Как может быть повышено качество человеческих ресурсов так, что все имеют равную возможность исполнить свой человеческий потенциал?

В ответе на этот вопрос модернизаторы признают, что богатство наций зависит от повышения качества человеческих ресурсов. Они признают, что должен быть найден способ развить полный потенциал намного большей численности населения, чем той, что господствовала в фордисткую эру. Они указывают на необходимость расширить доступ к третичному образованию и создать институциональную структуру необходимую для доступа к пожизненному образованию для всех. Они также признают необходимость улучшить всеобщие образовательные стандарты, так как американские и британские студенты оказались отставшими в международных сравнительных тестах. Обязательство наций инвестировать в «нанимаемость» сегодняшних и будущих рабочих понимается модернизаторами как представляющее новый социальный контракт между индивидом и государством, принимая, что такие инвестиции рассматриваются как условие экономической эффективности и социальной справедливости. Тем не менее их понимание того, как справедливость и эффективность должны быть достигнуты в глобальной экономике, политически скудно. Поэтому старая национальная борьба за средства к существованию, основанная на принципах меритократической конкуренции, имеет намного меньшую значимость, чем то, как повысить качество образовательной системы как целого. Снова мы находим идею высококвалифицированной, высокооплачиваемой, магнитной экономики, используемой для извлечения политического жала из вопросов о социальном и экономическом неравенстве.

Реальность состоит в том, что вопросы социальной справедливости не могут быть решены через функционирование глобального рынка труда. Действительно, если создание постфордисткой экономики зависит от общего повышения умений, то решение проблемы внутреннего неравенства доходов и возможностей становится скорее намного более важным с экономической глобализацией. Есть по крайней мере две взаимосвязанных причины для этого. Во-первых, использование институтов образования и обучения для подъема технических стандартов для всех не решает вопроса «позиционных» преимуществ [28]. Другими словами, доступ к элитным школам, колледжам и университетам остается ключевым фактором для рынка труда.

Вопрос позиционной конкуренции также становится более важным, потому что произошли изменения в природе образовательного отбора. Сегодня институциональный подход к меритократической конкуренции в образовании душится Новыми Правыми. Обязательство унифицированной системы обучения, в которой студенты получат образование в соответствии с их способностями и усилиями, забыто в пользу суверенитета потребителя, основанного на родительском «выборе», и системы образования, основанной на рыночных принципах. Последствия этого изменения в организации образовательного отбора, от основанного на «заслугах» к основанному на «рынке» [9] таково, что это способствует созданию школ для бедных и престижных школ для богатых. Следовательно, школьные системы и в Америке, и в Британии показывают сильное неравенство в предоставлении образования, образовательных возможностях и жизненных шансах. В Вашингтоне богатые стоят в очереди, чтобы послать своих пятилетних детей в частные школы за 12.000 долларов в год, тогда как Вашингтон – округ Колумбия фактически банкрот и суровые урезания образовательного бюджета неизбежны.¹⁰

Следовательно, хотя равенство возможностей признается как условие экономической эффективности, модернизаторы избегают наиболее важного вопроса, а именно о том, как организовать конкуренцию за средства к существованию таким способом, чтобы у всех были подлинно равные возможности. Действительно, их фокус на повышение «нанимаемости» рабочих усиливает чувство ненадежной природы работы в конце двадцатого века [37; 41]. Без адекватного основания для материальной и социальной безопасности ударение на повышение нанимаемости в рамках культуры конкурентного индивидуализма становится переведенным в гоббсовские условия «всех против всех». Когда образование становится позиционным благом и когда ставки в терминах дохода, жизненных шансов и социального статуса всегда увеличиваются, могущественные индивиды и группы будут пытаться максимизировать свои ресурсы, чтобы гарантировать, что они имеют ставку в игре, любыми средствами.¹¹ Следовательно, вопрос, как государство вмешивается для регулирования этой конкуренции таким способом, который уменьшает неравенство тех, кто пойман в западню низших социально-экономических групп, должен быть задан, не только как вопрос экономической эффективности, но и по причинам социальной справедливости в постфордисткой экономике.

