Эпилог ловушка для мотылька

- Положи нож, - раздался голос его брата. - Ты слышишь меня, Дон»

Положи нож. Иначе это добром не кончится.

Дон открыл глаза и увидел, что сидит в открытом ресторане, выходящем на

улицу. Дэвид сидел напротив, все еще красивый и излучающий уверенность, но

вместо костюма на нем был какой-то полотняный мешок: лацканы серые от пыли,

в швах проросли бледные побеги. Мох густо покрывал рукава.

Перед ним стояли отбивная и бокал вина; в одной руке он держал вилку, а

в другой - дядин нож с костяной рукояткой.

Дон расстегнул пуговицу на его рубашке и направил туда лезвие ножа.

- Я устал от твоих шуток. Ты не мой брат и я не в Нью-Йорке. Я в

комнате мотеля во Флориде.

- И ты не выспался, - сказал брат. - Ты выглядишь ужасно, - Дэвид

облокотился на стол и сдвинул большие солнечные очки на лоб. - Но, возможно,

ты и прав. Тебя ведь это не удивляет, не так ли»

Дон покачал головой. Глаза брата были ее глазами, хотя она и

скопировала их удивительно точно.

- Я знаю, что я прав.

- Насчет девочки в парке» Конечно. Конечно, ты был прав. Ты ведь долго

искал ее, так»

-Да.

- Но ведь через несколько часов бедная сиротка Анджи опять будет в

парке. Лет в десять-двенадцать она будет как раз для Питера Бернса, как тебе

кажется» Ну, правда, бедный Рики покончит с собой гораздо раньше.

- Покончит с собой»

- Это ведь так легко устроить, дорогой брат.

- Не зови меня братом, - сказал Дон.

- О, но мы же братья, - Дэвид улыбнулся.

В комнате мотеля с постели встал неряшливо одетый негр, снимая с шеи

саксофон.

- А теперь послушай меня. Узнал»

- Доктор Заячья лапка.

- Собственной персоной.

Лицо его было тяжелым, властным, и на нем был не клоунский наряд, как

воображал Дон, а поношенный коричневый костюм со светлыми, почти розовыми

заплатами. Его костюм тоже походил на пыльный мешок - от долгой жизни в

дороге. И глаза его были пусты, как у девочки, - только белки их пожелтели,

как клавиши старого рояля.

- Я о тебе не думал.

- Какая разница» Там есть много такого, о чем ты и подумать не можешь,

- доверительный голос музыканта вторил тембру саксофона. - Пара легких побед

не означают, что ты выиграл войну. Я много видел таких людей. Ты привез меня

сюда, Дон, но куда ты денешь себя» Куда ты денешься от того, что не можешь

даже вообразить»

- Я могу стоять с тобой лицом к лицу, - сказал Дон. - Слышишь, старый

шут»

Доктор Заячья лапка рассмеялся - глухо и мерно, как камешек, прыгающий

по волнам, и Дон вдруг очутился в апартаментах Альмы Моубли среди знакомых

ему вещей, и перед ним на кушетке сидела сама Альма.

- Ну в этом нет ничего нового, - проговорила она, все еще смеясь. - Мы

с тобой много раз были лицом к лицу. И в долгих позициях тоже.

- Убирайся, - сказал он. Превращения начали действовать на него: в

желудке горело, в голове отдавались глухие удары.

- Я думала, ты привык, - сказала она своим переливчатым голосом. - Ты

ведь знаешь о нас больше, чем любой другой на этой планете. Если тебе не

нравятся наши характеры, то уважай хотя бы наши таланты.

- Я уважаю их не больше, чем трюки фокусника из ночного клуба.

- Тогда я научу тебя уважать их, - она склонилась вперед, и теперь это

был уже Дэвид с разбитым черепом, залитым кровью, с вывороченной,

переломанной челюстью.

- Дон» Ради Бога, Дон.., помоги мне, - Дэвид сполз на бухарский ковер,

пачкая его кровью. - Сделай же что-нибудь. Дон.., ради Бога.

