Принцип невыдачи лиц, преследуемых по дискриминационным признакам

Предоставление лицу, в отношении которого поступил запрос о выдаче, убежища в России в связи с возможностью преследований его в запрашивающем государстве по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или по политическим убеждениям как обстоятельство, препятствующее экстрадиции (п. 2 ч. 1 ст. 464 УПК РФ), в более узком значении известно как принцип невыдачи политических преступников. Последние пользуются правом убежища, которое от­носится к числу важнейших прав свободной личности.

Действующее российское уголовное законодательство такого рода норм не содержит. Тем не менее, в соответствии с п. 5 Положения о порядке предоставления Российской Федерацией политического убежища, утвержденного Указом Президента PФ от 21 июля 1997 г. к основаниям для отказа в предоставлении политического убежища относится и ситуация, когда «лицо прибыло из страны развитыми и устоявшимися демократическими институтами в об­ласти защиты прав человека». При наличии указанного основания ходатайства о предоставлении политического убежища вообще не принимаются к рассмотрению, а необходимый для констатации данного основания список стран «с развитыми и устоявшимися демократическими институтами в области защиты прав человека» ежегодно составляет и представляет в Комиссию по вопросам гражданства при Президенте PФ и Федеральную миграционную службу Министерство иностранных дел РФ.

В ст. 3 Европейской конвенции о выдаче говорится:

1. Выдача не осуществляется, если преступление, в отношении которого она запрашивается, рассматривается запрашиваемой стороной в качестве политического преступления или в качестве пре­ступления, связанного с политическим преступлением.

2. То же правило применяется и в том случае, если запрашиваемая сторона имеет достаточные основания считать, что запрос о выдаче в связи с обычным уголовным преступлением был подан с це­лью преследования или наказания лица в связи с его расой, религией, национальностью или политическими убеждениями, или, что положению этого лица может быть нанесен ущерб по любой из этих причин.

В современной России положение о недопустимости выдачи лиц, которым предоставлено убежище, занимает подобающее место в соответствующих международных соглашениях. Для наглядности можно сослаться на Договор о выдаче между Россией и КНР 1995 г., в котором в ряду исключающих экстрадицию обстоятельств особо оговаривается предоставление запрашиваемой стороной права убежища лицу, в отношении которого поступила просьба о выдаче (п. 2 ст.3).

Тем не менее, некоторые конвенции и договоры о выдаче все же предусматривают отказ в выдаче лиц, совершивших не только поли­тические, но и воинские, а также таможенные, налоговые и другие финансовые нарушения. В частности, ст. 4 Европейской конвенции о выдаче прямо указывает: «Выдача в связи с воинскими преступле­ниями, которые не являются преступлениями в соответствии с обычным уголовным правом, исключается из сферы применения настоящей Конвенции».

На фоне отчетливого движения международного права в сторону сужения круга политических преступлений, исключающих выдачу, достаточно убого выглядит Европейская конвенция о выдаче 1957 г., которая применительно к рассматриваемому вопросу первоначально ограничилась лишь известной оговоркой о том, что «убийство или попытка убийства главы государства или члена его семь не рассматривается политическим преступлением для целей на стоящей Конвенции» (ст. 3).

Потребовалось два десятка лет, чтобы дать более широкий круг рассматриваемых преступлений в Дополнительном протоколе 1975 г., ст. 1 которого гласит о том, что для целей применения ст. 3 данной Конвенции следующие преступления не считаются политическими:

а) преступления против человечества, указанные в Конвенции предупреждении преступления геноцида и наказании за него (1948 г.);

b) нарушения, указанные в ст. 50 Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, ст. 5 Женевской конвенции об улучшении участи раненых, больных лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море, ст. 130 Женевской конвенции об обращении с военнопленными и ст. 147 Женевской конвенции о защите гражданского населе­ния во время войны (1949 г.);

с) любые сравнимые нарушения законов войны, действующих при вступлении настоящего Протокола в силу, и обычаев войны, существующих на это время, которые еще не предусмотрены выше­упомянутыми положениями Женевских конвенций.

