Бонфанте, человек, родным

языком которого является хопи, должен был бы составить себе самое

низкое мнение о ≪языковом мышлении≫ англичанина, язык которого

вынуждает пользующихся им к употреблению совершенно разных

слов для обозначения этих одинаковых по существу предметов,

заставляет их мыслить ≪конкретно≫, лишает их способности к

обобщению 15.

Во-вторых, нельзя смешивать: а) такие языковые различия,

которые прямо связаны с условиями жизни, и б) такие, связь ко-

торых с внеязыковыми факторами непосредственному объяснению

не поддается. К явлениям типа а) относятся многочисленные факты,

отмечавшиеся в разнообразных работах, начиная с прошлого века.

40

Например, известно, что у эскимосов имеется много разных на-

званий для разновидностей снега (правда, их, кажется, порядочно

и у английских лыжников). У арабов тонко дифференцируются

разные явления и процессы, связанные с ездой на верблюдах,

и т. п. Однако, даже если бы подобные факты и не были известны,

можно было бы априори сказать, что словарь языка должен соот-

ветствовать тому, что есть в жизни данного человеческого коллек-

тива. Действительно, если данная группа людей живет главным

образом рыбной ловлей, то и словарный состав их языка должен

быть обширным и дифференцированным именно в этой области —par иметь особые названия для разновидностей рыбы, лодок, сетей

и т. п., так же как и для многих подробностей социальной органи-

зации, связанной с рыболовным промыслом. Также, например,

народ, имеющий сложную и разветвленную систему браков и род-

ства, должен иметь разветвленную систему терминов для этой

области. Но, конечно, было бы абсурдно делать отсюда вывод, что

у народа может развиться склонность к занятию рыбной ловлей

потому, что в его языке много терминов, относящихся к рыбной

ловле. Или такой пример: X. Хойджер обратил внимание на то,

что в языке навахо имеются особенности в выражении понятий,

связанных с движением, и связал это с их кочевой жизнью. Но было

бы абсурдным прийти на этом основании к выводу, что навахо стали

кочевать потому, что их языку случилось иметь данную граммати-

ческую особенность. Конечно, так элементарно вопрос и не ста-

вится. Однако, если считать, что язык определяет ≪картину мира≫,

т. е. то, как человек воспринимает мир (а данное восприятие мира

не может не влиять и на его действия), в конечном счете подобные

абсурдные суждения вполне могут явиться логическим выводом

из соответствующих идеалистических предпосылок.

Но, конечно, наиболее сложную проблему представляют язы-

ковые явления, выделенные выше под б). Это, собственно, вся

основная масса явлений —как словарных, так и грамматических.

Для исследования этой категории явлений важную роль играет

функциональная дифференциация языка в зависимости от сферы

его употребления. Например, на научную тему можно с успехом

говорить на любом языке, если только говорящие на нем причастны

к научному миру и их язык располагает соответствующей научной

терминологией. Напротив, некоторые виды художественных произ-

ведений и особенно религиозные и мистические обряды и т. п.

нередко практически не переводимы в силу их специфической

национальной окрашенности или отражения свойственных только

данному народу особенностей культурно-исторического характера.

Как уже указывалось выше, американские языковеды разра-

батывают теперь все эти вопросы в сотрудничестве с психологами

и этнографами. Среди разнообразных точных методов исследова-

ния, предлагаемых для объективного (в позитивистском смысле)

наблюдения фактов взаимосвязи и взаимозависимости языка, со-

знания и культуры (или ≪поведения≫), наиболее простыми являются

41

опыты с различением цвета 16. Это объясняется тем, что различные

распределения спектра в разных языках представляют собой самую

простую и удобную область для ≪металингвистического≫ исследо-

вания: очень ясно и конкретно содержание —физический спектр;

содержание это знакомо представителям разных слоев общества;

эксперименты технически просты —на кубиках и пр. Можно

дать любые цвета и их комбинации.

Как показали опыты, испытуемые быстрее и последовательнее

распознают те оттенки цвета, для которых в их родном языке

имеются особые обозначения. Так, например, если на языке зуни

нет слов, дифференцирующих желтый и оранжевый цвета, а на

языке навахо (так же как у древних греков) нет слов, дифференци-

рующих синий и зеленый, они испытают известные колебания, не

смогут, так же быстро и последовательно расклассифицировать

соответствующим образом окрашенные кубики или таблички, как,

например, русский или англичанин, в языках которых такие слова

есть. Однако ≪тем, что от природы дано≫, в родном языке дело

здесь не ограничивается. Известно, что если взять группу людей

с общим родным языком, но разных профессий и социальной при-

надлежности и предложить им различить более тонкие оттенки

цвета, то большая или меньшая скорость и точность определения

оттенков цвета будет зависеть не от того, как их язык ≪делит спектр≫,

а особенностями профессионального и вообще социального харак-

тера. Так, безусловно, по точности≫, быстроте и последовательности

различения-называния оттенков цвета на первое место выйдут

художники, текстильщики и т. п., которые по роду своих занятий

привыкли повседневно дифференцировать и называть такие оттенки

и разновидности цвета, о которых в ≪общем языке≫ обычно не го-

ворят 17. Следовательно, речь должна идти уже не о том, что можно

или нельзя сказать на том или другом языке, а что на том или дру-

гом языке легче, проще, удобнее сказать, что реально (и регулярно)

именно так, а не иначе говорится теми, для кого данный язык яв-

ляется родным. Вполне понятно, что в общем мысль, опирающаяся

на базу готового цельного слова, привычно оформляемая семан-

тикой этого слова, возникает при прочих равных условиях непо-

средственнее и легче, чем мысль, не имеющая такой опоры, та-

кого привычного, устойчивого оформления в родном языке гово-

рящего.

В связи с рассматриваемыми вопросами следует напомнить также

и о том, что языки не используют полностью всех потенциально

имеющихся у них средств. Например, вполне четкие в структурном

отношении формы словообразования могут реально использоваться

лишь весьма ограниченно; несмотря на то, что в данном языке

имеются вполне определенные правила образования сложных

предложений, реально, в речи, они могут почти не использоваться;

сложным предложениям могу г предпочитаться ряды простых пред-

ложений и т. п. Таким образом, вопрос переходит уже в кон-

кретно функциональный план; если потенциально в языке имеется

42

выбор из нескольких возможных вариантов, то какой вариант

естественно предпочитают в нормальном речевом общении ≪хозяева≫

данного языка? 1 8

Из сделанного (по необходимости краткого) обзора следует,

что хотя современное американское языкознание и преодолевает

влияние объективно-идеалистических построений, оно не можег

в настоящее время противопоставить критикуемой им концепции

какую-либо стройную и последовательную теорию. Это и не уди-

вительно, поскольку философской основой их собственных изыска-

ний является позитивизм и прагматизм. Поэтому основная ценность

охарактеризованных выше изысканий в их критическом духе,

в стремлении к объективной научной проверке и, следовательно,

расчленению и анализу разных аспектов проблемы, в борьбе с дог-

матизмом.

Однако для того чтобы борьба с догматизмом классической

идеалистической философии была по-настоящему эффективной,

необходимо противопоставить ей такое философское учение, ко-

торое могло бы с ней конкурировать. Думается, что позитивизм

и прагматизм недостаточно сильны для этого.