Отношения между справедливостью и эффективностью в конце двадцатого века не только основаны на новом подтверждении меритократической конкуренции в образовании, но и на признании того, что богатство человеческих ресурсов нации обратно пропорционально социальному неравенству, особенно в доходах и возможностях. Следовательно, сужение таких неравенств, вероятно, будет эффективным по стоимости способом инвестиций в социальный капитал, что в свою очередь должно привести к улучшению экономической эффективности. Таким образом, мы предсказали бы, что поляризация доходов в странах вроде Соединенных Штатов и Британии на протяжении 1980-х гг. приведет к более широкому рассеиванию образовательных достижений, чем в странах с меньшим разбросом доходов или с его отсутствием. Сейчас мы анализируем сравнительные свидетельства для проверки гипотезы о том, что относительная депривация имеет абсолютный эфффект на качество человеческих ресурсов нации [48]. Если наша гипотеза окажется поддержанной эмпирическими свидетельствами, то это не будет большим сюрпризом для социологов, которые последовательно находили тесные отношения между неравенством и научным исполнением.¹² Тот факт, что по крайней мере пятая часть детей и в Америке, и в Британии сейчас живет в бедности, неизбежно будет иметь вредное воздействие на способность этих детей отвечать на образовательные возможности, и это признает уместность формального исследования живущих в районах с высокой безработицей, преступностью и депривацией. Действительно, важность справедливости для вопроса социального обучения графически показана в исследовании Джулиусом Вильсоном [49] городского андеркласса в Америке. Он говорит, что «восприимчивый подросток из гетто, живущий в районе, включающем большое количество семей рабочих и профессионалов, может наблюдать повышающуюся безработность и праздность, но он (sic) может также увидеть многих индивидов, идущих на работу иди с нее; он может почувствовать повышение количества уходов из школ, но он может также увидеть связь между образованием и содержательной работой» [стр.56]. Он продолжает утверждать, что исход «уважаемых» семей из среднего и рабочего классов из районов внутреннего города в 1970-х и 1980-х гг. удалил важный «социальный буфер», который мог бы отклонить полное воздействие продолжающейся и увеличивающейся безработицы, полагая, что базовые институты данной территории (церкви, школы, магазины, сооружения для отдыха и так далее) являются жизнеспособными постольку, поскольку в ней остаются более экономически стабильные и защищенные семьи. Следовательно, чем больше социальные группы становятся изолированными одна от другой, тем меньшие возможности существуют для того вида обучения, которое может предлагать детям другие ролевые модели, нежели те, которые созданы «политической экономией крэка» [16].

Кроме того, влияние расширяющегося социального неравенства не ограничивается детьми из гетто или плохого происхождения, но также заражает социальное обучение более богатых частей населения. В характерно восприимчивой дискуссии Джон Дьюи заметил, что каждый продолжительный период социальной истории отмечен социальными тенденциями, которые служат устранению дистанции между народами и классами, ранее разделенных друг с другом» [18: 100]. Во времена, когда случается противоположное, диапазон контактов, идей, интересов и ролевых моделей сужается. Культура привилегированных склоняется к тому, чтобы стать «стерильной, обращенной к вещам в себе; их искусство становится показным и искусственным; их богатство расточительным; их знание слишком специализированным; их нравы скорее привередливыми, чем человечными» [18: 98].

Следовательно, предположению модернизаторов, что неравенство будет сужено, если только будут подходящие инвестиции в образование и обучение, не хватает признания, что будущее богатство наций зависит от фундаментального вызова неравенству власти, лежащему в основе распределения доходов и образовательных возможностей. Следовательно, роль национального государства должна в возрастающей степени стать ролью уравновешивания внутренней конкуренции за средства к существованию со стратегией, направленной к повышению качества образования для всех через уменьшение относительного неравенства. Кроме того, обязательство равенства возможностей не только крайне важно для высококвалифицированной экономической стратегии, но и дает ясное послание всем частям общества, что они обладают равной ценностью и заслуживают подлинной возможности выполнить свой человеческий потенциал.