Однако и в этом перечне не нашлось места преступлениям меж­дународного характера. Поэтому при ратификации Европейской конвенции о выдаче российская сторона, руководствуясь тем, что ее законодательство не содержит понятия «политические преступле­ния», сделала заявление, что она не считает исчерпывающим изло­женный в ст. 1 Дополнительного протокола к данной Конвенции перечень деяний, которые не являются «преступлениями политиче­ского характера». Исходя из понимания того, что положения ст. 3 Конвенции должны применяться таким образом, чтобы обеспечить неотвратимость ответственности за совершение подпадающих под ее действие преступлений, Россия заявила, что наряду с указанными в этом Протоколе деяниями она во всех случаях при решении вопро­са о выдаче не будет рассматривать в качестве «политических пре­ступлений» или «преступлений, связанных с политическими пре­ступлениями» следующие деяния:

а) преступления против человечества, предусмотренные ст. II и Ш Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказа­нии за него (1948 г.) и Конвенции о пресечении преступления апар­теида и наказании за него (1973 г.), а также ст. 1 и 4 Конвенции про­тив пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания (1984 г.);

б) преступления, предусмотренные ст. 50 Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, ст. 51 Женевской конвенции об улучшении участи раненых, боль­ных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море, ст. 130 Женевской конвенции об обращении с военно­пленными и ст. 147 Женевской конвенции о защите гражданского населения во время войны (1949 г.), а также ст. 85 Дополнительного протокола I и ст. 1, 4 Дополнительного протокола II к указанным Конвенциям, касающихся соответственно защиты жертв междуна­родных вооруженных конфликтов и вооруженных конфликтов не­международного характера (1977 г.);

в) правонарушения, предусмотренные Конвенцией о борьбе с незаконным захватом воздушных судов (1970 г.), а также Конвенцией о борьбе с незаконными актами, направленными против безопас­ности гражданской авиации (1971 г.), и дополняющим ее Протоколом о борьбе с незаконными актами насилия в аэропортах обслуживающих международную гражданскую авиацию (1988 г.);

г) преступления, предусмотренные Конвенцией о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, в том числе дипломатических агентов (1973 г.);

д) преступления, предусмотренные Международной конвенцией о борьбе с захватом заложников (1979 г.);

е) правонарушения, предусмотренные Конвенцией о физической защите ядерного материала (1980 г.);

ж) правонарушения, предусмотренные Конвенцией ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ (1988 г.);

з) иные сравнимые преступления, предусмотренные в многосторонних международных договорах, участником которых является Российская Федерация¹²³[123].

За большей частью изложенных в данном заявлении преступлений стоят соответствующие международные конвенции о преступлениях международного характера. Оговорка же к п. «с» ст. 3 Типового договора о выдаче, запрещающему выдачу лиц, обвиняемых в правонарушениях политического характера, дозволяет странам, которые того пожелают, внести следующее к нему дополнение, «Ссылка на правонарушение политического характера не включает, какого-либо нарушения, в отношении которого Стороны приняли на себя обязательство во исполнение любой многосторонней конвенции осуществлять судебное преследование в случаях, когда они не осуществляют выдачу, или любого другого правонарушения, кото­рое Стороны согласились не считать правонарушением политиче­ского характера для целей выдачи».

Однако из российского заявления вовсе не следует вывод, что другие государства-члены Европейского совета, подписавшие Конвенцию о выдаче, иначе оценивают характер изложенных выше конвенционных преступлений. Во всяком случае, если нечто подоб­ное и можно было бы предположить, то только до подписания Евро­пейской конвенции по борьбе с терроризмом, в ст. 1 которой гово­рится, что для обеспечения выдачи преступника иностранному государству, выполняемой договаривающимися государствами, ни­какое из нижеуказанных правонарушений не будет рассматриваться в качестве политического правонарушения, или как правонаруше­ние, связанное с политическим правонарушением, или как правона­рушение, вызванное политическими побуждениями:

а) правонарушения, относящиеся к применению Гаагской кон­венции по борьбе с преступным захватом летательных аппаратов (1970 г.);

б) правонарушения, относящиеся к применению Монреальской конвенции по борьбе с преступными актами, направленными против безопасности гражданской авиации (1971 г.);

в) тяжелые правонарушения, заключающиеся в покушении на жизнь, телесную целостность или свободу людей, имеющих право международной защиты, включая дипломатических представителей;

г) правонарушения, содержащие захват заложников или неза­конное лишение свободы;

д) правонарушения, содержащие использование бомб, гранат, ракет, автоматического огнестрельного оружия, бандеролей или по­сылок с опасными вложениями, соразмерно с тем, насколько подобнoe использование представляет опасность для людей;

е) попытка совершения одного из указанных правонарушений или участие в качестве сообщника лица, которое совершает или пы­тается совершить подобное правонарушение.