11 Поэтому любой вопрос, заданный самому себе и предполагающий • единичный» ответ, парализует артиста.

Пам нужны вопросы, ответы на которые предполагают движение. движение между полосами

Вопрос «Ктоя?» бесполезен, потому что он подразумевает статичный ответ. Так что же нам поможет? «Кем бы я хотел быть?» Так уже гораз­до лучше, ибо этот вопрос подразумевает подвижный ответ, особенно если задать его в отрицательной форме «Кем я боюсь оказаться?»

Образ должен находиться в движении, ибо движение это жизнь. Од­нако любое самое завалящее движение нам не подойдет. Движение должно быть конкретным. Движение возникает благодаря крайнос­тям, как электричество между положительным и отрицательным по­люсами. Это серия путешествий в разных направлениях, а не опреде­ленная точка в пространстве.

Джульетта может начать с простых и относительно не противоречи­вых утверждений: «Я хотела бы стать женой Ромео, я боюсь, что я стану женой Париса». Затем, может быть: «Я хотела бы быть любимой Ромео, но я боюсь, что я стану любовницей, брошенной Ромео». Затем, возможно: «Я хо­тела бы быть спутницей Ромео, но я боюсь, что стану его жертвой». Это мыс­ли на тему будущего. А вот на тему прошлого: «Я хотела бы быть любящего дочерью своих родителей, но боюсь, что я «трудная» дочь своих родителей».

Даже «единицы» пригодятся, если мы расщепим их и таким образом создадим два полюса, необходимые для движения. Может быть, я хо­тела бы быть четырнадцатилетней девочкой, но я боюсь, что я как-то странно старше.

перерождение

Главное, что следует помнить в связи с образом, элементарно просто: актрисе НЕ УДАСТСЯ переродиться в Джульетту. Это менее очевид­но, чем кажется на первый взгляд. Иногда артист зажимается оттого, что ему не удается достигнуть некого преображения, некой высвобож­дающей перемены состояния. Но стремление к перерождению по су­ти своей тшеславно, как и любой перфекционизм. Единственное со­стояние, которого может достигнуть человеческое существо, это смерть. Жизнь связана с направлением и движением.

Состояние

Ире не удастся переродиться в Джульетту. Ей не удастся достичь «со­стояния» Джульетты, некоего плато ее образа. И актриса только за­жмется, наказывая себя за то, что ей не удалось переродиться в Джу­льетту. При попытке перерождения Ира, в конце концов, начнет про­сто «показывать» Джульетту.

Мы не можем менять свое состояние усилием воли. Концентрируясь на том, чтобы поменять состояния, мы, в конце концов, начинаем по­казывать. Перемена достигается только посредством видения. С по­мощью изменения направления. Человеческое существо может изме­нить себя, только показывая что-то, отличное от его истинной нату­ры. Когда мы пытаемся БЫТЬ, мы неизменно начинаем всего лишь ПОКАЗЫВАТЬ.

Все, что может делать Ира — это делать то, что делает Джульетта. Актрисе не удастся делать то, что делает Джульетта, пока она не увидит то, что видит Джульетта. И путешествие Иры в глубь обра­за Джульетты — это, на самом деле, путешествие через Джульетту с целью увидеть, каковы ставки для Джульетты в том, что Джуль­етта видит.

Все это звучит довольно сложно, но обычно артисты действуют именно так.

Наблюдая за хорошей актерской игрой, мы часто не отдаем себе отчета в том, что именно происходит с нами. Нам кажется, что ес­ли артист играет хорошо, мы отождествляем себя с его персона­жем. Нет. Мы отождествляем себя с играемой ситуацией.

Если сцена захватывает нас, мы так же «чувствуем себя» хищным Анджело, как и жертвенной Изабеллой. На самом же деле, мы та­инственным образом оказываемся втянутыми в постоянное и волнующее движение между двумя этими персонажами. Мы сле­дим за развитием ситуации их глазами. Мы не можем просто при­нять решение, что мы будем испытывать чувства только одного из двух героев. Каким-то образом мы чувствуем то, что пережи­вают они оба. Мы можем только сознательно закрыть глаза на то, что мы испытываем чувства обоих персонажей.

Ибо артист заставляет нас увидеть то, что видит он. Мы смотрим сквозь призму игры актера на мир, который видит он сам. Мы видим конкретные мишени, которые видит он, и конкретные ставки, на ко­торых распят и растянут его персонаж. Одна лишь техническая вир­туозность артиста - в противоположность хорошей игре - заставляет наши видения замкнуться на самом артисте.

У истинно великих исполнителей есть прозрачность, мы видим мир сквозь их глаза, а не просто восхищаемся страстно произнесенными тирадами.