Вопрос 2. Обладаем ли мы интуитивным самосознанием

225. Самосознание, в том смысле, в каком здесь употребляется этот термин, следует отличать и от сознания

вообще, и от внутреннего чувства, и от чистой апперцепции. Всякое познание есть сознание объекта как

представленного; под самосознанием подразумевается знание нами самих себя. И [оно представляет собой] не

просто чувствование субъективных условий сознания, но наших собственных самостей (selves). Чистая

апперцепция есть самоутверждение ego; самосознание, имеющееся здесь в виду, есть распознавание, узнавание

(recognitiori) моей собственной самости. Я знаю, что Л? (I) (а не просто определенное я (theI) существую. Вопрос

заключается в том, откуда я это знаю - при посредстве особой интуитивной способности или же это знание

обусловлено предыдущими познаниями?

226. Итак, отнюдь не самоочевидно, что мы обладаем такой интуитивной способностью, ибо, как было только что

показано, мы не обладаем интуитивной силой, которая позволила бы нам отличать интуицию от познания,

обусловленного другими познаниями. Следовательно, существование или несуществование этой силы необходимо

определять при помощи доказательств, и вопрос в том,

31

можно ли объяснить самосознание действием известных способностей при известных существующих условиях

или же есть необходимость в том, чтобы предположить какую-то неизвестную причину для такого познания; в

последнем случае возникает вопрос, является ли интуитивная способность самосознания наиболее вероятной из

всех предположительных его причин.

227. Прежде всего, следует отметить, что у самых маленьких детей нельзя наблюдать никакого самосознания. Еще

Кант отметил [6], что запоздалое использование детьми заурядного слова "я" указывает на наличие у них

несовершенного самосознания и что, следовательно, поскольку мы считаем допустимым делать какие-то

заключения относительно ментального состояния тех, кто еще младше, это [соображение] должно опровергать

существование у них какого бы то ни было самосознания.

228. С другой стороны, дети проявляют способность мыслить гораздо раньше. Конечно, практически невозможно

установить период, когда дети не выказывали бы признаков несомненной интеллектуальной деятельности в тех

областях, где мышление необходимо для их благополучия. Сложная тригонометрия зрения и искусное

регулирование координированного движения усваиваются, очевидно, очень рано. И нет ни малейших оснований

сомневаться в наличии у них столь же развитого мышления в отношении самих себя.

229. Всегда можно заметить, что очень маленький ребенок разглядывает собственное тело с большим вниманием.

И для этого есть все основания, ибо, с точки зрения ребенка, его тело - самая важная вещь в мироздании. Только

то, к чему оно прикасается, наделено какой-то действительной и наличной осязаемостью (feeling), только то, что

оно видит, наделено каким-то действительным цветом, и только то, что находится у него на языке, наделено

каким-то действительным вкусом.

6 Werke, vii(2), 11.

32

230. Никто не сомневается, что, когда ребенок слышит какой-то звук, он думает не о себе как о слышащем [этот

звук], но о звонке или другом объекте как о звучащем. А как быть с ситуацией, когда он хочет передвинуть стол?

Думает ли он при этом о себе как о существе, желающем [передвинуть стол], или только о столе как о вещи,

которую можно передвинуть? То, что к нему приходит последняя мысль, -это вне всякого сомнения; то, что к нему

приходит первая, до тех пор, пока не доказано существование интуитивного самосознания, должно оставаться

произвольным и необоснованным предположением. Нет разумных оснований считать, что он догадывается о

своеобразных условиях своего существования меньше, нежели рассерженный взрослый, отрицающий то, что он

сердится.

231. Ребенок тем не менее непременно вскоре обнаружит при помощи наблюдения, что вещи, которые вот так

поддаются изменению, на самом деле способны претерпевать изменение после контакта с этим особенно важным

телом, именуемым Вилли или Джонни. Это рассуждение делает такое тело еще более важным и центральным,

поскольку оно устанавливает связь между способностью вещи подвергаться изменению и склонностью этого тела

соприкасаться с ней перед тем, как она подвергнется изменению.

232. Ребенок учится понимать язык; это означает, что в его уме закрепляется связь между определенными звуками

и определенными фактами. Он предварительно заметил связь между этими звуками и движениями губ у тел, в чем-

то сходных с центральным, и проделал эксперимент, приложив руку к губам и обнаружив, что в этом случае звук

заглушается. Таким образом, он связал тот язык с телами, в чем-то сходными с центральным телом. При помощи

усилий, столь слабых, что их следует отнести скорее на счет инстинкта, нежели считать извлеченными из опыта,

он учится произносить такие звуки. Так он начинает разговаривать.