Дон не мог этого выдержать. Он знал, что, если он нагнется к телу

брата, они убьют его и с криком "Нет!" бросился к двери. Дверь распахнулась

в темную комнату, полную людей, что-то наподобие ночного клуба ("Я сказал

"ночной клуб", и она ухватилась за это", - подумал он), где белые и черные

люди сидели за столиками лицом к эстраде.

На краю эстрады сидел доктор Заячья лапка и кивал ему. Саксофон опять

висел у него на груди и он перебирал пальцами кнопки, пока говорил.

- Видишь, малыш, тебе придется уважать нас. Мы можем взять твой мозг и

превратить его в кукурузную кашу, - он спрыгнул с эстрады и пошел к Дону. -

Скоро, - из его широкого рта теперь исходил нежный голос Альмы, - скоро ты

уже не будешь знать, где ты и что ты делаешь, все внутри тебя смешается, и

ты не сможешь уже отличать правду от лжи, - он поднял саксофон и опять

заговорил голосом доктора. - Видишь эту трубу» В нее я моту говорить

девчонкам, что я люблю их, и это, быть может, ложь. Еще я могу говорить в

нее, что я голоден, и это, быть может, правда. Но я моту сказать еще

что-нибудь замечательное, и кто знает, правда это или ложь» Остается

догадываться. Сложное дело.

- Здесь слишком жарко, - сказал Дон. Ноги его дрожали, в голове

продолжали отдаваться удары. Другие музыканты на эстраде готовились к

выступлению; он боялся, что если они заиграют, музыка разорвет его в клочья.

- Может, пойдем»

- Как хочешь, - сказал доктор Заячья лапка, и его желтые белки

заблестели.

Тут ударил барабан, потом вступили литавры, звон меди наполнил воздух,

и оркестр разом грянул что-то, поразившее его, как удар...

И он шел по пляжу с Дэвидом, оба босые, и он не хотел смотреть на

Дэвида в его жутком могильном костюме, поэтому он смотрел на море, и на

чаек, и на пятна нефти на воде, блестевшие под лучами солнца.

- Они просто ждут, - сказал Дэвид, - они могут ждать сколько угодно,

пока мы не свалимся, понимаешь» Поэтому мы и не можем их победить. Можно

выиграть несколько поединков, как ты в Милберне, но поверь мне - теперь они

не оставят тебя в покое. И правильно сделают. Это не так уж плохо.

- Нет, - прошептал Дон.

И увидел на берегу, за ужасной головой Дэвида, коттедж, где они с

Альмой жили когда-то, тысячу лет назад.

- Так было и со мной. Я хотел все тут перевернуть. Но эти старые лисы -

Сирс и Рики - знали столько всяких трюков, что в два счета затянули меня за

поле. И тогда я решил, что смогу одолеть их только одним способом.

- Сирс и Рики»

- Конечно. Готорн, Джеймс и Вандерли. Разве не так»

- Так и было, - сказал Дон, глядя на багровое солнце.

- Да. И тебе лучше сделать то же, Дон. Видишь ли, они ведь живут вечно

и видят нас насквозь, и когда ты думаешь, что прижал их, они выскальзывают и

оказываются совсем в другом месте - совсем как те старые судейские крючки. Я

сделал это, и теперь все это мое, - Дэвид обвел широким жестом дом, океан,

солнце.

- И мое, - рядом шла Альма в белом платье. - Как сказал тот музыкант,

это сложное дело.

Пятна нефти под ногами потемнели, радужные блики стали завиваться

вокруг его щиколоток.

- Что тебе нужно, малыш, - сказал доктор Заячья лапка, - так это выход.

У тебя гудит голова и крутит живот, и ты устал, как негр на плантации. Тебе

нужно отыскать дверь.

- Дверь, - повторил Дон и тут же увидел перед собой высокую деревянную

дверь, стоящую прямо на песке. На ней белело бумажное объявление, и он

прочитал:

Мотель "Вид на залив".

1. Администрация просит гостей выезжать днем или оплачивать следующую

ночь.

