Видеть и показывать

Что ставит нас перед Пятым Нелегким Выбором:

Можно или показывать или видеть, но делать и то и другое невоз­можно.

Это два взаимоисключающих действия. Видение связано с мишенью, «показывание» — со мной, любимым. «Показывание» КАЖЕТСЯ свя­занным с мишенью. Когда артист показывает, он только притворяется «открытым», так как «показывание» связано с попыткой контролиро­вать восприятие тебя мишенью. Я могу или видеть мишени, или кон­тролировать, как мишени видят меня. Или-или, но не то и другое сразу.

Если Ира попытается показать нам определенную сторону Джульетты, она может с таким же успехом написать сочинение на тему «Мой образ».

Ире нужно пройти сквозь чувства Джульетты, ей нужно видеть, ося­зать, слышать, обонять и ощущать на вкус переменчивую вселенную, в которой обитает Джульетта. Ира должна оставить надежды переро­диться в Джульетту и вместо этого заняться более реальным делом — начать движение через пространство, которое видит Джульетта.

образ не существует

На деле артисту в зажиме лучше представить, что нет никакого обра­за. Концепция «образа», подразумевающая, что нечто может быть од­новременно статичным и живым, не очень-то нам помогает. Любое описание человеческого существа - это только часть правды. Набор противоречий более полезен. Слово «образ» звучит слишком непре­клонно и стабильно.

Живое нельзя охарактеризовать словами - бабочка, пришпиленная иголкой к столу, летать не может.

Вместо того, чтобы замыкаться в статике образа, полезнее мыслить с точки зрения «идентичности».

идентичность и тщеславие

Один из самых ошибочных легких путей, которые мы выбираем в жизни, заключается в следующем — вместо того, чтобы обсуждать людей с точки зрения того, что они ДЕЛАЮТ (это доступно наше­му восприятию), мы предпочитаем обсуждать их с точки зрения то­го, чем они ЯВЛЯЮТСЯ (а это, в принципе, СОВЕРШЕННО недо­ступно нашему восприятию). Мы не способны узнать, контролиро­вать или сдержать суть предмета, но мы тем не менее можем наблю­дать за его действиями или попытками действовать. Чем глубже фи­зик анализирует материю, тем чаще он описывает не столько то, что частица из себя ПРЕДСТАВЛЯЕТ, сколько то, как она себя ВЕДЕТ.

Если вы спрашиваете ребенка «Кто у нас хорошая маленькая девоч­ка?», дитя, как правило, изрекает «Я!» или, крайне редко, «Не я...»

11о вам не внушить ребенку, что он может быть «хорошим», не под­разумевая при этом возможности быть вместо этого или также «плохим». Даже если мы не произносим слово «плохой» вслух, обу­чая ребенка концепции «быть хорошим», мы одновременно посвя­щаем его в концепцию «быть плохим».

К счастью или к несчастью, мы учим ребенка воспринимать мир с точки зрения наших параметров, которые всегда дуалистичны. И ребенок вырастает с осознанием, что можно быть «хорошим» или «плохим», «хорошеньким» или «простоватым», «смышленым» или «глупым».

Нам не удастся передать ребенку только ту половину, которая нам нравится. Можно попытаться применить цензуру, но только на по­верхности. Те половинки, которые нам не нравятся, уйдут в глуби­ну ребенка и притаятся там отдельными файлами. Возможно, вре­менами они будут прорезаться в кошмарах.

Так же как страх обманом расщепляет «здесь и сейчас» на «про­шлое» и «будущее», так же мы с невероятной легкостью бросаемся прилагательными, характеризуя друг друга. Проблема в том, что нельзя создать будущее, не создавая прошлое, и наоборот.

То же самое происходит, когда мы «навешиваем ярлыки» на самих себя. В принципе, невозможно однозначно охарактеризовать себя или другого человека, не подразумевая при этом возможность нали- чая у предмета прямо противоположного качества.

Когда маленькая девочка растет с мыслью, что она «хорошая», «хоро­шенькая» и «смышленая», все, казалось бы, прекрасно, но в ее подсо­знании укореняется равное по силе но совершенно противополож- ное по содержание скрытое убеждение, что она может вместо этого или вместе с этим быть «плохой», «простоватой» и «глупой».

Как видите, я предлагаю новые подробности нашей карты. Я могу быть далек от истины, но это облегчит нам путь от «а» до «b».

Эти прилагательные («хороший», «хорошенький», «смышленый») я называю «тщеславиями». «Тщеславие» — это нечто, вроде бы сущест­вующее «единично», но на самом деле всегда сопровождаемое собст­венной равновеликой полной противоположностью.

Давайте разъясним слово «сопровождаемое» в предыдущем предло­жении. Описание, данное с целью единственно описания, всегда тще­славно по своей сути, потому что мы не способны ничего точно опре­делить. И это не тот случий, когда верно прямо противоположное. Было бы ошибочно предположить, что когда вы говорите, что люби­те кого-то, на самом деле вы этого кого-то ненавидите. В таком случае вы меняете одну «единицу» на другую, противоположную, «единицу», приставляя к ней знак «минус». Это такое же тщеславие. Все «едини­цы» стараются запутать нас, останавливая неопределенное течение жизни и превращая его в однозначную наподвижность.

Под «сопровождением» я имею в виду следующее: невозможно на­звать человека уродливым, не создавая вероятности, что он также мо­жет быть красивым. То есть, что он мог бы быть красивым, может стать красивым, может казаться красивым кому-то другому, что он «должен был» быть красивым, что совсем не страшно, если он не очень красив. Просто «уродливость» не существует без присутствия «красоты», может быть, незаметного, но присутствия.

Не пытаюсь ли я сказать, что человека невозможно описать в принци­пе? Именно так. Мы не способны никого правдиво охарактеризовать, так как мы никогда НЕ ЗНАЕМ точно. Но даже с частичными и с со­знательно неадекватными описаниями следует быть крайне осторож­ным. Как только мы определяем кого-то как хама, мы знаем, что где- то внутри он трус, хотя эта трусость может быть искусно скрыта от его собственных глаз, как и от глаз окружающих.

Существует старая и невероятно полезная театральная аксиома, что играть надо не образ, играть надо ситуацию.

Гак что если вы играете хама, вы не можете сыграть хама, вы можете сыграть только ситуацию, в которой он оказался. Сыграть скрытую половину его идентичности — что в чем-то он трус — тоже не удастся. Гак как же артисту передать суть персонажа? В ответ могу только ска­зать, что нам не дано «передать» ничью «суть».