233. Примерно в это время он начинает понимать: то, что люди о нем говорят, является наилучшим

свидетельством факта. И это настолько справедливо, что такое свидетельство оказывается даже более ярким

признаком факта, чем сами факты или, вернее, чем то, что должно теперь считаться самими явлениями. (Я хочу

отметить, между про-

33

чим, что так дело обстоит в течение всей жизни; свидетельство будет убеждать человека, что он сумасшедший.)

Ребенок слышит, как говорят, что печь горяча. Нет, говорит он; и в самом деле, это центральное тело не

прикасается к ней, а только то, к чему оно прикасается, является горячим или холодным. Но он прикасается к печи

и обнаруживает, что свидетельство поразительным образом подтвердилось. Так он становится осведомленным о

незнании, и необходимо предположить некую самость (а self), где может помещаться это незнание. Так благодаря

свидетельству забрезжило самосознание.

234. Но, хотя в дальнейшем явления обычно или только подтверждаются, или просто дополняются

свидетельством, все же имеется один удивительный класс явлений, каковым постоянно противоречат

свидетельства. Это те предикаты, которые, как мы знаем, являются эмоциональными, но ребенок распознает их по

их связи с движениями центральной личности, его самого (что стол хочет двигаться и т. д.). Эти суждения, как

правило, отрицаются другими людьми. Кроме того, ребенок не без основания думает, что другие также обладают

такими суждениями, которые целиком отрицаются всеми остальными. Таким образом, он добавляет к концепции

явления как актуализации факта концепцию явления как чего-то частного и подходящего лишь для одного тела.

Короче говоря, появляется ошибка, и ее можно объяснить, только предположив некую самость (a self),

допускающую ошибки.

235. Незнание и ошибка - вот все, что отличает наши частные самости от абсолютного ego чистой апперцепции.

236. Итак, теория, сформулированная здесь ради ясности в специфической форме, может быть обобщена

следующим образом: в возрасте, когда, как мы знаем, дети обладают самосознанием, мы застаем их уже

осведомленными о незнании и ошибке; знаем мы и то, что в этом возрасте они обладают способностями

понимания, достаточными для того, чтобы они сделали вывод о собственном существовании на основании

незнания и ошибки. Следовательно, мы обнаруживаем, что известные способности, действуя при известных

существующих усло-

34

виях, возвышаются до самосознания. Единственный существенный недостаток этого подхода к предмету

заключается в том, что, хотя мы знаем, что дети проявляют столько понимания, сколько предполагается в этой

статье, мы не знаем, проявляют ли они его именно таким образом. Тем не менее предположение, что они

проявляют его именно так, подтверждается фактами неизмеримо больше, чем предположение о совершенно

особенной способности ума.

237. Единственный заслуживающий упоминания аргумент в пользу существования интуитивного самосознания

заключается в следующем. Мы уверены в собственном существовании больше, чем в любом другом факте;

посылка не может определить заключение так, что оно окажется более достоверным, чем сама посылка;

следовательно, наше собственное существование невозможно вывести из какого-либо другого факта. Первую

посылку следует принять, но вторая посылка основана на упраздненной теории логики. Заключение не может быть

более достоверным, чем какой-либо из подтверждающих его фактов - истинным; но оно вполне может быть

более достоверным, нежели любой из этих фактов. Предположим, например, что дюжина свидетелей дает

показания о каком-то происшествии. Тогда моя вера в это происшествие опирается на веру, что под присягой

каждому из этих людей можно в общем доверять. И все же факт, в пользу которого свидетельствуют, становится

более достоверным, чем просто то, что каждому из этих людей вообще стоит доверять. Аналогичным образом, для

развитого ума человека его собственное существование подтверждается всяким, другим фактом и поэтому

является несравненно более достоверным, чем любой отдельно взятый из этих фактов. Однако о нем нельзя

сказать, что оно достовернее, чем то, что этот другой факт есть, поскольку в обоих случаях не замечается никакого

сомнения. Поэтому следует сделать вывод, что нет необходимости предполагать какое-то интуитивное

самосознание, поскольку самосознание вполне может быть результатом вывода.

35