2. Мы уважаем вашу собственность - пожалуйста, уважайте нашу.

3. Запрещается готовить в комнатах.

4. Администрация желает вам хорошего отдыха и счастливого пути.

- Видишь»

- сказал Дэвид. - Счастливого пути. Сделай то, что желает

администрация. Открой дверь.

Дон открыл дверь и шагнул за порог, на горячий асфальт автостоянки.

Перед ним стояла Анджи, держащая открытой дверцу машины.

Старик в очках с золотой оправой, похожий на Адольфа Эйхмана,

равнодушно посмотрел ему вслед.

Дон сел в машину.

- Теперь поехали, - доктор Заячья лапка тяжело опустился на сиденье

рядом с ним. - Ты теперь всегда найдешь эту дверь, так ведь» Ты теперь с

нами.

Дон вырулил со стоянки.

- Куда теперь»

- Куда, малыш» - негр усмехнулся. - По нашему пути. Это все, что у тебя

осталось. Можем поехать куда-нибудь в деревню. Видишь»

Конечно, он видел: глядя на дорогу, ведущую от Панама-Сити, он видел

широкое поле, поросшее травой, и ветряную мельницу, медленно вращающую

крыльями на легком ветерке.

- Нет, - прошептал он. - Не надо.

- Езжай, сынок. Просто езжай.

Дон глотнул воздуха. Он знал, что смертельно устал, что обязательно

уснет за рулем.

- фу, парень, от тебя несет, как от козла. Не мешало бы тебе помыться.

Как только голос музыканта замолк, о ветровое стекло ударили струи

дождя. Дон включил дворники и увидел, что дождь стеной льет с внезапно

потемневшего неба.

Он закричал и, не соображая уже, что делает, нажал на газ.

Автомобиль рванулся вперед и вылетел с дороги на открытый пляж.

Его голова стукнулась о руль, и он лишь с трудом сообразил, что машина,

застревая в песке, продолжает ехать по направлению к морю.

На краю дороги стояла Альма Моубли в белом платье, протягивая к нему

руки, словно хотела его удержать.

- Чертов болван! - закричал доктор Заячья лапка, хватая его эа плечо.

Дон почувствовал боль под рубашкой, сунул туда руку и вытянул нож. Он

прокричал что-то нечленораздельное и ударил ножом туда, где сидел музыкант.

- Чертов.., болван, - прохрипел доктор, хватая Дона за руки. Но он не

отталкивал лезвие, а наоборот, направлял его к себе в сердце.

За окном появилось лицо Альмы, кричащее, искаженное, как у ведьмы.

Голова Дона уткнулась в шею доктора Заячья лапка, кровь заливала его.

Машина уже не ехала, а летела над песком, подхваченная ветром,

отшвырнувшим Дона к дверце, - смертельным ветром Ночного сторожа, швырнувшим

машину прямо в залив.

Машина погрузилась в воду, и тело музыканта съежилось и усохло, как

когда-то тело Анны Мостин. Он почувствовал тепло и увидел, что дождь

моментально прекратился и на небе появилось жаркое солнце Флориды. Вода

пробивалась под дверцу и ее брызги сливались с предсмертным танцем доктора

Заячья лапка.

Его окружили тысячи вопящих голосов.

- Ну ублюдок, - прошептал он, выжидая превращения.

Зеленый свет залил внутренности машины. "Болван", - прошипел в

последний раз голос ниоткуда, и машина затряслась, разбрасывая блики света,

словно она была призмой, отражающей солнечные лучи.

Дон уловил, как шипение перешло в сердитое жужжание и быстро схватил

ладонями самое плотное световое пятно. Тело внутри было таким маленьким, что

сперва он решил, что потерял его. Потом то, что было у него в руках, ужалило

его.

ПУСТИ МЕНЯ!

Оно ужалило снова. Ему показалось, что рука раздулась, как футбольный

мяч. Он сложил ладони вместе и стал сдавливать то, что было внутри.

ВЫПУСТИ МЕНЯ!

