Глава 21

Через три недели, когда Рики наконец выписали из больницы, снегопад

прекратился, и Милберн начал понемногу возвращаться к жизни. Магазины

заполнились покупателями; в одном из них Рода Флэглер подошла к Битси

Андервуд, покраснев, как ребенок, и принялась извиняться. "Ах, эти жуткие

дни, - вздохнула Битси. - Я бы могла тебя убить, если бы ты первой ухватила

эту тыкву".

Открылись школы; бизнесмены и банкиры вернулись к работе, разбирая

бумажный хаос, накопившийся на их столах; на улицах снова появились

пешеходы. Анни и Энни, официантки Хэмфри, погоревали о Льюисе и вышли замуж

за тех, с кем они жили. Если у них родились мальчики, они наверняка назвали

их Льюисами.

Некоторые все же разорились - ведь налоги с вас берут даже когда ваш

бизнес похоронен под снегом. Леота Маллиген пыталась вести дело сама, но в

итоге продала кинотеатр и вышла замуж за брата Кларка, который был не таким

мечтателем, но зато любил ее кухню. Рики Готорн закрыл свою контору, но один

молодой юрист купил у него помещение и название, взял обратно Флоренс Куэст,

и контора Рики и Сирса превратилась в контору "Готорн-Джеймс-Уиттэкер".

"Жаль, что его фамилия не По", - сказал Рики, но Стелла не поняла этой

шутки.

Дон все это время ждал. С Рики и Стеллой они говорили о Европе, с

Питером - о Корнелле, о прочитанных книгах, об отце юноши, который понемногу

привыкал к жизни без Кристины. Пару раз Дон и Рики ходили на кладбище и

клали цветы на множество новых могил, появившихся там после похорон Джона

Джеффри. В одном ряду лежали Льюис, Сирс, Кларк Маллиген, Фредди Робинсон,

Харлан Баутц, Пенни Дрэгер, Джим Харди. Кристина Берне была похоронена в

другом месте, рядом с отцом. Семью Элмера Скэйлса похоронили на их участке,

купленном еще дедом Элмера, где их охранял каменный ангел.

- Рыси еще не видно, - сказал как-то Рики на обратном пути.

Но они знали, что это будет не рысь, и что она может появиться через

месяцы или даже годы.

Дон читал, смотрел телевизор, ходил в гости к Рики и Стелле, обнаружил,

что не может больше писать, и ждал, ждал.

Однажды он проснулся среди ночи и обнаружил, что плачет.

В середине марта почтовый грузовик доставил в город заказ из компании

кинопроката в Нью-Йорке. Это была копия "Китайской жемчужины".

Дон наладил дядин проектор, включил его и увидел, что руки его так

дрожат, что он не может зажечь сигарету.

Он боялся, что у Евы Галли в ее единственном фильме будет лицо Анны

Моубли.

Он прослушал запись: фильм был включен в серию "Классика немого экрана"

и сопровождался комментарием.

- Одной из величайших звезд немого кино был Ричард Бартелмесс, - сказал

скучный голос комментатора, и на экране появился герой, идущий по улицам

Сингапура. Его окружали голливудские японцы, одетые по-малайски и призванные

изображать китайцев. Комментатор тем временем описал карьеру Бартелмесса и

кратко изложил сюжет фильма - похищенная жемчужина, завещание, таинственное

убийство. Бартелмесс приехал в Сингапур, чтобы разыскать подлинного убийцу и

защитить своего друга от ложного обвинения.

Дон выключил звук и стал смотреть; он боялся, что Еву Галли могли

вырезать. На экране появился бар с проститутками; Ева Галли могла играть

любую из них. Качество пленки оставляло желать лучшего, и он думал, что

вообще не узнает ее.

Но тут он похолодел. Из двери бара появилась невысокая большеглазая

девушка, спокойно смотрящая в камеру. Он поспешно включил звук.

- Самая роковая женщина Сингапура.

Посмотрим, одолеет ли она нашего героя» - она подошла к Бартелмессу и

потрепала его по щеке. Потом уселась к нему на колени, но Бартелмесс скинул

ее на пол. - Нет, он ей не по зубам!

Дон остановил фильм и прокрутил его назад до появления Евы Галли.

Она вовсе не была красавицей и совсем не походила на Альму Моубли. Он

заметил, что ей нравилось играть, нравилось привлекать к себе внимание. Она

играла хорошо - ее красивое спокойное лицо могло изобразить тысячу

характеров. Но она сделала ошибку, представ перед камерой, - бесстрастный

стеклянный взгляд обнажил то, что не было заметно людям с их пристрастностью

к красоте - ее пустоту, ее бесчеловечность. Дон подумал, что теперь

распознает ее в любом обличье, мужском или женском. Ей не удастся укрыться в

мире людей.