Он продолжал давить, несмотря на укусы, пока крик у него в голове не

превратился в пронзительный визг.

Плача - частью от боли, частью от дикого ощущения триумфа, от которого

ему казалось, что он сияет, как солнце, источая свет из каждой поры, - он

потянулся правой рукой к ножу на сиденье. Потом он распахнул дверцу прямо в

залив.

Голос в его мозгу превратился в рев. Оса - или что это было» - еще

дважды ужалила его в руку.

Он, плача, вылез из машины и по пояс погрузился в воду.

"Пора посмотреть, что будет, если застрелить рысь".

Он увидел у берега глядящих на него людей. Толстяк в форме сторожа

бежал к берегу.

"Пора посмотреть, что будет. Пора посмотреть".

Он правой рукой махнул сторожу, чтобы тот уходил, а левую опустил в

воду. Пускай оса охладится.

Сторож увидел нож в его руке и потянулся рукой к кобуре.

- С вами все в порядке» - крикнул он.

- Убирайся!

- Слушай, парень...

ВЫПУСТИ МЕНЯ!

Сторож опустил руку и попятился: удивление на его лице смешивалось с

тревогой.

- Я сделаю это, - сказал Дон, выбираясь на песок, и стал на колени. -

Пора застрелить рысь.

Он поднял нож над распухшей левой рукой и чуть раздвинул пальцы. Когда

часть бешено извивающегося насекомого показалась наружу, он вонзил в него

нож.

НЕТ!

ТЫ НЕ СМЕЕШЬ!

Он отбросил отрезанную часть осы на песок, потом разрезал пополам

оставшееся.

НЕТ! НЕТ!

НЕТ! НЕТ!..

- Эй, мистер... - сторож уже топал к нему. - Вы себе всю руку порезали.

- И правда, - сказал Дон и бросил нож туда же, где валялись куски осы.

Голос в его голове стих, рассыпавшись вдребезги. Краснолицый сторож взглянул

на осу и наступил на нее, вдавив в песок.

- Оса, - сообщил он. - Должно быть, укусила вас» А как это случилось»

Неужели вас сдул этот ветер» Я такого никогда не видел.., да...

Дон обмотал раненую руку рубашкой и опять опустил ее в воду, чтобы

унять боль.

- Вы что, хотели отомстить этой твари»

- Я.., да. Я это сделал, - Дон улыбнулся, глядя в непонимающие глаза

сторожа.

- И правильно, - они оба глядели на торчащие из песка неподвижные ножки

осы. - Больше не оживет.

- Не похоже, - Дон придавил песок ботинком, окончательно хороня то, что

там было.

- Прибой ее унесет, - сказал сторож и пошел к набережной, где

столпились любопытные. - Вам не нужна помощь» Можно подогнать грузовик и

вытащить вашу машину.

- Может быть. Спасибо.

- Вы куда-то спешите»

- Нет, уже нет, - сказал Дон, уже зная, что он теперь сделает. - Просто

в Сан-Франциско есть женщина, с которой мне надо встретиться.

Они пошли к набережной. Дон оглянулся, но не увидел ничего, кроме

песка. Не увидел даже места, где похоронил ее.

- Прибой утащит эту сволочь на самую Кубу. Не волнуйтесь, приятель. На

корм рыбам.

Дон закинул нож за пояс и вдруг испытал прилив любви ко всему живому,

ко всему, что рождается и умирает, и живет свой краткий век под солнцем, как

эти вот люди. Он знал, что это всего-навсего приток адреналина, но все равно

ощущал это могучее, почти мистическое чувство. Дорогой Сирс. Дорогой Льюис.

Дорогой Дэвид. Дорогой Джон, с которым он так и не познакомился. Дорогие

Рики и Стелла, и дорогой Питер. Дорогие мои братья и сестры по человечеству.

- Для парня, чья машина пошла на дно, вы выглядите чертовски

счастливым, - заметил сторож.

- Да, - сказал Дон. - Это так. Только не спрашивайте, почему.

Peter Straub Ghost Story (1979)

202

Peter Straub Ghost Story